Потемкин В.Ф.

Стология «Русская жизнь, или всеведение»

Книга 13. «Николай и Гвендолин»

1.

24 апреля 1999 года в Москве на Котельнической набережной в два часа дня должно было состояться торжественное открытие гостиницы "Нью-Йорк". Построенный отель представлял собой стеклянный куб голубого цвета. Гостиница была возведена на деньги американского мультимиллионера Роберта Хэсли.

В США с помпой отмечалось пятидесятилетие военной организации НАТО. Из-за бомбёжек странами НАТО Югославии Россия отказалась участвовать в юбилее. Поскольку Хэсли владел полусотней отелей во всех столицах государств НАТО, то счёл для себя невозможным прибыть в Москву на открытие своего детища. Его появление в русской столице могло быть воспринято в Америке и Европе в качестве анти-патриотического акта, бесспорно приведшего бы к бойкотированию сети отелей Хэсли высокопоставленными постояльцами.

С другой стороны, непоявление Хэсли в Москве вызвало бы негативное отношение мэра города к американской гостинице, в результате чего администрации отеля пришлось бы долго отбиваться от наскоков различных чиновников с потерей не только времени, но и прибыли.

Умный Роберт нашёл выход, который устроил все стороны. Он "заболел" радикулитом, а вместо него в Москву вылетела тридцати двухлетняя Гвендолин Хэсли, единственный ребёнок и наследница состояния гостиничного магната. Приличия были соблюдены.

Когда Гвендолин узнала, что должна появиться в Москве вместо отца, её возмущению не было предела.

- Я не поеду к этим русским! - запротестовала она, дерзко глядя в невозмутимые глаза отца. - Русские - это животные, с которыми нельзя иметь дело. За десять лет реформ они ушли далеко назад. У них нет будущего. Скоро Россия превратится в сплошную тундру.

- Все мы животные, - миролюбиво заметил Роберт, - особенно, когда кричим и не властвуем над своими словами и поступками. Ты летишь в Москву всего на несколько часов. Московский мэр поцелует твою руку, и на этом всё завершится… Зато получишь неделю отпуска и проведёшь его, где захочешь.

Гвендолин сразу успокоилась и поцеловала отца в щёку. Она была под стать своему родителю: такая же высокая и крепкая.

Роберт нежно обнял дочь, но лицо его за её спиной исказилось гримасой боли. Гвендолин была лесбиянкой. Хэсли старший мучительно переживал такое её перерождение, произошедшее в женском закрытом колледже, куда Гвендолин поступила сразу после окончания школы. Было понятно, что, вернувшись из Москвы, дочь уединится на неделю с какой-нибудь очередной подружкой.

К чести Гвендолин, она умело скрывала от общественности свою сексуальную ориен-тацию. Более того, Роберт должен был признать, что лесбиянство ориентировало дочь на деловую карьеру. После женского колледжа она успешно окончила экономический факультет Гарвардского университета, став классным специалистом. Её негативное отношение к мужчинам воспринималось ими, особенно подчиненными, как проявление профессиональной хватки деловой женщины - умелой наследницы миллиардного дела.

Тина Хэсли, мать Гвендолин, даже не подозревала, что дочь практикует лесбиянство, и поэтому достаточно часто заводила с ней разговоры о необходимости замужества и рождения детей. В один из дней Роберт не выдержал и предложил Гвендолин родить ребёнка путём искусственного зачатия.

- Хватит мучить мать! - потребовал он. - Не можешь спать с мужиками, зачни искусственно. Нам нужен наследник!

- Хорошо, зачну в тридцать три года, - сказала Гвендолин, чтобы отец от неё отстал в ту минуту. - А три года ещё погуляю.

С того разговора прошло уже два года, за время которых Роберт построил по отелю в Будапеште, Праге и Варшаве, как столицах будущих членов НАТО, а также в Москве.

Прилетев в русскую столицу на самолёте отца, Гвендолин тут же поехала в свою гостиницу "Нью-Йорк". "Линкольн" спереди и сзади вели машины сопровождения. К отелю они прибыли за полтора часа до его торжественного открытия. Гвендолин хотела вначале провести совещание с персоналом, а после праздничной суетливой части сразу вернуться на аэродром.

"Линкольн" остановился напротив не главного, а административного входа, поскольку в самом холле гостиницы уже заранее собрались некоторые из гостей, а также представители средств массовой информации. Охрана блокировала все подступы, водитель открыл перед Хэсли дверь, и она, выбросив свои длинные ноги вперёд, попыталась встать.

В этот момент дверь служебного входа открылась, и появился молодой двадцатилетний человек, одетый в строгий костюм. Это был Николай Владимирович Щедрин, студент четвёртого курса физического института. Николай увидел вылезающую из длинного автомобиля весьма странную женщину, у которой соломенный цвет блестящих колготок полностью совпадал с цветом волос, свободно опускающихся до плеч. Разрез черного платья показывал красоту плавности перехода ноги в бедро. При этом, что собственно и делало женщину странной, синие глаза были чрезвычайно грустны.

Николай вдруг понял, что из машины вылезает Гвендолин Хэсли, портрет которой он предыдущую ночь моделировал на компьютере.

Поскольку вместо Роберта Хэсли в Москву прибывала его дочь, главный администратор гостиницы "Нью-Йорк" решил заменить гигантский электронный портрет Роберта в холле отеля на изображение его дочери. Фото Роберта в рост было заранее воспроизведено через компьютер на большом телеэкране, выполненном из четырёхсот мониторов. Потребовалось срочно изменить изображение в течение суток.

Один из русских помощников администратора вспомнил, что знает молодого студента, который оригинально осуществил компьютерную верстку проспекта кафедры теоретической физики. Сам помощник был профессором этой кафедры, из-за малой зарплаты вынужденный начать работать в американской гостинице, в которую его взяли за хорошее знание английского языка. Студент Щедрин к головам членов кафедры пристроил одежду ученых предшествующих эпох. Например, заведующий кафедрой был одет Николаем в костюм Ньютона. Проспект имел большой успех. Щедрину даже предложили стать в будущем аспирантом кафедры, тем более, что он обладал оригинальным умом физика-теоретика.

Николаю позвонили в десять вечера из гостиницы "Нью-Йорк" и предложили по журнальной лицевой фотографии Гвендолин Хэсли сделать на компьютере её портрет в рост. После небольшой торговли Щедрин согласился выполнить работу за триста долларов. Приехав в отель, он через сканер перенёс журнальное лицо Гвендолин на экран, а затем перебрав массу захваченных с собой изображений женских исторических нарядов, одел Хэсли в бальное платье дочери генералиссимуса Суворова Натальи Зубовой. Ткань была светло-изумрудного цвета, причём белый пояс завязывался сразу под грудями. В результате создавалось впечатление удивительно длинноногого женского воздушного создания.

Щедрин был потрясён красотой девушки, которую создал. На всякий случай, в качестве дубликата Николай надел на компьютерную Гвендолин также изысканное визитное платье последней русской императрицы Александры Федоровны. Главный администратор выбрал первый вариант, и Щедрин перекинул изображение Гвендолин в наряде Зубовой на гигантский экран в холле.

Получив деньги, Щедрин, которого после активной творческой ночи сильно тянуло в сон, решил не оставаться на торжественное открытие отеля, а уйти домой. Велико же было его удивление, даже потрясение, когда, выйдя из здания, он увидел перед собой живую Гвендолин Хэсли, вылезающую из "Линкольна".

Щедрину в доли секунды так захотелось обладать этим удивительным существом, что он представил себе, что они соединились и произошло извержение вулкана. Затем Николай сделал первый шаг, мысленно ругая себя, что без спросу совершил антидуховный насильственный поступок, пусть даже только в душе.

- Лишь бы она ничего не поняла! - попросил он бога.

Когда Николай мысленно овладел Гвендолин, она как раз встала на ноги и вдруг ощутила потрясающей силы оргазм, который никогда ещё не испытывала. Было впечатление, словно неожиданно появившийся молодой человек ласкал её целые сутки. Наваждение так подействовала на Хэсли, что ноги её подкосились, и, чтобы не упасть, она судорожно взялась рукой за дверцу автомобиля. Вся бессмысленная прежняя жизнь мгновенно пронеслась перед её глазами.

2.

Женский колледж, куда Гвендолин поступила после школы, славился подготовкой высокообразованных и интеллектуальных девушек. Учеба там стояла на первом месте, а на втором - исключение контакта учащихся с мужчинами. Поэтому даже преподаватели были дамами.

Для снятия умственного напряжения, в середине недели в конце дня в спортзале устраивались танцы. Вдоль одной из стен стояли столы с чаем, соками, печеньем и конфетами. Музыкальная радиоаппаратура позволяла воспроизводить мелодии с очень высоким качеством. Учащиеся слушали музыку, беседовали и танцевали.

Гвендолин Хэсли совершенно не хотела танцевать с кем-либо, поскольку соприкос-новение с однополой партнёршей было весьма неприятно, а также странно и вызывало какое-то беспокойство. Но однажды её при всех открыто пригласила самая красивая старшекурсница по имени Анджела. Такое внимание польстило Гвендолин. Вначале Анджела танцевала за мужчину. Во время второго танца уже Гвендолин должна была выполнять по негласным правилам колледжа роль мужчины, но Анджела заявила, что любит вести главную партию, и Хэсли подчинилась. Натанцевавшись, они сели за столик и долго говорили. Причем Анджела обладала качеством внимательно слушать, поощряя жестами и замечаниями собеседника к доверительному рассказу. Только в конце вечера Гвендолин поняла, что заговорила свою новую подругу. Но Анджела не обиделась, а даже наоборот пригласила младшекурсницу к себе.

Гвендолин и Анджела подружились. Они обсуждали все проблемы, включая то, что являются девственницами.

Узнав о целомудрии старшей подруги, Гвендолин удивилась:

- Разве ты не хочешь переспать с мужчиной?

Анджела брезгливо скривила губы:

- Они все омерзительны и грубы. Я предпочитаю духовное общение, как у меня с тобой. Конечно, выйти замуж придётся, но чем позднее, тем лучше.

Духовное общение подруг продолжалось почти месяц, пока однажды во время танцев в комнате Анджелы та не поцеловала нежно Гвендолин в губы. Девушки слились в объятиях, и Хэсли получила в постели такие наслаждения, которые превратили её в лесбиянку.

Спустя год совместной половой жизни с Анджелой Гвендолин полностью уверилась, что лесбийская любовь совершенно естественна для высокодуховных интеллектуальных девушек. Получилось, что она приобщилась к своего рода особому миру - тайному чисто женскому обществу.

Поскольку Анджела закончила колледж и уехала, то Гвендолин, которая не хотела идти по рукам других лесбиянок, сама соблазнила первокурсницу, легко используя уже известные ей от Анджелы приёмы обольщения. Постепенно лесбиянство стало для Хэсли нормой и формой собственной жизни.

Однако вышедший из гостиницы «Нью-Йорк» красивый москвич изменил все прежние представления Гвендолин о своей внутренней сути. Она не просто влюбилась в мужчину с первого взгляда, но безумно хотела его половой близости. Оценив ситуацию, Гвендолин шагнула вперёд и, чисто по-женски, сделала вид, что начинает падать. Русский молодой человек бросился к ней со всех ног и успел поддержать, а Хэсли в свою очередь обхватила его шею руками.

- Спасибо, вы спасли мне жизнь, -прошептала она, - без вас я бы разбилась. Но кто вы? Скажите, кто вы?

3.

Когда Гвендолин сознательно повисла на шее Николая Щедрина, он, поняв её вопрос о том, кто он есть, растерялся.

- В самом деле, кто я есть? - подумал Николай, и ему вспомнилось его новое свойство, которое он открыл в себе год назад.

Щедрин в тот день ехал в полупустом вагоне метро. Напротив него размещалась весьма прелестная женщина с замечательными коленями гармоничной сферичности. Николаю так захотелось коснуться этих коленей, что он представил себе, как его ладони ласкают данные прекрасные округлости. И вдруг женщина ударила со всей силы рядом сидящего мужчину по щеке.

