Стология
"Русская жизнь, или всеведение"
Книга 30.
"Длинноногая
Ольга"
В двадцать лет Ольга Крюкова стала прима-балериной
Театра советского балета. Однако её блистательная карьера почти на два года
была прервана случайной травмой во время спектакля, на котором присутствовал
генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев. О, как Ольга ненавидела те
представления, когда в правительственной ложе появлялись руководители
государства. В такой день дирекция театра строго предупреждала: "Сегодня –
максимальная подтянутость. Только не вздумайте упасть!" Но все происходило
наоборот: у многих исполнителей просто подкашивались ноги, а кое-кто неудачно
приземлялся, вплоть до травмы.
В эйфории успеха Ольга
Крюкова, ощущая поддержку зала и впитывая в себя энергию сопереживания свыше
тысячи зрителей, взлетела в грациозном прыжке настолько высоко, что знатокам
стало за неё страшно. На пике полета в страну творческого счастья Ольга вдруг
вспомнила себя в возрасте полутора лет. Слегка пьяный отец нес её уже спящую из
гостей на руках, и с ноги незаметно свалился валеночек. Она проснулась тогда
оттого, что стопа стала ужасно холодной. Недоумевая, Ольга показала отцу на
свой белый шерстяной носок, контрастно смотревшийся рядом с черным валенком на
соседней конечности. Отец выругался, сразу захотел вернуться назад и поискать
пропажу, но потом понял, что дочь может окончательно отморозить ногу. Переложив
Ольгу у груди так, чтобы её ножка оказалась закрытой у него под пальто, мужчина
побежал к дому. Мать устроила скандал:
- Говорила тебе, не бери её
с собой в свою мужскую компанию! Все хвастаешь ею! И ногу нахолодил ребёнку, и
валенок потерял!
Ольга еще висела в воздухе,
а в голове продолжали звучать те давние слова матери: "И ногу нахолодил
ребёнку!" Из глаз сами собой брызнули слезы. Затем она приземлилась на
свою с детства несчастную правую ногу, и тело взорвалось такой адской болью,
что молодая женщина уже не думала о том, что странно и даже смешно лежит
распластанной на жестком полу, ей пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы
не разрыдаться и не начать исходить криком.
Партнер Крюковой наклонился,
элегантно поднял её на вытянутых руках
и, как бы продолжая танцевать, унес со сцены. При такой травме ведущей балерины
во время обычного спектакля просто бы опустили занавес, но сейчас все взгляды
обратились к Брежневу. Генсек совершенно отстранено смотрел на сцену, никак не
реагируя на произошедшее. И тогда балет как бы сам собой продолжился: вместо
Ольги стала танцевать одна из занятых в представлении балерин, даже не
переодеваясь. Просто осветитель начал выделять её отличным от других цветом.
За сценой Ольге сделали
обезболивающий укол в стопу, опухлость
которой казалась не реальной. Из разговора фельдшера и врача "Скорой
помощи" Ольга поняла, что в силу позднего часа её везут в обычную дежурную
больницу. Ей стало нехорошо. Было понятно, что тяжелая травма и так надолго
отстранит от любимой работы, но если она сейчас попадет в руки плохого медика,
то совсем распрощается с балетом. Крюкова не выдержала горьких мыслей и
заплакала.
Сидевший около Брежнева
председатель одной из зарубежных компартий, чтобы угодить русскому генсеку,
заявил:
- Я, конечно, знал, что
советский балет лучший в мире, но сейчас получил полное подтверждение этому: с
ходу заменить травмированную ведущую балерину на другую, не прекращая
спектакля, стоит очень многого.
Брежнев оживился и повернул
царственный лик к двери ложи, чтобы к нему подошел помощник.
- Узнайте, как чувствует
себя балерина, и сообщите ей, что завтра приеду в больницу, навестить её!
Помощник склонил голову в
лицемерном согласии, понимая, что к завтрашнему дню генсек обо всем забудет.
Однако в дело вмешался председатель зарубежной компартии. Он хотел получить от
русских пять миллионов долларов на борьбу с империализмом путем улучшения
собственного благосостояния и ближайших друзей, но отдел ЦК, курировавший иностранные
компартии и прекрасно знавший, куда пойдут деньги, соглашался выделить лишь
полмиллиона.
- А можно, товарищ Брежнев,
завтра с вами вместе навещу несчастную девушку?! Ведь она так темпераментно и
рискованно танцевала ради нас.
Брежнев снова оживился и согласился. Помощник генсека незаметно вздохнул и побежал выполнять указание, ведь теперь уже точно Брежнев навестит балерину. Следовало срочно перевести её в больницу ЦК. Этого требовали условия безопасности генсека.
Ольгу Крюкову уже начали
осматривать, когда поступил категорический приказ о перебазировании. Уже в
другой машине "Скорой помощи" и под вой сирены её доставили в вершину
советского здравоохранения. Поднятый с постели главный травматолог СССР
Рубежанский удалил из одноместной палаты весь медицинский персонал, активно
хлопотавший вокруг Крюковой, и сказал:
- Ольга Сергеевна, я
поклонник вашего таланта и очень хочу, чтобы вы и дальше могли прекрасно танцевать.
Если сейчас наложить гипс, то вы уже никогда не выйдете на сцену: обширное
кровоизлияние будет долго рассасываться и не даст нормально срастись перелому.
Нужен другой метод – нетрадиционный. Есть одна знахарка, которая, если подержит
руки на вашей стопе, снимет опухоль. Я могу привезти её на своей машине прямо
сейчас. Но это будет нашим секретом. Вы согласны?
- Да! – выдохнула несчастная
Ольга. – Но верю не знахарке, а вам.
2.
Член Политбюро и
председатель КГБ Юрий Андропов узнал о том, что Брежнев посетит получившую
травму балерину, примерно спустя час после такого решения. Нужно было исключить
всякую возможность возникновения привязчивости генсека к своей новой знакомой.
Для этого было бы неплохо, если бы при встрече присутствовал очень близкий человек
Крюковой. Анекдотичность ситуации состояла в том, что таким человеком был её
муж Евгений Золотилин – майор внешней разведывательной службы КГБ. Правда, в
этот день он находился не в Москве, а Вене, доставив туда особый груз под видом
дальнобойщика – водителя большегрузного автомобиля. Тут же была дана команда,
чтобы майор к десяти часам утра был уже на Лубянке.
Знахарка оказалась не
старухой, как думалось Ольге, а очень симпатичной женщиной лет тридцати пяти.
Она нежно коснулась ноги Ольги и начала
работать с больной конечностью, поглаживая её и что-то шепча. К радости
балерины, не только боль стала пропадать, но и опухоль сходила на нет на
глазах.
- Вы волшебница! – сказала,
радуясь, Ольга.
- Наверное, - согласилась
знахарка, - такие уж у меня руки.
Под утро Рубежанский еще раз
внимательно изучил рентгеновские снимки Ольгиной стопы в разных ракурсах и
принял решение загипсовать ногу.
- Теперь все будет хорошо! –
успокоил он Крюкову.
Хотя Ольга крепко спала,
утомившись за бессонную ночь, предшествующую необъятную боль и переживания, она
интуитивно почувствовала присутствие мужа. Открыв глаза и улыбнувшись, она ласково
сказала:
- Как замечательно, что ты
со мной! Тебе сообщили и дали возможность вернуться?!
- Да.
- Какой хороший у тебя
начальник!
- Да, отличный.
- А сейчас скажи мне, Женя,
то, что я хочу всегда от тебя слышать.
- Я люблю тебя, Ольга!
- И я очень люблю тебя,
Женя! Не расстраивайся, все пройдет, и я снова начну танцевать.