- Негодяй! - закричала она. - Не смей лапать мои колени!

Возник скандал, даже драка, и только Николай знал, что именно он является виновником происшествия. Чтобы проверить свою догадку, Щедрин представил себе на улице, что обнимает за талию впереди идущую девушку. Та недоумённо остановилась и резко обернулась. Между ними было шагов пять. Николай также замер и мысленно как бы провел рукой по её груди. Девушка сама схватилась за грудь, словно пытаясь поймать чужую руку. Он увидел в её глазах ужасный испуг, развернулся и пошёл назад, а она ещё долго стояла, напряжённо смотря ему вслед.

Итак, кто же он, Николай, есть? Наверное, исчадие ада, ибо обладает свойством контакта с другими телами через расстояние.

- Я исчадие ада! - признался Николай Гвендолин.

- Исчадие ада?! - переспросила Гвендолин. - Весьма остроумно!

Она гордо выпрямилась и решительно взяла мужчину под руку:

- Прошу вас пойти со мной. Вдруг мне снова станет плохо… А где вы научились так хорошо говорить по-английски? Не каждый американец знает слово "исчадие".

- Учился в школе с уклоном английского языка, - ответил Щедрин.

Когда они вошли в гостиницу, то направились сразу к служебному лифту. Гвендолин знала, что кабинет главного администратора находится на семнадцатом этаже. Приехав на полчаса раньше оговоренного срока, она хотела застать всех врасплох.

- Не хотите ли посмотреть ваш электронный портрет в холле? - осторожно спросил Николай Гвендолин. - Именно я набирал его на компьютере, одев вас в русское платье конца восемнадцатого века.

Хэсли удивленно вскинула свои голубые глаза на русского. Оказывается, он был совсем не прост.

- Очень хочу, - легко согласилась Гвендолин, хотя её появление в холле могло изменить запланированный ход событий.

Увидев своё прекрасное изображение на телестене, Хэсли пришла в восторг и, не удержавшись, поцеловала русского в губы, прижавшись к нему всем телом. Фотовспышки и зажёгшиеся огоньки телекамер показали, что порыв дочери мультимиллионера был зафиксирован во всех подробностях представителями средств массовой информации всего мира. Понимая, что терять уже нечего, Гвендолин ещё и ещё раз поцеловала русского, а уже их четвёртый поцелуй длился несколько минут.

Щедрин впервые в жизни ощутил любовную дрожь женщины, как бы бившуюся в его объятиях. Этот девичий трепет был столь приятен, что Николай всё сильнее и сильнее прижимал к себе красивое тело, которое своими частями гармонировало с его фигурой.

- Пускай, это покажется очень странным, но я почему-то безумно люблю тебя, - удовлетворённо призналась Гвендолин, когда их совместное прижатие друг к другу снова вызвало у неё оргазм. - А ты? Скажи, у тебя нет ощущения внезапно возникшей любви между нами?

Щедрин хотел честно сказать, что ещё не знает, но, поддавшись порыву, кивнул головой:

- И я чувствую, что люблю тебя.

Они снова нежно поцеловались, не обращая внимания на окружающих, и, взявшись за руки, перешли на служебную часть отеля. Один из охранников хотел сесть вместе с ними в лифт, но Хэсли твёрдо заявила: «Нет!» Затем она опять обняла русского:

- Дорогой, ты чудо. Так рада, что тебя встретила.

- А я рад тому, - счастливо улыбнулся Николай, решив не сопротивляться чарам Гвендолин, - что моя компьютерная фантазия стала реальностью.

- О, непременно сошью себе именно такое платье, которое ты надел на мой фантом, - сказала Гвендолин.

- А вот другой вариант, - заметил Щедрин и вытащил из кармана пиджака сложенный лист бумаги.

Когда он развернул его, то Хэсли увидела себя в платье русской императрицы.

- И такое платье закажу себе, - заверила она русского. - Буду такой, какой ты хочешь.

Гвендолин ощутила, что внезапно как бы переродилась. Вместо любви к женщинам, она сейчас ощутила к ним ненависть, злость за то, что кто-либо из них мог желать и даже ласкать её несравненное русское мужское чудо.

- Очень люблю тебя, - сказала Хэсли Николаю, но вдруг слёзы дождём брызнули из её прекрасных глаз, голубизна которых сразу потемнела.

- Почему ты плачешь? - удивился Щедрин.

- Представила себе, что могла не встретить тебя и всю жизнь оставаться дурой-лесбиянкой.

- Лес-би-ян-кой? - переспросил Щедрин. - Ты была лесбиянкой?

- Была, - ещё сильнее заплакала Гвендолин. - Откуда же я знала, что встречу тебя?! Одного твоего взгляда достаточно, чтобы я вся истекла истомой. Ты мой бог! Прости меня за моё неразумное прошлое!

Хэсли в очередной раз нажала кнопку лифта, чтобы как можно дольше оставаться наедине с русским, но дверь открылась, и в кабину вошли люди. Тогда Гвендолин вытянула Николая в коридор. Они снова обнялись, а потом Щедрин осушил женские слёзы своими губами.

4.

Во время делового совещания Гвендолин посадила Николая рядом с собой. В конце своей речи она сказала:

- Русский коллега Николай Щедрин сделал мне весьма ценное деловое предложение. С его точки зрения, для привлечения супербогатых постояльцев в наши отели следует появление каждого из них в холле сопровождать соответствующим электронным изображением данного человека на телестене. Для этого нужно организовать службу информационного обеспечения, которая ещё до приезда гостя в отель должна создавать его телевизионный портрет, который будет использован в необходимый момент.

Например, я была очень тронута, когда увидела своё телеизображение, да ещё в таком прекрасном платье. Это было настоящее умное, даже остроумное приветствие. Мистер Щедрин, если мы договоримся с ним в цене, продаст нам свою идею, а ещё лучше, если он возглавит данную новую службу, хотя бы на некоторое время.

Удалив всех после совещания, Гвендолин осталась с Николаем один на один.

- Зачем ты приписала свою собственную оригинальную идею мне? - спросил Щедрин, не отрывая слегка настороженного взгляда от красивого лица богатой американки.

- Потому что хотела показать им твою значимость, что ты не хуже любого из них.

- Но это же не так!

- Для меня именно так!

- Но я хочу заниматься только теоретической физикой, а не работать у тебя и на тебя. Мне это совсем неинтересно.

- Тебе не нужны деньги? - округлила глаза Гвендолин.

- Нужны, но мало, чтобы жить без жира. А чистая наука с деньгами не совместима.

- А каким направлением ты занимаешься? - заинтересовалась Гвендолин.

- Всеведением, или единым знанием о мире. По-английски я использую слово "omniunderstanding", то есть всепонимание, всезнание, но русское выражение "всеведение" имеет смысл не всезнания, всё знать нельзя, а знания универсальной структуры сущего, как единого целого. В английской библии встречается слово «omniscience» - всеведение применительно к богу.

- Вас учат всеведению в институте? - поразилась Гвендолин Хэсли.

- Нет! В российских вузах преподают такую же ложную науку, как и в американских. Всеведение создали и разрабатывают дальше мыслители Лиги свободных учёных России. Поэтому всеведению учусь у них.

Гвендолин задумалась. В это время на рабочем столе главного администратора гостиницы "Нью-Йорк" зазвонил телефон связи с руководством корпорации Хэсли. Женщина подняла трубку, понимая, что на связь выходит её отец.

- Сейчас телевидение показало, как ты целовалась взасос с каким-то русским парнем, - весьма спокойно сказал Роберт Хэсли, но довольным голосом. - Скажи отцу, что это означает? Уж не взялась ли ты за ум?

- Папа, ответь, сколько ты заплатишь Николаю, если зачну от него ребёнка? У него рост, как и у тебя, 192 сантиметра, и тот же размер обуви "сорок шесть с половиной".

- Миллион долларов дам точно! - хмыкнул Роберт. - И ещё пожму руку… Возвращайся вместе с ним. Мать будет рада.

Передав Щедрину, смеясь, содержание разговора с отцом, Гвендолин взяла юношу за руку:

- Милый, поедем со мной на неделю, ну на три дня, ну хотя бы на день.

Николай задумался.

- А виза? - спросил он. - У меня нет даже зарубежного паспорта.

Гвендолин с радостью бросилась Щедрину на шею:

- Я так рада, что ты согласился! А все необходимые процедуры по выезду уладят под мою ответственность, а потом уже оформят, как положено.

- Не знаю, отпустит ли меня мама, - признался Николай.

- Так звони ей!

- А что скажу?

- Сообщи всё, как есть. Твоя идея будет реализована. Ты летишь для знакомства с объектами…

Щедрин невольно рассмеялся:

- До чего же ты хитра, Гвендолин. Конечно, ради такого дела меня мать отпустит. Только удивительно, что я, ненавистник США и американцев, лечу в Америку.

- А ты ненавидишь американцев? - невольно насупилась Хэсли.

- Конечно! Вы сейчас бомбите моих славянских братьев - сербов. Если бы был президентом России вместо нашего придурка, то в течение пяти минут налёты НАТО на Югославию прекратились или бы вся территория США покрылась взрывами термоядерных бомб.

Авианалет НАТО на Белград

- За такие слова, - возмутилась Хэсли, - мой отец ударил бы тебя.

- Но и я ему в ответ врезал бы!

Николай подбоченился, и Гвендолин поняла, почему этот стройный молодой русский казался немного сутулым. Это была не сутулость, а груда сильных мышц верхней части спины. У её отца был точно такой же силовой бугор на спине, но который почти не выделялся из-за грузности фигуры.

В Щедрине Гвендолин нравилось всё: и длинные темно-каштановые волосы, вьющиеся у основания шеи, и умные черные глаза, и даже два юношеских прыщика на подбородке. Ей было уже ясно, что через несколько ночей с ней в постели эти точки юного целомудрия навсегда исчезнут.

- Мы правильно делаем, что ничего не скрываем друг от друга, - заметила Гвендолин. - Ты ненавидишь абстрактную Америку, я не люблю абстрактную Россию, но люди есть люди и всегда могут найти общий язык при личном контакте… Наверное, тебе лучше не звонить матери, а поехать к ней и всё объяснить. Тебя отвезут домой, ты соберёшься, а потом доставят к самолёту.

- Но моя мать на работе.

- Тогда вначале отвезут к ней на работу.

Гвендолин не могла не обнять Николая и прижалась головой к его груди.

- Всё будет хорошо, милый.

- Если ты думаешь, что продам своего ребёнка за миллион долларов тебе, твоему отцу или вашей семье, то глубоко ошибаешься, - решил Щедрин поставить точки на "и". - Если ты родишь от меня, то ребёнок будет общим.

- Но общий ребёнок может быть только у мужа и жены, - воскликнула Хэсли, чувствуя, как сжалось её сердце. - Ты готов жениться на мне?

- Нет, - ответил Николай. - Я не могу жениться на тебе. Все будут говорить, что женился на деньгах.

- Но как тогда ребёнок может быть общим? И потом, неужели тебя волнует зловредное мнение других?

- Ты старше меня, - сказал Щедрин, - мне через месяц будет двадцать один год, а тебе сейчас лет двадцать пять… Мужчина не должен жениться на женщине, старшей его. Дети не поймут их.

Гвендолин рассмеялась:

- Дорогой, мне уже тридцать два года. Я старше тебя на десять лет.

Щедрин присвистнул от замешательства.

- Считаешь меня старухой?

- Нет, но ты очень молодо выглядишь…

- Ты хочешь переспать со мной? - спросила Гвендолин, целуя русского в кончики губ.

- Да, хочу!

- Ты хочешь переспать со мной один раз или многократно?

- Многократно! - сознался Николай, отвечая поцелуем.

- Значит, твое мужское орудие не ищет себе ровесника, верно?!