- Конечно, все пройдет. Но
давай воспользуемся случаем, и родим ребенка. Ведь эта травма на него не
повлияет, зато год для тебя не будет потерян.
- О, как я люблю тебя, Женя!
Ты самый умный. Конечно, мы так и поступим.
- Это Юрий Владимирович
Андропов придумал! Это он меня вызвал! - похвастал Золотилин.
- Но почему?! – очень
удивилась и даже насторожилась Ольга. – Какое ему дело до нас?!
- Вот такой он замечательный
человек!
Ольга хотела сказать, что не
верит таким замечательным людям, но промолчала и повернула голову к окну. За
окном резвилась февральская метель 1981 года. Наблюдая снежные завихрения, она
почему-то вспомнила, как попала в хореографическое училище при Театре советского
балета.
В первом классе Крюкова
занималась спортивными прыжками в воду, даже не умея еще плавать. После прыжка
её вылавливали сеткой с большой ручкой, словно карпа, и направляли к лестнице.
У Ольги получались очень красивые прыжки, и тренер отчетливо понимал, что
растит будущую олимпийскую чемпионку.
Ночью во сне Ольга увидела
распятого на кресте красивого мужчину с очень добрыми глазами, который ей
посоветовал:
- Ты, Оля, должна перестать
прыгать с вышки!
- Но почему?! Мне ведь так
нравится прыгать в воду.
- Потому что вскоре ты
будешь прыгать в воздухе.
- Прыгать в воздухе?! Что
это означает?
Но добрый человек, из рук и
ног которого струилась кровь, исчез. Ольге даже не пришло в голову с кем-либо
поделиться своим сном. Она от раздумий и переживаний заболела, а когда тренер
пришел к ней домой, заявила, что больше не будет прыгать с вышки. У нее были
такие жесткие, твердые глаза, что мужчина не стал спорить, а лишь заметил:
- Очень жаль! У тебя еще
есть впереди три – пять лет на раздумье. Если придешь, догонишь всех. Я буду с
тобой заниматься индивидуально.
Ольга поступила в
музыкальное училище, а через два года новая преподавательница, которая одновременно
работала и в хореографическом училище, отвела её туда за руку. В московское
хореографическое училище при Театре советского балета (ТСБ) набирали только детей
высокопоставленных советских чиновников. Такие, как Ольга, были необходимым
вынужденным исключением: ведь нужно же было какой-то из будущих солисток иметь
все же талант, чтобы поддерживать высокий уровень советского балетного искусства.
- Ты о чем сейчас думаешь? –
спросил Ольгу муж.
- Сама не знаю. Какие-то
странные мысли приходят в голову. Вот вспомнила, как стала ученицей балетного
училища.
- А как мы познакомились, не
забыла? – шутливо спросил Золотилин жену.
- Как я могу забыть?! Ты был
таким деликатным и в то же время страстным. Когда я выступила в вашем клубе
КГБ, только твой букет роз был с запиской в стихах. Ты поэтичная натура, мой
дорогой. За это я тебя и люблю.
- А кто говорил, что
советские балерины по долгу службы обязаны выходить замуж только за сынов
членов ЦК КПСС и старших офицеров КГБ? – продолжил легонько подзуживать жену
Евгений.
- А разве это не так? Только
вы обеспечиваете нам защиту и материально, и физически, - решилась продолжить
игру Ольга. – А те балерины, которые вам отказывали, сразу становились
невыездными.
- Да, ладно, - решил закрыть
тему Золотилин, - главное, что мы создали семью по любви.
- И по большой любви! –
уточнила Ольга.
- Вот еще что, - начал
говорить Евгений, словно вспоминая. – Юрий Владимирович еще сказал, что,
возможно, тебя навестит Леонид Ильич Брежнев. Генсек переживает из-за твоей
травмы, случившейся на его глазах. Но ты постарайся ему не понравиться, чтобы
не вышло чего-нибудь!