- Не ищет, - смущенно согласился Щедрин.

- И только твой разум накладывает на наши отношения какие-то условности.

- Наверное, ты, Гвендолин, права… Я младше тебя и поэтому пока глупее. Твоя речь логичнее. И ты смелее в жизни… Что произойдёт, то и будет.

5.

Матери Николая Наталии Игоревне Щедриной шёл пятьдесят первый год. Это была стройная женщина ростом в 175 сантиметров, на пять сантиметров ниже Гвендолин. В отличие от Хэсли рост Наталии Игоревны определялся не только высотой ног, но и удлинённой талией. Поэтому красота её фигуры соответствовала средневековому идеалу, когда длинная талия была важнее стройных женских ножек.

Прошло три года, как Щедрина развелась с мужем. Когда Николай спросил мать, почему она уходит от его отца, та честно ответила:

- Не могу с ним больше жить. Мне ужасно скучно.

Самое удивительное, что сын поддержал мать. Наталия Игоревна совсем не смотрела телевизор, считая, что нужно окончательно себя не уважать, чтобы воспринимать всю дурь, что идёт с экрана, тогда как её муж не мог оторваться от западных фильмов. Развод был мирный. Вдруг сразу выяснилось, что у отца Николая была постоянная любовница, к которой разведённый супруг тут же съехал.

Отношения матери и сына переросли в особую дружбу, когда люди охватываются комфортным всепониманием друг друга, без допущения каких-либо себялюбивых проявлений характера.

Наталия Игоревна после развода работала менеджером в журнале "Вперёд и вверх", выпускаемым владельцем винно-водочного завода. Издание пропагандировало умение красиво и без нарушения здоровья пить полезные алкогольные напитки. Не удивительно, что помещение редакции располагалось над одноименным кафе-баром "Вперёд и вверх". В журнале помещались статьи о пользе алкоголя в духовном развитии человечества. Доказывалось, что, начав приготовлять и пить вино, прачеловек стал существом разумным. Вечером в кафе-баре проводились особые мероприятия журнала, когда на сцене выступали артисты или известные представители культуры и науки, пропагандирующие умение нормально пить.

Щедрина понимала всю глупость данного направления журналистики, но платили не так уж плохо. На одном из вечеров, когда шла презентация очередного номера журнала, появился представитель Лиги свободных учёных России Валерий Александрович Правдин.

Правдину стало тошно от нёсшихся со всех сторон дифирамбов продукции винно-водочного завода владельца журнала, и он с бокалом шампанского поднялся на второй этаж, чтобы выпить его в одиночестве. В первой же комнате через открытую дверь Валерий Александрович увидел сидящую за столом Наталию Игоревну, которая также смаковала шампанское в полном одиночестве. Они разговорились, невольно испытывая симпатию друг к другу.

- Ваш журнал - дрянь, - честно сказал Правдин, ожидая возмущения со стороны сотрудницы редакции, но к его удивлению та его поддержала:

- Журнал не просто дрянь, а дрянь вдвойне! Я бы давно ушла отсюда, но пока некуда.

- Позвольте выпью за ваши прекрасные глаза, - сказал Правдин, - они у вас удивительного светло-орехового цвета.

- Тогда, в свою очередь, поднимаю бокал за ваши глаза, - сказала Наталия Игоревна, - они у вас тоже странного, но красивого цвета, словно тёмно-зелёный омут.

- Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку, - рассмеялся мужчина. - С вами очень приятно. Могу я проводить вас?

- Не возражаю, но мне придётся ждать, когда все разойдутся. Сегодня дежурю. А это будет в первом часу ночи. До меня-то мы доедем ещё на метро, а потом вам придётся ловить попутную машину. Обойдётся недёшево.

Правдин хотел пошутить, что надеется на милостивое отношение дамы, которая не выгонит в ночь своего провожатого, но промолчал. Через полчаса он сходил за новыми бокалами шампанского и принес чуть ли не полулитровые фужеры сферической формы. Они снова пили мелкими глотками шипучий напиток, производимый владельцем журнала "Вперёд и вверх", и говорили обо всём на свете, но иногда, как бы между прочим, о себе.

Оказалось, что Валерий Александрович был физиком-теоретиком, занимающимся гармонизацией сущего, включая человека, на основании всеведения, созданного президентом Лиги свободных учёных России Ведениным.

- А меня вы можете гармонизировать? - заинтересованно спросила Щедрина.

- Вас не могу.

- Почему?

- Потому что мне вы очень нравитесь!

Наталия Игоревна счастливо рассмеялась, показав все свои белоснежные зубы приятной формы. Правдин не удержался и, перегнувшись через стол, поцеловал женщину в щёку. Поскольку Щедрина не стала возмущаться, он приник губами к её нежным устам. Поцелуй получился захватывающим.

- Вы всех дам так, умело, покоряете? - спросила Наталия Игоревна.

- Вас покорить нельзя, вас можно только любить и лелеять, - умело уклонился от ответа Правдин.

В вагоне метро Валерий Александрович прижал рукой к себе тело Наталии Игоревны, а она положила свою голову ему на плечо, чувствуя радость общения и контакта с хорошим человеком. Про себя она уже называла Правдина "мой мужчина".

Щедрина жила в пятнадцати минутах ходьбы от станции метро "Каширская". Они не торопясь шли к её дому, время от времени останавливаясь и крепко целуясь. У её подъезда они оказались уже во втором часу ночи.

- Сожалею, что не могу пригласить вас к себе, - сказала Наталия Игоревна, - у меня двухкомнатная квартира со смежными комнатами, и в первой спит сын. Он будет просто недоумевать, увидев нас вместе, если проснётся.

- Очень одобряю ваши действия, - поцеловал Правдин Щедрину в висок, - вы лучшая мать на свете. А сколько лет вашему сыночку?

- Двадцать лет.

- Тем более правильно, что вы ограждаете его от взрослых забот. Он уже понимает, что мужчины с разведённой женщиной хотят удовлетворять лишь свою похоть. Ваше целомудрие после развода весьма похвально. Вы даёте сыну хороший пример… Ну, будем прощаться. Мне ехать на другой конец города.

- А у вас деньги есть на дорогу? - спросила Щедрина, беспокоясь внутренне за "своего мужчину".

- Есть.

- Тогда покажите! Хочу убедиться, что вы, в самом деле, сможете добраться до дома.

Правдин достал портмоне и вытащил из него несколько сотенных бумажек.

- И сколько с вас возьмут за доставку к дому?

- Рублей сто или сто пятьдесят. Ночью всегда тариф в три-четыре раза выше.

- На такие деньги я бы приготовила прекрасный ужин. Очень жалко их выбрасывать. А, может, вы побудете у меня до утра, и мы сэкономим эти деньги.

- С удовольствием, - согласился Правдин и поцеловал женщину, которая становилась ему всё ближе своим открытым характером, - но тогда зайдём сейчас в универсам и сразу всё купим.

Наталия Игоревна знала, где около её дома находится круглосуточно работающий магазин, и они медленно пошли к нему, продолжая обниматься и целоваться. Щедрина сама отобрала всего понемногу, чтобы стол был как можно более разнообразным.

Каждый раз, когда Правдин касался её, она невольно вздрагивала от счастья контакта, и, чувствуя это, он старался касаться её всё время: брал руку в руку, потом отпускал и снова брал, прислонялся плечом или легонько толкал бедром. В общем, они всё время находились в телесном напряжении друг от друга.

На кухне Наталия Игоревна все быстро приготовила, и они начали кушать.

- Вы простите, что так медленно ем, - извинился перед хозяйкой дома Правдин, - просто получаю удовольствие от процесса еды и поэтому не тороплюсь. А вы очень устали и хотите спать. Может, вы пойдёте к себе, а я прикорну здесь, на кухне?

- Если постелю вам на кухне, сын не поймёт меня. Он подумает, что мать даже не способна затащить мужчину в постель. Вам придётся спать со мной, только поклянитесь, что не станете касаться и трогать меня.

- Я не могу быть клятвопреступником, - честно сознался Валерий Александрович, - как только мы ляжем вместе, я начну ласкать все ваши округлости…

- Вы очень умелый мужчина, - сказала Щедрина, - вы строите так свои обольщающие фразы, что чувствую себя безвольной мухой, которую под ласковую мелодию пеленает паук… Ладно, делайте со мной всё, что хотите, я всё равно не смогу сопротивляться…

В постели Наталия Игоревна сразу поняла, что её подвиг допущения к себе Правдина в первый же день знакомства полностью оправдан. Он ласкал её так, что истома охватила буквально все её клетки. Только присутствие спящего сына в соседней комнате сдерживало её от радостных криков.

Когда через час мужчина спросил её:

- Наташенька, может, перестать, я не очень замучил тебя.

Наталия Игоревна, стесняясь себя самой, ответила:

- Нет, хочу ещё и ещё. Ты разбудил мою чувственность, о которой даже не подозревала.

Они занимались любовью до утра. Когда в семь часов зазвенел будильник, Щедрина резко встала.

- Ты куда? - удивился Валерий Александрович.

- Мне нужно приготовить сыну завтрак. Потом он уйдёт в институт, и я снова приду к тебе. А ты спи, милый…

И вдруг неожиданно для неё самой очень важные слова слетели с уст:

- Я люблю тебя!

Правдин схватил её за руку и притянул к себе. Нежно обняв, попросил:

- Повтори ещё раз.

- Нет, не буду.

- Почему?

- Потому что ещё не люблю тебя.

Он рассмеялся:

- Не лги!

- Но люди не могут сразу любить друг друга!

- Не только могут, но другой любви просто нет. Существует лишь любовь с первого взгляда. А всё остальное - обман. Я, так люблю тебя с первой секунды нашей вчерашней встречи.

- А если бы ты уехал домой, то позвонил бы мне?

- Я бы не уехал, а лёг спать у дверей твоей квартиры.

Они снова поцеловались. Щедрина захотела встать, но Правдин не отпустил её.

- Повтори, что любишь!

- Люблю! - прошептала Наталия Игоревна и легко вскочила.

Приготовив завтрак, она разбудила сына.

- Не удивляйся, в моей постели спит мужчина, которого очень люблю.

- Наконец-то ты встала взрослой, - зевнул Николай и автоматически закрыл рот рукой. - А когда ты меня с ним познакомишь?

- Умывайся, садись за стол, а потом позову его.

Мужчины понравились друг другу. Они сразу стали спорить по вопросам физики. Оказалось, что Правдин окончил тот же институт, в котором учился Николай.

Когда сын ушёл, Щедрина села Правдину на колени.

- Ты доволен? Получил в полное владение женщину да ещё подружился с её отпрыском. И всё за одни сутки. С такими темпами мы до Луны долетим.

- Я не просто доволен, а счастлив. Ты моя женщина.

- А ты мой мужчина, - радостно засмеялась Наталия Игоревна.

6

Щедрина и её сослуживица курили перед входом в кафе-бар и редакцию "Вперёд и вверх", когда из подъехавшего "Мерседеса" вылез Николай и подошёл к матери.

- Мама, я по делам должен слетать на несколько дней в Америку. Сейчас съезжу за вещами, а потом - в аэропорт.

Наталия Игоревна оторопела.

- Тебе обязательно нужно лететь?

- Да!

- Но почему?

- Я влюбился в американку Гвендолин Хэсли, наследницу миллиардного состояния. Мы хотим вместе сотворить ребёнка.

Щедрина взялась за сердце и посмотрела на сослуживицу.

- Наташа, тебе принести валидол? - спросила та.

- Да, если можно.

Когда подруга ушла, Наталия Игоревна сказала сыну:

- Ты, конечно, человек уже самостоятельный, но давай позвоним Валерию Александровичу и с ним посоветуемся.

- Отпросись с работы, и мы заедем к нему. Всё сразу и решим.

Через полчаса они были у Правдина. Разобравшись в ситуации, Валерий Александрович сказал:

- Наташа, тебе нужно лететь в США с сыном. Иначе его там обманут.

- Но и меня обманут, - решила Щедрина, - ты должен лететь с нами.

- Ты хочешь, чтобы мы поехали с тобой? - спросил Правдин Николая.

- Нет! Я тогда буду выглядеть маменькиным сынком. Со всеми проблемами справлюсь сам.

- Ты прав, - согласился Правдин. - Действуй смело. Но не обижай Гвендолин. В любом конфликте между мужчиной и женщиной всегда виноват мужчина.

- Это почему же? - удивилась Наталия Игоревна.

- Значит, плохо ласкал. Если мужчина хорошо ласкает женщину, она никогда не будет конфликтовать.

Щедрина прислонилась к Правдину, обнимая его.

- Да, Коля, Валерий Александрович полностью прав. За год мы ни разу не только не ссорились, но даже и близко не подступали к какому-либо противоречию. Как только начинаю чем-то возмущаться, он тут же меня гладит и всё плохое куда-то уходит. Попробуй и ты вести себя также с Гвендолин. Мне заранее её жалко, ты ведь не подарок, а упрямец тот ещё.

Провожая Николая, Щедрина и Правдин в аэропорту впервые увидели Гвендолин.

- Берегите моего сына, - не удержавшись, попросила Наталия Игоревна американку.

- Всё будет замечательно, - ответила Гвендолин и поцеловала Щедрину в щёку.

Когда лайнер взлетел, по лицу Наталии Игоревны потекли слёзы. Правдин прижал её к себе и сказал:

- Не порть свои прекрасные глаза слезами. Всё будет хорошо. Николай победит!

7.

В авиасалоне, когда самолёт набрал высоту, Гвендолин пересела к Николаю и положила свою голову на его колени. Глядя вверх, она сказала:

- До сих пор не понимаю, почему влюбилась в тебя без памяти. Может, существует какой-нибудь русский мужской секрет по обольщению женщин?

- Да, секрет существует. Нужно быть самим собой и не притворяться. Например, Валерий Александрович Правдин, который провожал нас, влюбился в мою мать с первого взгляда и в ту же ночь обольстил её. Вот он настоящий мужчина.

- Так и ты меня возьмёшь в нашу первую ночь после дневного знакомства? - с замиранием сердца спросила Гвендолин.

- Конечно! А как же иначе?! А сейчас составим договор, что первый ребёнок будет полностью моим, а второй - твоим.

Гвендолин вскочила от возмущения:

- Как ты можешь такое говорить?!

- Просто не хочу, чтобы ты меня обманула.

- Не собираюсь тебя обманывать.

- Собираешься! Ты сейчас думаешь, что нашла русского дуралея для продолжения вашего рода. Но не выйдет! Первый родившийся станет моим.

- В твоих словах есть определённый резон, - вынуждена была признать Гвендолин. - Без тебя ребёнка не будет. Хорошо, пусть первый будет твоим, если вначале родится один, а через год-два второй. Ну, а если в силу каких-то причин после появления на свет первого дитя я не смогу более рожать? Что тогда?

- Тогда кинем жребий, и кто-то из нас станет главным родителем.

- Ладно, согласна. Ты такой же упрямый, как мой отец. А если мой отец не согласится с нашим договором?

- Твой отец не имеет к нам прямого отношения. Что мы решили, то и будет. Или ты считаешь, что я должен спрашивать каждый раз разрешение у твоего отца, чтобы поцеловать тебя?

- Ты настоящий мужчина… Когда будешь драться с моим отцом, чувствую, такое случится, то не очень сильно обижай его, ему всё же шестьдесят лет.

- Не собираюсь с ним драться.

- А придётся. Ты должен сразу показать ему, что я полностью твоя. Но он так возмутится, что начнёт драться. Ник, я до сих пор боюсь его.

- Не зови меня Ником. Я рускиий, а не американец. Называй Николаем, Колей, Коленькой, но только не Ником. И потом тебе пора начать учит русский язык. При нашем ребёнке мы должны говорить лишь по-русски.

Гвендолин замотала головой от возмущения, но промолчала. Ей начинало уже нравиться полностью подчиняться её Коленьке.

Поняв, что слишком далеко зашёл, Щедрин притянул к себе Хэсли и посадил на колени.

- Не обижайся, но в наших взаимоотношениях главную скрипку пока играю я… Вот когда родишь, станешь равноправной.

- Но почему такое отношение?

- Потому что до встречи со мной ты была сама не своя. Твоё лесбиянство исказило твою психику.

- Наверное, ты прав, - после некоторого раздумья решила Гвендолин, - я была много хуже, чем есть сейчас…

- И чем будешь, - добавил Николай.

- Мы проведём первую ночь любви в самолёте? - спросила Гвендолин своего повелителя.

- Нет, это опасно для будущего ребёнка из-за космического высотного излучения. Лучше сразу у тебя дома.

- Могу называть тебя моим повелителем?

- Конечно. А я буду звать тебя моей богиней.

- Богиней?! Ты так ко мне хорошо относишься?

- А иначе, зачем бы полетел с тобой?

Их поцелуй был настолько жарким, что Гвендолин почувствовала, как её спина покрывается испариной.

- Позвонить, чтобы принесли шампанское? - спросила она.

- Неделю будем обходиться без алкоголя. Лучше закажи сок.

- Какой?

- Из черной смородины пополам с малиной.

- Но на самолёте нет такого сока.

- Ну, тогда треть облепихи, и две трети вишни.

- Я и не знала, что вы, русские, такие разборчивые. Этого сока тоже нет.

- Но что же тогда есть?

- Апельсиновый, клубничный, виноградный, яблочный…

- А брусничный есть?

- Нет, но есть из киви.

- Тогда пусть сделают треть яблочного, треть виноградного и треть киви. Эту смесь я назову "Моя Гвендолин".

- Ты настоящий обольститель. Мне удивительно хорошо с тобой… Лишь бы отец не разлучил нас.

8.

Роберт Хэсли ждал дочь в нью-йоркском аэропорту. Когда Гвендолин вышла из самолёта под руку с русским, Роберт выставил нижнюю челюсть вперёд. Хэсли старший сразу понял, что русский парень очень хорош. Пара смотрелась замечательно. Роберт поднял палец, и только тогда репортёры заняли свои боевые позиции. Под фотовспышками Николай и Гвендолин приблизились к её отцу.

Глядя, не мигая, в глаза русскому, Роберт протянул свою большую руку и стал сжимать пальцы Николая. Тот ответил, давя со всей силы на фаланги Хэсли. Пауза затянулась.

- Хватит вам мериться силой, - строго заявила Гвендолин, - лучше поцелуйтесь. И знай, папа, первый ребёнок согласно договору принадлежит … Коленьке.

Роберт поднял кулаки вверх и заревел, словно раненый медведь:

- Не отдам!

- Будем драться здесь, перед прессой? - спросил Николай Роберта. - Или лучше у вас дома?

- Вначале здесь, а потом ещё и дома!

Щедрин снял пиджак и протянул Гвендолин:

- Подержи его пока, моё счастье, ненаглядное моё сокровище.

Гвендолин приняла пиджак и поцеловала Николая в кончики губ:

- Ты не очень обижай моего папочку. Я его тоже очень люблю.

Роберт от души захохотал и хлопнул русского по плечу:

- Ладно, поехали домой. Вижу, дочь мою ты держишь в руках. Это хорошо. Но победа будет за мною.

- Я не уважаю людей, которые меняют свои решения под воздействием минутных чувств. Я готов и хочу драться. Итак, начинаем. Бьёмся до первой крови. Приёмы любые: от бокса до каратэ.

- Да я сейчас сворочу тебе челюсть, молокосос! - возмутился Роберт и встал в боксёрскую стойку.

- А я, старичок, сломаю тебе руку и ногу.

В подтверждение своих слов Николай произвёл имитацию боевой атаки в каратэ. Когда перед носом Роберта Хэсли буквально в миллиметре пронёсся гигантский ботинок, американец не на шутку испугался.

- Ладно, сдаюсь, - сказал он и протянул руку.

- Мы, русские, всегда побеждаем американцев, - гордо заметил Николай.

Роберт мгновенно попытался ударить русского в нос, но тот, ожидая спровоцированную им же атаку, умело увернулся и, в свою очередь, нанёс жесткий удар в лицо Роберта. Из разбитого носа потоком хлынула кровь.

Гвендолин подскочила к отцу:

- Я же предупреждала, папа, не дерись с моим повелителем.

- Это я пока еще твой повелитель! - в сердцах заорал Хэсли.

- Папа, я совершеннолетняя, я сама выбираю себе повелителей.

- Тогда лишу тебя наследства.

- Ну и что. У меня есть собственные средства, и мамина доля перейдёт ко мне. Зато не стану ходить на твою могилу.

- Не ссорьтесь, - попросил их Николай. - Простите меня, Роберт. Победила молодость над старостью, а не русский над американцем. Если бы вам был двадцать один год, как мне, то ещё неизвестно, кто бы первый пустил кровь.

- Но ты разбил мне нос!

- Но и вы, сэр, хотели также разбить мой нос. Если бы я не увернулся, то был сейчас в вашем положении.

Николай и Гвендолин почти два часа просидели в клинике, пока Роберту Хэсли делали операцию на носу. Он вышел с забинтованным лицом, но, взглянув на сумрачных дочь и русского, рассмеялся.

- Ну, парень, ты стал героем дня. Твой удар показали по нескольким телеканалам. Смысл передач: русский жених Гвендолин учит её отца-миллиардера светским манерам. Ты понравился нашей публике. Поздравляю.

Николай очень понравился также Тине Хэсли, матери Гвендолин. Наконец-то, квадратный семейный стол был полностью заполнен со всех четырёх сторон.

- Мистер Щедрин, а когда вы поженитесь с Гвендолин? - спросила Тина.

- Но, мама, мы не собираемся жениться.

- Я не тебя спрашиваю, а Николая.

Щердин задумался:

- Не знаю. Я сейчас на четвёртом курсе. Через год завершу пятый курс, а потом понадобится ещё полгода на дипломную работу. Затем можно и жениться.

- Вы очень серьёзный молодой человек, - констатировала Тина. - Но за полтора года очень много воды утечёт. Вы не боитесь, что своенравная Гвендолин вас разлюбит?

- Боюсь. Но если женюсь сейчас, то не завершу учёбу. А я мечтаю стать крупным физиком-теоретиком.

- Парень, ты хочешь сказать, что тебя совершенно не интересует бизнес? - не удержался от вопроса Роберт.

- Живём на этом свете только один раз, остаётся бессмертным лишь наш дух, созданный в творческой деятельности. Поэтому наука необходима любому человеку.

- Я без науки прожил всю жизнь и ещё проживу, - заявил Роберт. - А если тебе не нужны деньги, то зачем пристаёшь к Гвендолин?

- Наша личная жизнь вас напрямую не касается! - твёрдо заявил Николай. - А свои деньги можете передать какому-нибудь благотворительному фонду.

- Ну, нет! Мои деньги перейдут наследнику, которого родит Гвендолин.

- Пусть так, - миролюбиво согласился Щедрин, - это ваше право, но я бы любил Гвендолин больше, если бы она была бедной.

- Так я тебе и поверил.

- В аэропорту мы по мужски договорились, что будем драться у вас дома. Я готов в любую минуту выполнить это соглашение.

- Вначале нужно вылечить мой нос.

- Но мы можем посоревноваться в чём-то другом. Мне Гвендолин показала ваш закрытый бассейн. Предлагаю проплыть его двести раз баттерфляем наперегонки.

- Ты очумел, парень! Шесть километров баттерфляем никто не проплывёт без остановки. Энергии просто не хватит.

- Ну, давайте сто или пятьдесят раз. Как скажете. Если выиграю я, вы, сэр, больше не влезаете в мои дела с Гвендолин, если вы, то ребёнок, рождённый Гвендолин, переходит в полное ваше попечительство.