- Постараться не
понравиться?! – изумилась Ольга. – С каких пор балерина должна не нравиться?!
Суть моей профессии как раз состоит в том, чтобы именно нравилась людям!
- На сцене, а не приватно.
Вдруг острый ум Крюковой
связал в единое целое все недомолвки мужа, и стала ясна искусственность и
заданность его фраз во всей их произнесенной совокупности. Получалось, что
Андропов руководил устами её супруга.
- А я все поняла, дорогой.
Но сообразил ли ты, что Андропов всего лишь боится, как бы я не стала пассией
Брежнева и не начала вмешиваться в политику?
От удивления у Золотилина
брови полезли вверх, но он тут же внутренне признал правоту жены. Поэтому молча постучал ладонью по губам и показал на
стены, дескать, все прослушивается.
- Привези мне мою одежду! –
потребовала Ольга от мужа. – Прямо сейчас. И я поеду домой. Мне здесь делать нечего.
Хотя Золотилин был на пять
лет старше Ольги, в отдельные моменты он ощущал её не по годам огромную женскую
мудрость и тогда пасовал. Вот и сейчас он поднялся со стула, чмокнул Ольгу в
лоб и побежал вниз, чтобы, как можно быстрее, вернуться.
Крюкова закрыла глаза, и
вскоре её охватило забытье. Во сне она видела себя учащейся хореографического
училища, обучающейся различным балетным классическим па. У неё что-то не получалось, тогда
подходила подтянутая преподавательница и показывала, как нужно делать, при
этом, сознательно сильно касаясь тела подопечной пальцами со специально выполненными
очень острыми ногтями, - на коже сразу вспыхивали полоски и капли крови.
Два-три таких показа, и ученица, как правило, переставала ошибаться.
Евгений привез то, что
заказала Ольга. Она натянула на ноги французские колготки, привезенные ею из
парижских гастролей. Гипс под нежной тканью потерял свой больничный нерадостный
вид. Потом она надела длинное обтягивающее платье василькового цвета, которое
очень шло к её васильковым же глазам.
- Ты сегодня, право,
удивительно хороша! – сказал муж. – Ну что ж, можем уже идти.
- Нет! – заявила Ольга. – Мы
остаемся. Хочу посмотреть в глаза старому ловеласу.
Евгений понял, что Ольга в
очередной раз обвела его вокруг пальца. То, что больная, травмированная жена
могла так вызывающе поступить, доказывая свою величайшую самобытность, привело
Евгения в восторг. Он начал безудержно хохотать. Заразившись весельем, начала
смеяться и Крюкова. В этот момент их и застал Брежнев.
- Правильно, молодые люди,
правильно: смех – лучшее лекарство. Значит, вам, Ольга, уже лучше?!
- А кто сказал, что мне было
плохо?! – разгорячилась Крюкова. – Разве я кому-нибудь жаловалась?!
Ангельский голос женщины
потряс генсека. Ему показалось, что мелодичный голос в силу своей особой
объемности и пронзительности шел даже не от женщины, а как бы рождался в нем
самом, в его мозге. Это было столь приятно, что почудился возврат молодости.
- Выйдите все! – потребовал
Брежнев. – Хочу поговорить с Олей наедине.
- Но я муж Оли, - обратил на
себя внимание Евгений.
- Им и останетесь! Или вы
думаете, что вашу Олю съем?!
Когда Крюкова и Брежнев
оказались одни, генсек участливо спросил:
- Как ваши ноги?
Разозленная Ольга, вошедшая
в раж, очень медленно, растягивая слова, сказала:
- Сей-час я вам по-ка-жу!
Она чрезвычайно элегантно
опустила кисти почти до пят и взяла
кончиками пальцев уголки платья. Потом стала поднимать руки вверх и свела их
над головой. Генсек увидел прекрасные длинные ноги, которые главный
балетмейстер Театра советского балета назвал
при приеме Крюковой на работу самыми сексуальными в Москве.