Гвендолин не выдержала и вмешалась:

- Коленька, мой отец был не один год чемпионом США по баттерфляю. Ты, точнее, мы, проиграем.

- Не волнуйся, моя богиня, мы выиграем.

Роберт загорелся.

- Предлагаю десять кругов. По рукам?

В бассейне мужчины в плавках одновременно бросились в воду. Николай быстро ушёл вперёд, легко, играючи, выбрасывая свою грудь с руками из воды. Гвендолин с гордостью за Щедрина взглянула на мать, которая болела за мужа.

Поняв, что русский является великолепным пловцом, Хэсли сошёл с дистанции и вылез из бассейна. Николай продолжал плыть.

- Радость моя, считай круги, - крикнул он Гвендолин. - Мне нужно немного размяться. А, может, ты хочешь покататься, сидя на моей спине.

Гвендолин выбрала в шкафу голубой купальник под цвет своих глаз и, переодевшись за ширмой, спокойно опустилась в воду. Она обхватила ногами бедра Николая, и он, казалось без особого труда, поплыл брассом.

- Оставь их в покое, - попросила Тина мужа. - Посмотри, какая замечательная и красивая пара. Ведь ты мечтал именно о таком сыне. Не будешь мешать, они сами во всём разберутся.

- Да, парень хорош, - согласился Роберт. - Если Гвендолин родит, дам ему миллион долларов.

- Снова ты за своё. Не нужен ему твой миллион. Это будет их ребёнок, а не твой, пойми!

- Ты сегодня меня совсем закритиковала, а твой любимчик разбил мне нос. Вся Америка видела. Мне даже из полиции звонили, предложив надолго запрятать русского за решётку. Но я сказал, что был честный семейный бокс.

- Вот и правильно, дорогой, что простил своего будущего зятя.

- Ты думаешь, он на ней женится?

- Конечно. Гвендолин своего не упустит. Если не сегодня, так завтра, или через неделю она понесёт от него.

После того, как муж и жена ушли, Гвендолин и Николай вылезли из воды и стали обтирать друг друга полотенцами. Из-за несторожного движения Щедрина верхняя часть женского купальника развязалась и упала к ногам Гвендолин. Щедрин увидел утонченные груди прекрасной формы. Под его взглядом розовые соски начали твердеть и увеличиваться в размере.

- Тебе нравится? - затаённо спросила Гвендолин.

- Да! - выдохнул Николай.

- Тогда дарю тебе свои груди!

Щедрин взял по очереди каждую грудь Гвендолин в рот, и всякий раз она стонала от наслаждения.

Затем они перешли в её комнату, и Гвендолин стала женщиной. Лаская Гвендолин, Николай называл её своей богиней, а она его - моим повелителем. Они твёрдо верили, что никто на свете не любил друг друга так страстно, как они.

9.

Только под утро Гвендолин Хэсли и Николай Щедрин уснули в объятиях друг друга. Но уже почти спустя час молодой мужчина проснулся. Николаю показалось, что за бурную ночь он не только не потерял ни капли энергии, но даже стал много сильнее. Переполняемый мощью тела, он отстранился от прекрасной Гвендолин, чтобы зрительно насладиться её формами. Но она тут же открыла глаза, поскольку отсутствие прямого плотского контакта с любимым мгновенно испарило приятную безмятежную дремоту, переводя её в кратковременный сон ужаса от наступившего одиночества.

- Я люблю тебя, - прошептала американка, поняв, что юноша всего лишь слегка переместился, чтобы любоваться ею.

И тут русский, мало искушенный в тонких отношениях с женщинами, почему-то предложил Гвендолин начать с утра учить русский язык.

- Я не хочу, чтобы ты оставалась духовно немощной, - сказал он, - поэтому нужно, чтобы ты срочно изучила русский язык, а я буду тебе помогать. По-русски твои сочные губы называются "губами". Повтори, пожалуйста, "губы".

Но Хэсли отрицательно покачала головой:

- Только не сейчас, любимый. Может, потом. Моя голова и так идёт кругом, ей сейчас не до изучения русского языка… Но клянусь, года за три я выучу его.

Лицо Щедрина насупилось от обиды.

- Если ты не начнёшь изучать русский язык сейчас, бог разгонит нас. Пойми, только зная русский язык, можно обеспечить бессмертие своего духа. Если мать ребенка, зачатого от русского, не знает русского языка, дитя начнёт страдать с первого дня утробного развития.

- Что за бред?! - не выдержав, возмутилась Гвендолин. - Люди могут говорить на любых языках.

- Да, могут, - согласился Щедрин, - но после смерти навсегда исчезают, и только русские, ставшие всеведущими, обретают бессмертие духа.

- Ты, наверное, член какой-то особой русской религиозной секты? - спросила Хэсли, немного успокаиваясь.

- Нет, но я знаю элементы русского всеведения и хочу помочь тебе и нашему будущему ребёнку. Согласно всеведению, только знающие русский язык могут общаться с богом. Язык - это мышление, именно русский язык, русское сознание создали всеведение, или единое знание о мире, позволяющее входить с богом в прямой контакт. Я не хочу, чтобы ты оставалась и дальше со своей англоязычной антиобщественной сущностью.

Такой наглости гордая Гвендолин уже не могла стерпеть.

- Ты молокосос! - закричала она. - Какое право ты имеешь так думать о великой американской нации, которой бог дал право управлять всем миром. Твоя Россия уже стала ничем, пустым местом. Мы бомбим Сербию, а вы способны только сотрясать воздух пустыми словами.

- Ты лесбийская дрянь! - резко заявил Николай, почти шипящим голосом. - Будь ты мужчиной, проломил бы тебе сейчас кулаком голову. Я никогда не прощу тебе твоих слов о моей великой родине… А сейчас прощай, я ухожу от тебя.

У обоих от неожиданного конфликта брызнули из глаз слёзы. Если Николай, отвернувшись, как-то ещё пытался сдержаться, то Гвендолин громко зарыдала. Быстро одевшись, схватив пиджак в руки, русский выбежал из комнаты и, сломя голову, понесся по лестнице к выходу. У наружных дверей особняка он отбросил привратника плечом в сторону, даже не заметив его, и, пробежав по улице несколько десятков шагов, внезапно остановился. Возникло ощущение, что сердце выпало из груди на асфальт и разбилось. Махнув рукой, Николай медленно побрёл, ещё не зная куда, только повторяя в душе:

- Я никогда не прощу тебе, Гвендолин, наглых слов о моей отчизне.

Только спустя пять минут Хэсли осознала, что собственно произошло. Из-за каких-то её глупых несдержанных выражений любимый мужчина сбежал без денег с никому здесь не нужным русским паспортом. Николая необходимо срочно найти. Над ним нависли опасности со всех сторон. Быстро выйдя на улицу, она к глубокому своему сожалению убедилась, что Николай словно испарился. Тогда Гвендолин решительно поднялась к отцу.

Выслушав сбивчивый рассказ, постоянно прерывающийся слезами и всхлипами, Роберт Хэсли осторожно, но твёрдо ударил дочь по щеке, чтобы она не впала в полную истерику.

- Ты дурёха, что обидела такого хорошего парня. А из-за чего? Наш придурок-президент, привыкший заставлять своих сотрудниц целовать его причинное место, начав войну в Югославии, лишённый сам чести, уничтожил мировую мораль, международную, человеческую нравственность. А вы своей ссорой ему как бы подыграли. Русский президент-придурок также насилует своих сотрудниц, но они пока не жалуются, не научились ещё. Ему достаточно было стукнуть кулаком по столу, чтобы прекратилась балканская война. Но тогда были бы блокированы гигантские личные счета его семьи в западных банках. И из-за таких презренных людей вы подрались, словно кошка с собакой. А ты не подумала, что случится, если твой русский друг попадёт в полицию? Ведь его пустили в США под нашу опеку… Ну, не плачь больше. Сейчас задействуем частных детективов. Может, и найдут беглеца быстро.

10.

Нью-йоркский особняк семьи Хэсли располагался в районе Центрального парка на Манхэттене. Идя, куда глаза глядят, Щедрин оказался на направлении движения к университету Колумбия. В один из моментов перед ним остановился автомобиль.

Центральный парк в Манхэттене

- Эй, русский, - крикнул водитель, - куда тебя подвезти? Ну, и здорово ты набил физиономию Роберту Хэсли! А, может, выпьем где-нибудь вместе?

Николай понял, что владелец автомашины видел по телевизору его драку с отцом Гвендолин.

- Благодарю, я совершаю моционную прогулку после завтрака, - ответил Щедрин, стараясь казаться, как можно более спокойным.

Слово "подвезти", сказанное водителем, изменило ход мыслей молодого человека. Он вспомнил о своём друге Александре Цыпине, с которым учился вместе до восьмого класса. Мать Цыпина была еврейкой, преподавателем английского языка, и смогла перебраться с семьёй в Америку. Александр, который имел в московском дворе кличку "Дикий" за то, что мог яростно наброситься на более сильного обидчика, попав в США, тосковал по Москве и часто звонил Щедрину, жалуясь на свое новое житиё. Они не виделись почти шесть лет, и Николай решил срочно встретиться с Диким. Возможно, друг помог бы ему выбраться из Америки.

Щедрин помнил адрес Цыпина, поскольку они поддерживали переписку. Александр посылал своему московскому прежнему однокашнику разные нью-йоркские сувениры: шапочки и маечки с американской символикой, которые Николай, брезгуя, не носил, а раздавал другим приятелям.

Цыпин жил на противоположном берегу Гудзона в Джерси Сити. Щедрин понимал, что без денег не может воспользоваться паромной переправой, поэтому следовало переехать или перейти на другую сторону реки через мост Вашингтона.

Джерси Сити – вид с Манхэттена

Мост Вашингтона

Одна из идущих навстречу автомашин заинтересовала Щедрина. В ней сидела молодая белобрысая девушка с задорной улыбкой. Вспомнив о своем странном качестве действовать на людей на расстоянии, Николай представил себе, что обнимает красавицу за плечи и целует в губы. Вдруг он сообразил, что автоматически сопровождает создаваемые в голове образы текстом в виде особых всеведенческих мыслеформ. Так вот почему его мысли столь действенны! Ему помогает усвоенное всеведение.

Девятнадцатилетняя Дорис Мэримонт ехала в университет Колумбия. Она не опаздывала, поэтому не особенно гнала машину. Статного парня она увидела издалека. По мере приближения к молодому мужчине Дорис всё внимательнее вглядывалась в его симпатичное лицо. Вдруг она весьма реально ощутила, как кто-то обнял её и нежно поцеловал в губы, причём этим «кто-то» в сознании её души явно был юноша, шедший навстречу. От неожиданности, а главное от нахлынувших странных, но приятных чувств, Дорис чуть не выпустила руль, но всё же смогла более-менее плавно затормозить. У неё бешено билось сердце, но она радовалась, что сумела остановиться, потому что руки казались парализованными.

Парень подошёл к машине и молча помахал рукой, чтобы Дорис открыла окно для переговоров. Но Мэримонт отрицательно покачала головой, пытаясь быстрее набраться сил, чтобы уехать. Её мать Памела Мэримонт, владелица популярного еженедельника "Нью-йоркская жизнь", хотя и разрешила ездить дочери без водителя, но взяла с неё твёрдое обещание, что Дорис никого не будет подсаживать в пути.

Поняв, что девушка не откроет дверь, Николай снова представил себе мысленно, что страстно целует незнакомку. Дорис вздрогнула и невольно потянулась к ручке. Её душа словно была во власти удивительного юноши.

- Не отвезёте меня в Джерси Сити? - спросил Щедрин, пытаясь придать голосу безмятежность.

- Не могу, я учусь в университете Колумбия и еду на лекцию Питера Сноу по психологии, которую мне нельзя пропустить.

Колумбийский университет

Лицо Николая стало грустным, но потом он улыбнулся, найдя выход:

- А если я посижу с вами на лекции, а потом уже вы совершите благородный поступок, отвезя меня к другу?

Немного подумав, Дорис согласилась. Молодой человек ей понравился. До университета они ехали молча. Уже в здании Мэримонт заметила, что некоторые студенты слишком внимательно разглядывают её и попутчика, но подумала, что, видимо, они кажутся влюблённой парой.

Питер Сноу как всегда блестяще прочитал лекцию. Он разобрал основные типы человеческого характера по собственной модели. В конце Сноу попросил, чтобы ему задавали вопросы по изложенной теме. К удивлению Дорис её незнакомец поднял руку.

- Ваша модель, профессор, принципиально не точна, - смело начал говорить Николай, - у вас - двенадцать типов личности, а согласно русскому всеведению только при рассмотрении девяти макромыслеформ качеств личности автоматически определяются почти сто пятьдесят миллионов типов людей. По существу, каждый человек реализует свой типовой характер, запрограммированный строением структуры сущего.

- Ваше замечание весьма интересно, - заметил, поправляя пальцем очки с тонкой оправой на круглом добродушном лице, лектор, - спускайтесь вниз и мы подробнее обсудим ваше суждение.

- Профессор! - крикнул один из студентов. - Он - тот самый русский, который дрался в аэропорту с Робертом Хэсли, а спустя сутки, бросив Гвендолин Хэсли, примазался к Дорис Мэримонт. Именно она привела его в университет.

- Молодые люди, - заметил Сноу, - мы здесь собрались не для того, чтобы обсуждать сугубо личные проблемы друг друга. Русский коллега сформулировал весьма интересную мысль, согласно которой каждый из нас имеет характер, типичный для вселенского сознания. По-видимому, это так.

- Это - не моя мысль, - сказал Николай, подходя к профессору и таща за собой Дорис. - В России создано всеведение, и в рамках всеведения психология, как наука, становится существенно иной.

- А вы могли бы мне дать какие-либо материалы по всеведению? - заинтересовался Питер Сноу.

- Нужно подписаться на журнал "Всеведение", который начнёт выходить с января двухтысячного года. Все данные о правилах подписки я вам сообщу из Москвы.

Когда Дорис и Николай сели в её машину, Мэримонт, весёлая по своей натуре, прыснула:

- Ты, оказывается, известная личность, знаменитый хулиган, теперь весь университет думает, что отбила тебя у Гвендолин Хэсли. Смешно, не правда ли?

Глядя на смеющееся лицо американки, Щедрин, заряженный её состоянием, невольно сам развеселился.

- Не будешь теперь без спроса мамы подсаживать незнакомых мужчин.

- Я не хотела сажать, но моё сердце странно себя повело, словно мы были близки. Весьма удивительное ощущение, почти переходящее в реальность.

- Мне следует извиниться перед тобой, - сказал Николай. - Дело в том, что я мысленно стал тебя целовать, вот твоя чувственность и пробудилась.

- А почему ты стал меня целовать мысленно?

- Чтобы ты остановилась.

- Я тебе нравлюсь больше, чем Гвендолин? - спросила Дорис, всеми силами стараясь скрыть дрожь в голосе.

- Нет, я люблю именно Гвендолин, точнее её… ненавижу! Мы любили друг друга всю ночь, а потом она назвала Россию пустым местом. И тогда я ушёл.

- Но Россия - великая страна, - сердито сказала Дорис. - Мой любимый писатель - Лев Толстой. Я влюблена в Наташу Ростову и хочу быть такой, как она. Из-за этого мама подсмеивается всё время надо мной. Я даже беру уроки русского языка.

- Останови машину, - попросил Щедрин.

- Зачем?

- Хочу тебя поцеловать.

- Не остановлю. Наташа Ростова целует первая и лишь того, кого любит. Поэтому сиди смирно.

Дом, в котором жил друг Николая Цыпин, оказался старым обшарпанным много-квартирником. У центрального подъезда толпилось несколько молодых мужчин, среди которых Щедрин узнал своего московского приятеля Дикого. Александр сразу подбежал к машине и, обняв Николая, попросил также Дорис выбраться на улицу.

- Тебя, Коля, разыскивает полиция. По телевидению и радио объявили, что ты русский нелегал, незаконно проникший в США. Ты, дескать, изнасиловал Гвендолин Хэсли и похитил Дорис Мэримонт, дочку владелицы журнала "Нью-йоркская жизнь".

- Но я не насиловал Гвендолин и не похищал Дорис! - возмутился Щедрин.

- Знаю! - осклабился Цыпин, показав свои ровные зубы. - Но в Америке каждый делает свой бизнес. Преступников настоящих ловить трудно и опасно, а ты, когда тебя поймают, создашь рекламу нью-йоркским полицейским - труженикам дубинки. Тем более что они постараются убить тебя во время задержания. Тогда их слава ещё более возрастёт. А мёртвый никогда не оправдается.

Полицейская дубинка

- Что же делать? - забеспокоилась Дорис.

- Только вы, Дорис, можете спасти этого русского романтика, - обратился Цыпин к Мэримонт.

- Я готова. Но как?

- Вначале дайте ключи от вашей машины. Её сейчас отгонят в другой конец Джерси Сити, чтобы сбить полицию со следа, хотя бы на полчаса. Мы же поедем в микроавтобусе в церковь, где вы обвенчаетесь с Николаем. Потом туда вызовем вашу мать. Другого выхода не вижу. Иначе Колю просто убьют.

Дорис посмотрела в глаза Щедрину и увидела в них смесь тоски и лукавства.

- Поехали,- решила она, - совершу сегодня благородный поступок. Но когда ты, Николай, вернёшься благополучно в Москву, мы тут же разведёмся. Обещаешь?

Щедрин не успел ответить, поскольку где-то невдалеке возник звук полицейской сирены. Цыпин, двое его приятелей, Дорис и Николай быстро сели в микроавтобус и поехали в противоположную сторону.

Полиция Нью-Йорка

- Возможно, они уже знают, что я был твоим российским другом, - сказал Александр Николаю. - Вполне могли проверить звонки из Америки на твой московский номер телефона.

- Это возможно, - согласилась Дорис. - Именно так мамина служба безопасности определяет круг знакомых интересующего их лица.

Протестантский священник сперва стал отказывать в заключении брака, поскольку у молодожёнов не было при себе медицинских справок, удостоверяющих отсутствие болезней, препятствующих образованию семьи, но Цыпин уговорил его, приведя безупречный довод:

- Вы, святой отец, как представитель Бога на земле, осуществляя таинство брака, не должны другой ногой стоять на грехе мирского закона, поскольку Богу справки не нужны, ибо он сам определяет любящих.

Вместо обручальных колец в дело пошли собственное платиновое кольцо Дорис и золотой перстень Цыпина. Когда с формальностями было покончено, Дорис позвонила матери, предложив ей приехать в церковь.

Дорис понимала, что их семейный телефон могут уже прослушивать, поэтому говорила кратко и решительно:

- Мама, я вышла замуж за Николая Щедрина, который ради меня бросил свою невесту Гвендолин Хэсли. Мы очень любим друг друга. Приезжай срочно за нами, пока мужа не арестовала полиция.

- Могу поспорить, что первыми появятся фараоны, - заявил Цыпин. - Наша задача, чтобы они не изолировали Николая. Когда его потащат в сторону, вы, Дорис, кричите со всей силы, не убивайте моего мужа, и вцепитесь в руку Николая. Может, это спасёт его.

Александр оказался прав. Детективы в штатском попытались вытащить Щедрина из церкви, но Дорис так кричала и рыдала, что они пришли в замешательство. Священник подтвердил состоявшееся бракосочетание. Были выиграны первые минуты ареста, а дальнейшее стало уже проще.

Полиция Нью-Йорка

- У вас нет оснований задерживать моего мужа! - твёрдо заявила Дорис Мэримонт полиции. - Женившись на мне, он легализовал своё право на пребывание в Америке. Через несколько дней мы вылетим в Москву. А если вы его арестуете, то я выдвину иск мэру Нью-Йорка за нарушение моей семейной жизни. Ему придётся в своё оправдание вас уволить.

Наконец, появилась Памела Мэримонт со своим адвокатом. Первым делом, преследуя интересы не дочери, а Памелы, адвокат убедился, что брак между Дорис и русским имеет законную силу. Поняв, что изменить пока ничего нельзя, Памела решила свести скандал к минимуму, для чего сделала вид, что придерживается позиции дочери, хотя была бы только рада, если бы проклятого русского убила полицейская пуля.

На квартиру Мэримонтов они приехали вчетвером: мать, дочь, Николай и Цыпин.

Хотя Щедрин осознавал, что Памела Мэримонт возненавидела его с первого взгляда, он не мог не признать её красоту и женское обаяние. Дорис была почти копией матери, но нежной, воздушной, мягкой, тогда как Памела, имея те же светлые волосы, темно-синие глаза и губы сердечком, излучала решительность и жесткость. Всё дело было в прищуре Памелиных глаз и холодных складках между носом и кончиком губ.

Когда все оказались в гостиной, Памела предложила Цыпину выйти, поскольку предстоял семейный разговор.

- Я не оставлю своего друга, - сказал Александр, - если он сам не захочет этого.

- Оставь нас, - попросил Николай.

- Но эта дама тебя обманет! - заметил Цыпин по-русски.

- Не обманет, - ответил Щедрин по-английски, чтобы речь была общей, - я защищу свои интересы.

Когда Цыпин перешёл в другое помещение, Памела, глядя в глаза Николаю, твёрдо сказала:

- Нужно составить брачный контракт. Поскольку всё произошло так скоротечно и для меня совершенно не понятно, то супруги должны иметь раздельное имущество. Вы согласны?

Не менее твёрдо, в свою очередь, смотря в лицо Памелы, Николай, однако, не мог не рассмеяться:

- А вот сейчас придётся выйти вам. Мы должны остаться с Дорис одни. Брачный контракт касается только нас двоих.

- Это не так! - возмутилась Памела. - Пока Дорис не исполнится двадцать один год, согласно завещанию её отца, моего мужа, я являюсь её опекуном, душеприказчиком.

Неожиданно для себя Щедрин сообразил, что Памела блефует, поскольку может быть опекуном дочери лишь до её замужества.

- Вы ошибаетесь, - гордо сказал Щедрин. - Видимо, у вас служит очень плохой адвокат. После замужества Дорис ваша опека не имеет никакой юридической силы.

Памела была так поражена умом русского и своим незавидным положением из-за него, поскольку всё состояние сразу же переходило к семье Дорис, что покачнулась.

- Что с тобой, мама? - спросила дочь.

- Ты хочешь, чтобы я вышла и оставила тебя одну с этим… чудовищем?

Памеле не следовала называть русского чудовищем. Это слово обидело Дорис, поскольку Николай ей всё больше нравился.

- Да, оставь меня с моим чудовищем, - попыталась всё свести к шутке Дорис.

Памелу от обиды сдуло, словно ветром. Дорис никогда ещё не видела мать в таком бешенстве.

- Зачем эта игра в наследство и дёрганье за нервы моей мамы, если мы заключили лишь фиктивный брак на несколько дней, пока ты не вернёшься в Москву? - несколько запальчиво спросила Дорис.

- А я не хочу разводиться, - сказал Щедрин. - Ты спасла мне жизнь, сломав собственную судьбу. Вся Америка будет смеяться над тобой, если мы расстанемся. Не хочу этого. И потом… Ты такая хорошая, ты - мой идеал, я полюбил тебя. Бог привёз меня в США, чтобы я женился именно на тебе.

Дорис опешила, ощущая, как счастье вливается в её сердце.

- Но Гвендолин гораздо красивее меня.

- Не красивее, а обольстительнее. Твоя красота много выше. Гвендолин мне хочется насиловать, а тебя обволакивать нежностью.

От таких слов душа Дорис совсем растаяла.

- Ты, Николай, в самом деле, так считаешь?

- Конечно. Поскольку бог свёл нас, только он и может нас разлучить. Позволь, поцелую твои прелестные пальчики, похожие цветом и шелковистостью на лепестки свежей розы.