Брежнев, казалось, остался
совершенно невозмутимым, только заметил:
- Вы такая же озорница, как
моя дочь… Но у меня есть к вам предложение. Пока вы будете приходить в себя
после травмы, почему бы вам не стать на время моим секретарем. Мне нравится ваш
голос, который действует на меня умиротворяюще. Вы будете читать мне вслух
служебные бумаги, а по вечерам кое-какие книги. Не торопитесь отвечать.
Поймите, мне не так уж много осталось жить и хотелось бы последние дни провести
в приятной атмосфере.
- Думала, вы оскорбитесь на
мое хамство, а вы делаете такое предложение.
- А отчего я должен был оскорбиться?
Женских ножек повидал на своем веку много, а вы показали мне не самые плохие.
- Не самые плохие?! –
сделала вид, что обижается Крюкова. – Тогда не стану с вами работать.
- Ну, хорошо, хорошо! –
засмеялся генсек. – У вас, в самом деле, очень красивые ноги.
- То-то же! А сколько вы
будете мне платить?
- Как всем, штатное расписание
изменить нельзя, зато получите через год квартиру.
- А если через полгода?
- Хорошо, пусть будет через
полгода.
- А если в вашем же доме?
- Но зачем вам это?
- Сама не знаю.
- Даю вам два дня на
раздумье.
- А Женю вы повысите в
звании? – продолжала хорохориться Ольга.
Поняв игру женщины, Брежнев
шутливо насупился:
- Не только не повышу, но
даже понижу.
- А тогда я согласна! –
рассмеялась Ольга. – Если он меня спросит, отчего пошла к вам в секретари, то
скажу, что иначе его понизили бы до рядового. А как отнесется к моему
секретарству Юрий Владимирович Андропов?
- А при чем здесь Андропов?
– резко насторожился Брежнев. - Хотя понял: он инструктировал вашего мужа! Да?!
- Не хочу отвечать, потому
что сказала глупость.
- И не отвечайте. Я больной
человек и давно бы ушел со своего поста, но им всем выгодна такая ситуация:
каждый с ослаблением моей деятельности
приобретает усиление власти в своей вотчине... Но лучше поговорим о вас.
У вас такой гордый профиль и высокий чистый лоб. А как удивительно и прекрасно
трепещут ваши нервные ноздри. Линии ваших шеи и плеч невыразимо изящны.
Ольга была потрясена таким
комплиментом старого и больного генсека. Оказывается, он мог еще чувствовать.
- А ваш голос рождает во мне
радость и желание жить.
- Это потому, - заметила
Крюкова, - что, как говорят, в присутствии молодой девушки у пожилого мужчины
начинает играть кровь.
- Возможно, вы правы. А
сейчас с вами хочет еще поговорить наш зарубежный товарищ Хосе. Это именно он
обратил мое внимание на то, что произошло на сцене. Я, признаюсь, сразу-то
ничего не понял. Сидел и думал о своем. Я ведь пришел на балет, чтобы показать
людям, что еще жив.
Ольге так стало жаль
несчастного генсека, что она, не обращая внимания на неудобства своего перемещения
с загипсованной ногой, подошла к нему и поцеловала в щеку.
- Не расстраивайтесь, Леонид
Ильич, все будет хорошо. А я согласна работать у вас, пока не смогу снова выйти
на сцену. И квартира мне не нужна. Я пошутила.
- Спасибо, Оля. А ведь я
знал, что вы меня пожалеете. У вас очень добрые и лучистые глаза.
- Перестаньте говорить мне
такие комплименты! – шутливо потребовала
Ольга. – Иначе я в вас влюблюсь, и тогда вам станет не до государственных дел.
Продолжение следует
Вы
можете заказать печатную версию книги 30 «Длинноногая Ольга» и другие романы
стологии «Русская жизнь, или всеведение»