Сердце Дорис защемило от возникшего обожания молодого человека. Свои слова Николай дополнительно усилил:

- Дорис, ты моя богиня, богиня разума, любви и красоты.

Николай сжал американку в объятиях. Потом они стали так нежно целоваться, что по их телам время от времени пробегала дрожь. Наконец, Дорис не выдержала и созналась в отчаянии:

- Я люблю тебя, моё русское сокровище.

- И я люблю тебя, моё американское чудо, - ответил Щедрин, ощущая, что уже не в состоянии владеть собой.

Поняв своего уже реального мужа, Дорис очень просто сказала:

- Пойдём в мою спальню. Нам можно всё.

Не выдержав часовой неопределённости, Памела застучала кулаком в дверь спальни дочери:

- Дорис, открой! Что он с тобой делает?

- Мама, не открою. Мы делаем ребёнка.

Заплакав, Памела, вытирая по дороге слёзы, пошла к Цыпину, расположившемуся в библиотеке.

- Налейте мне виски из того шкафа-бара. Вы, русские, берёте всё, что плохо лежит, не считаясь ни с чем. И что Дорис в нём нашла? Один рост и мускулы, а ум ещё совсем детский. Так унизительно обращаться со мной, Памелой Мэримонт, самой влиятельной особой в журнальном бизнесе.

- А Роберту Хэсли Николай морду набил, не постеснялся. Вы ещё хорошо отделались! - подлил масла в огонь Цыпин, округляя глаза, словно в испуге.

Памела внимательно посмотрела на Александра.

- И вы надо мной смеётесь?!

- Нисколько. Просто вам идёт, когда вы сильно сердитесь. Так и хочется вас обнять.

- Я вам в матери гожусь, не забывайтесь!

- Тогда, позвольте, буду звать вас мамочкой.

Памела рассмеялась. Что ни говори, но ситуация становилась забавной.

- Расскажите мне подробнее о вашем чудаке-друге, ставшем моим зятем.

- Моя мамочка сбежала из России, прихватив с собой меня. И кто я теперь? Отец стал таксистом, а я развожу пиццу по забегаловкам. Николай же заканчивает четвёртый курс физического факультета. И я бы с ним вместе учился, оставшись в Москве. Кто знает, сколько стоит молодая растущая голова? Вашей дочери повезло. Она отбила Колю от Гвендолин Хэсли. Значит, никакого мезальянса нет. Дорис и Николай равны… и имущество их будет общим.

Памела схватилась за голову.

- Не говорите мне столь страшные факты.

- Николай станет хозяином "Нью-йоркской жизни" и будет проводить прорусскую политику, - снова округлил глаза Цыпин, чуть не лопаясь от сдерживаемого смеха.

Такой наглости Памела уже не выдержала и вцепилась Цыпину в голову. Они стали бороться, пытаясь причинить друг другу максимальную боль. В таком виде их застали Дорис и Николай.

- Прекратите! - крикнули они одновременно.

- Пусть этот хам уйдёт! - заявила Памела, показывая пальцем на Цыпина и глотая ртом воздух.

- И не подумаю, мамочка! - ответил Александр.

Памела хотела вновь броситься на обидчика, но спокойный голос Николая удержал её.

- Я, Николай Щедрин и моя супруга Дорис Щедрина, посовещавшись, решили полностью и окончательно, что наше совместное имущество будет общим и в едином управлении. Так тому и быть. Аминь.

- Ты тоже так думаешь? - с надрывом в голосе спросила мать дочь.

- Да! Тебе, мамочка, пора отдохнуть. Если "Нью-йоркская жизнь" начнёт помещать статьи Николая о всеведении, то станет самым популярным в мире.

Памела залпом опрокинула стакан виски и, покачиваясь, вышла из комнаты.

- У вас прелестная мать, - сказал Цыпин Дорис. - Хотя я недосчитался клока волос, говорю честно, она прелесть… Не буду мешать молодожёнам, к стати, ставшими ими по моей идее… Надеюсь, что буду отблагодарён. Например, могу быть вашим семейным водителем.

Николай и Александр обнялись на прощание.

- Никогда не забуду твоей услуги, - поклялся Щедрин.

- Если забудешь, напомню, - скорчил мину Цыпин. - Привет от меня маме-тигрице.

Поцеловав руку Дорис, Александр ушёл.

- Я очень счастлива, - сказала Дорис. - Ты покорил моё тело и душу.

- А потом покорю и дух. Но это будет тогда, когда ты начнешь хорошо говорить по-русски.

- Я прилежная ученица и быстро всё запомню.

Они снова стали целоваться так, что их тела дрожали в унисон сердечным ритмам любви.

11.

Роберт Хэсли удивился. Как только его дочь узнала о женитьбе Щедрина на Дорис Мэримонт, то сразу перестала плакать и успокоилась. Вначале Роберт с горечью подумал, что Гвендолин вернётся в семью лесбиянок, но та, потребовав делового разговора, развеяла все его сомнения.

- Отец, хочу, чтобы ты знал, я всё равно добьюсь любви Николая. Он будет на коленях передо мной ползать и просить прощения. Хорошо, что он женился на Дорис. Это значит, что я выйду замуж не за какого-то никому не известного русского, но за прежнего мужа наследницы журнального дела Мэримонтов.

Я позвоню Дорис и Николаю и поздравлю их с бракосочетанием. Затем приглашу к нам на ужин. Николай любил меня целую ночь, десять часов, а Дорис ещё подросток, она не выдержит и двадцати минут интенсивной любви, устанет и уснёт. Щедрин не захочет её будить и всю ночь будет думать обо мне. Я стану подругой Дорис, чтобы с ним чаще видеться. Позволь, чтобы мы часть нашей гостиничной рекламы начали размещать в журналах Мэримонтов. Это всех сблизит. Я также хочу заручиться дружбой Памелы.

- Я и не знал, что ты можешь быть такой… изворотливой, - удивился Роберт.

- Ты не договорил, папа, постеснялся. Скажу уж за тебя, что могу быть изворотливой, словно змея. Да, я вползу в их семью, и когда посчитаю нужным, ужалю, уничтожу Дорис и заберу Николая.

- А стоит ли таких усилий этот парень? Есть американцы не хуже.

- Стоит, потому что только с ним моё тело взлетает на небо. Он мой! Мы можем также пообещать Мэримонтам, что в наших гостиницах по всему миру будут продаваться их журналы.

Роберт Хэсли не возражал, потому что Щедрин, в самом деле, ему нравился.

На ужине присутствовали все три члена семьи Хэсли и также супруги Щедрины.

Гвендолин излучала радостное обаяние.

- Я очень рада, - сказала она Щедриным, -что вы соединили свои судьбы. Когда женятся ещё в молодости, это замечательно. Мне кажется, вам нужно справить свадьбу. Вы заслуживаете того. Подождите две недели, чтобы узнать, кто вас поздравит, а потом пригласите именно этих людей на торжество, потому что они и есть ваши настоящие друзья. А кто от вас, Дорис, отвернулся, не заслуживает вашего внимания.

Дорис была тронута умными словами Гвендолин.

- Я думала, вы на меня обиделись, - простодушно заметила она.

- Нет, - быстро ответила Гвендолин, - я очень рада за вас. Мы с Николаем никогда не говорили о женитьбе, речь шла лишь об общем ребёнке. Согласно условию, мой первый ребёнок от Николая будет жить с ним. Так решил Коля.

Дорис недоуменно, ничего не понимая, взглянула на мужа.

- Гвендолин говорит правду, - подтвердил Щедрин.

- Из уважения к вам, Дорис, - продолжила Гвендолин, - мы можем отменить договор между мной и вашим мужем, тем более что он заключён в устной форме и держится лишь на чести нас обоих. Правда, ещё не ясно, забеременела ли я. Итак, Николай, разрываем договор?

- Лучше подождать две-три недели, - предложил Щедрин. - Если ребёнок не зачат, то договор будет автоматически расторгнут. Если же Гвендолин забеременела, то условие остаётся в силе. Мой первенец должен жить со мной.

Роберт хмыкнул, осознавая игру дочери, но Тина Хэсли взялась за сердце:

- Не понимаю я русских.

- А чего тут понимать, - заметил Хэсли, - своего нигде не упустят, вот и всё.

Щедрин положил ладонь на колено Дорис, чтобы она быстро успокоилась. Тело Мэримонт пробила дрожь, и она сумела улыбнуться:

- Я полностью согласна с Николаем. Его первенец должен воспитываться с нашими другими детьми.

- Может получиться так, - сознательно продолжила щекотливую тему Гвендолин, - что у Дорис ребёнок родится раньше, чем у меня. Если я зачла вчера, а Дорис сегодня, то разница в один день совершенно не существенна.

- Такое возможно, - согласилась Дорис. -Кто родит первым, того бог больше любит.

Тина Хэсли ущипнула себя за ногу, уж не приснился ли ей столь странный разговор взрослых людей. Воспитанная пуританкой, она не понимала, как можно свободно и открыто говорить на данную тему, да ещё приплетая бога. Зато Роберту было весело. Именно такая волевая и язвительная дочь более всего нравилась ему.

Затем перешли к деловой части беседы, и Гвендолин внесла свои предложения по расширению контактов между еженедельником "Нью-йоркская жизнь" и корпорацией Хэсли.

Дорис была тронута.

- Но зачем вам это, Гвендолин? Вы сами не получите особой выгоды.

- Я считаю вас своей подругой, - объяснила Гвендолин, - поскольку теперь вы заботитесь о Николае. С меня словно камень ответственности свалился, и стало легче дышать. Вы молодые, вам легче ужиться. А я ура-патриотка, вот и обидела Колю, и русский язык учить отказалась. А вы изучаете русский язык?

- Да! Почти год, но дело идёт с трудом. Английский намного проще. Но теперь Николай возьмёт мою учёбу под свой контроль.

- Рада за вас, - заметила Гвендолин, - и предлагаю тост за молодых.

Когда Дорис и Николай вернулись домой, уже в постели она крепко прижалась к мужу:

- Милый, я боюсь Гвендолин! Иногда она так смотрит на меня, словно змея хочет проглотить птенчика.

- Ты не обязана с ней больше встречаться.

- К сожалению, придётся. Её предложение принесёт журналу за год доход в два миллиона долларов. Я уже подсчитала. Поэтому должна стать её подругой, быть нужной ей. Но я боюсь.

Щедрин попытался успокоить жену, целуя в её губы сердечком.

- Со мной ты можешь ничего не бояться. Но предлагаю Цыпина взять начальником охраны. Меня он уже спас и женил на тебе. Я поручу ему, чтобы он глаз не спускал с Гвендолин и ходил всё время с тобой, когда уходишь из дома одна. Мне же нужно в Москве сдать сессию за четвёртый курс. Ты отпустишь меня или полетишь со мной?

- Неделю побуду с тобой в Москве, а затем вернусь. У меня тоже будет сессия… Скажи, как по-русски звучит слово "обожаю"?

Щедрин ответил. Тогда Дорис шепнула ему на ухо по-русски:

- Я обожаю тебя!

От таких слов Щедрин оказался на седьмом небе, а затем ласками поднял на седьмое небо и Дорис. Им было так хорошо, что Дорис ещё несколько раз шептала, путая английскую речь с русской:

- Я обожаю тебя! Я обожаю тебя!

12.

Мать Николая Наталия Игоревна приняла Дорис восторженно. Щедрина удивилась тому, что молодая американка, вышедшая так неожиданно замуж за её сына, очень походила на типичную скромную русскую девушку, для которой брак является основой всей жизни.

Майская Москва

В свою очередь Дорис изумила маленькая московская квартира её суженного. Она быстро проскочила две смежные комнаты и вдруг поняла, что других помещений просто нет. Не сдержавшись, Мэримонт рассмеялась.

Поняв причину смеха невестки, Наталия Игоревна также развеселилась.

- Вот так мы живём. Привыкай!

- О, я уже привыкла! - выслушав перевод Николая, бросилась на шею матери мужа Дорис, прося как бы этим жестом прощение за неудачную шаловливость.

Две недели пребывания в Москве стали самыми счастливыми днями в браке Дорис и Николая. Щедрин договорился о досрочной сдаче сессии в институте и готовился к экзаменам в основном ночью, а днём показывал жене Москву во всей её майской красоте.

Майская Москва

Чтобы не мешать молодым, Наталия Игоревна перебралась к Правдину. Валерий Александрович выбрал время и несколько раз наставлял Дорис и Николая по всеведению.

- Рассматривая мир целым, вы и сами становитесь более цельными, - убеждал он их. - Только всеведение безмерно расширяет кругозор и даёт безопасность. Люди, не знающие всеведения, ищут единства со всем, что есть, через восторженный чувственный опыт своей жизни. Но этого совершенно не достаточно. Имеет смысл только рациональное общение с богом на основании всеведения.

Дорис заворожено слушала русского учёного, сжимая ладонь мужа.

- Мне так легче воспринимать русскую речь, - постаралась она оправдаться перед любимым. Но, Николай, всё понимая, обнял её.

За досрочную сдачу экзаменов, узнав о романтической истории Николая и Дорис, преподаватели брали с Щедрина по сто долларов.

- Не могу сообразить, - сказал Николай Правдину, - это - взятки, или так теперь положено?

- А ты проверь, - предложил Валерий Александрович, - дай деньги, а потом покажи, что совсем ничего не знаешь. Мне, право, самому интересно узнать, до какой степени мерзости опустилась современная российская профессура.

Эксперимент Щедрина показал, это был уже пятый, последний экзамен, что можно было и не готовиться.

- Учёных нужно давно отделить от государства, как священников! - разбушевался Правдин. - Следует также отменить все учёные степени и звания, а ещё лучше и все дипломы вузов и школ. Тогда о человеке будут судить не по бумажке, а по его мышлению, способности открывать новое.

Смешливая Дорис долго смеялась над запальчивостью Правдина.

- Вы же сами говорили, что люди боятся истинного всеведущего знания. Так пусть продолжают прикрывать своё ложное знание бумажками. Зачем вам им мешать?

Правдин понял резонность слов американки и поцеловал её в знак признательности в лоб.

- Ты права, Дорис, пусть коллекционируют фантики о своём якобы знании… А вы, молодые, должны стать всеведущими. Однако об этом Лига свободных учёных России дипломы не выдаёт. Всеведущие живы, а другие мертвы.

Дорис несколько раз звонила домой в Нью-Йорк, но Памела не брала трубку. Николай понял, что тем самым Мэримонт старшая показывает своё недовольство зятем и, кроме того, сознательно нервирует дочь, превращая её медовый месяц в период переживаний, переосмысления отношений с матерью.

Поэтому сразу после последнего экзамена Николая молодожёны вылетели в Америку.

13.

Николай был настолько зол на Памелу, что захотел сразу же взять на себя функции главного редактора "Нью-йоркской жизни", но умный Цыпин предостерёг его.

- Согласно американским законам владельцем, издателем журнала может быть только гражданин США. Поэтому тебе следует вначале получить американское гражданство, а потом уже возглавить семейное дело Мэримонтов.

Дорис и Николай наняли себе нового адвоката и спустя месяц, сохраняя российское гражданство, Щедрин стал одновременно гражданином США.

В течение этого месяца также выяснилось, что Гвендолин Хэсли и Дорис Мэримонт забеременели примерно с одинаковым сроком.

Гвендолин была счастлива. Она приехала к Николаю и Дорис и поставила вопрос ребром.

- Хочу, чтобы всё произошло по-людски. Если Николай отказывается от ребёнка и прав на него, то мы больше никогда не будем видеться. Если же он хочет оставаться отцом, то обязан встречаться со мной, говорить, гладить мой живот. Очень важно, чтобы ребёнок общался с отцом, даже будучи ещё в утробе матери. Врачи считают, что такое дитя не будет обделённым в жизни любовью. Итак, решайте!

Николай и Дорис переглянулись.

- Как ты сочтёшь нужным, так и будет, - сказала Дорис, стараясь, чтобы голос её не дрожал.

Щедрин повернулся к Гвендолин.

- Наше условие остаётся в силе. Твой первенец будет моим. Что касается встреч, приезжай сюда, когда захочешь, когда возникнет потребность.

- Положи руку мне на живот, - попросила Гвендолин Николая, - хочу, чтобы ты знал, как он будет постоянно расти.

Щедрин снова взглянул на Дорис, и та кивнула головой в знак согласия.

Когда мужская ладонь легла на живот Гвендолин, она невольно вздрогнула, и по её телу пробежали импульсы наслаждения.

- Ну, вот, сынок, папочка поприветствовал тебя! - заявила Хэсли.

- Почему ты уверена, что будет сын? - спросила Дорис.

- Какое-то предчувствие. И мой отец так считает. А кого ждёшь ты?

- Также жду сына.

- Вот и прекрасно, - заметила Хэсли, - будут вместе играть, ходить в одну школу, защищать друг друга… Мы же не враги! Только я виновата, что Николай ушёл от меня. Нет ничего страшнее квасного патриотизма, ведь мир един… А что об этом говорится, Николай, в русском всеведении?

Щедрин уклонился от ответа:

- Читай мои будущие статьи в «Нью-йоркской жизни», узнаешь!

- А я ещё нашла вам крупного рекламодателя, - сказала Гвендолин. - Когда он узнал, что мой папа размещает у вас рекламу, то и сам захотел.

Дорис была тронута.

- Спасибо тебе Гвендолин, - заявила она, - ты очень добра.

- Я добра, как кобра, - засмеялась Хэсли, - которая может, как спасти человека, так и убить. Недавно в одном индийском селении мать оставила ребёнка в колыбели, и в дом пробрались два волка. Быть бы беде, но сразу приползла кобра и, шипя, прогнала зверей.

- Удивительная история, - заметил Щедрин, - люблю такие истории о животных.

- Потому, что ты ещё совсем юноша, - сказала Гвендолин, - вот тебе и нравится всё странное.

Хэсли с удовлетворением заметила, что Дорис покраснела, переживая за мужа. Попрощавшись, Гвендолин ушла.

- Боюсь её, - воскликнула Дорис, - она, в самом деле, кобра.

- Не бойся! Если она кобра, то я лангуст и защищу тебя.

- Тогда потрогай мой живот, - попросила Дорис. - У кого он больше, у меня или у неё?

Николай погладил живот жены.

- Радость моя, твой животик абсолютно плоский, поскольку ещё девичий, а у Гвендолин он сам по себе крупнее. Нужно сравнивать не твой живот с её, а динамику их роста. Поняла?

- Понять, так я поняла. Только не знаю, зачем бог дает тебе сразу двух детей от разных женщин. Этот факт способно объяснить русское всеведение.

- Конечно. Думаю, Правдин знает, но почему-то нам не сказал.

- Я боюсь, - прошептала Дорис и заплакала.

Николай поднял жену на руки и, целуя, отнёс в спальню.

14.

Последний экзамен у Дорис был по психологии, и сдавала она его Питеру Сноу. Вместо того, чтобы слушать ответы на вопросы экзаменационного билета, профессор засыпал студентку весьма сложными вопросами, и Мэримонт "поплыла". Поставив Дорис двойку, Сноу заявил:

- В следующий раз приходите со своим русским мужем, и пусть он принесёт работы о всеведении. В Америке всеведение предчувствовал Дэйн Радьяр. Я его отлично знал. Свой главный труд "Планетаризация сознания" Радьяр написал в 75 лет. Пусть ваш муж прочтёт эту книгу.

Узнав о происшествии, Николай не мог не рассмеяться.

- Русские профессора берут за экзамены взятки долларами, а американские требуют книги о всеведении. Не расстраивайся, родная. Я возьму с собой что-нибудь из всеведения.

- Но Сноу не знает русского языка!

- Если его интересует всеведение, пусть учит русский язык, - безапелляционно заметил Щедрин.

- Я купила книгу Радьяра, - сказал Дорис. - Прочти её.

Николай открыл книгу, чтобы тут же отложить в сторону, но умный текст увлёк его.

Через три дня Щедрин встретился с Питером Сноу.

- Приношу свои извинения, - начал профессор, - конечно, Дорис сдала экзамен на отлично. Я разыграл фарс, чтобы увидеться с вами двоими. Мой русский коллега, вы прочитали Радьяра? Каково ваше мнение?

- Скорее всего, Дэйн Радьяр интуитивно предчувствовал, что в мире возникает всеведение, - заметил Николай, - он иногда даже показывает внешние черты этого нового знания, но от самой сути проблемы Радьяр весьма далёк, поскольку не знает новой суперматематики всеведения.

Мужчины долго спорили по интересующим их вопросам, а Дорис сидела и радовалась, что у неё такой умный муж.

Адвокат Памелы Мэримонт и адвокат семьи Щедриных встретились и разграничили права обеих сторон. Журнал "Нью-йоркская жизнь" полностью переходил во владение молодых. Назначив самого себя главным редактором журнала вместо Памелы, Николай сразу провёл развёрнутое деловое совещание.

- Наша задача поднять тираж "Нью-йоркской жизни" с одного миллиона экземпляров до двух-трёх, то есть сделать общеамериканским! - запальчиво заявил новый редактор. - И прошу, не улыбаться! Следующий номер отпечатаем в пяти миллионах экземпляров. Половину его содержания посвятим моим отношениям с Дорис и Гвендолин. Подробности этой сенсации давно интересуют всех американцев. На обложке будет фотография, на которой я, сидя между ними, держу руки на их животиках. Наконец-то, в ваших глазах возник огонь творческого интереса. Заверяю вас, я пришёл надолго, до своей смерти. Кто со мной, прошу поднять руку!

Напор Николая устроил всех, и его с удовольствием поддержали.

Как Щедрин обещал, Цыпин был назначен начальником службы безопасности журнала. Уже из своего нового кабинета Александр позвонил по прямому внутри редакционному телефону Памеле Мэримонт, ставшей первым заместителем своего зятя:

- Привет, мамочка, это звонит Сашка, твой сыночек. Приглашаю в китайский ресторан. Увидев наши ненавидящие друг друга лица, глазки китайского официанта станут ещё более узкими.

Памела невольно прыснула.

- Я не хожу по китайским забегаловкам!

- Тогда сама укажи своё любимое заведение.

Мэримонт могла бросить трубку, но что-то её удержало. "А почему бы мне не прибрать этого шутника к рукам, чтобы знать все тайные планы Щедрина?!" - подумала она.

- Мне нравится ресторан в отеле Хэсли "Нью-Йорк".

- Сейчас позвоню туда и закажу столик, -обрадовался Цыпин.

- Уж не знаю, что сказать…

- Я догадываюсь, о чём вы сейчас думаете, - переменил речь с шутливого "ты" на "вы" Цыпин. - Во-первых, вы считаете, что я слишком молод для вас. Но ведь часто интересно именно то, что "слишком". Во-вторых, вы думаете, что я ограничен и вам со мной не будет интересно. Но на самом деле я достаточно умён и начитан. Кроме того, я вам сообщу такую новость, что мне придётся держать ваш стул, чтобы вы не упали от неожиданности.

- Хорошо, - согласилась Памела, - но с одним условием.

- Я на всё согласен.

- Я буду вас звать при всех молокососом.

- Ну, что ж, - сказал Цыпин, искусственно усиливая до предела трагический надрыв в голосе, - как договорились, так тому и быть. Только ответьте, как вы догадались, что я, молокосос, мечтаю пососать вашу божественную грудь?

Памела взорвалась от смеха.

- Ладно, Цыпин, в ресторане с вами разберусь!

- Выльете мне на голову шампанское?

- Будете плохо себя вести, обязательно вылью.

Ещё несколько минут Памела и Александр шутливо препирались в том же духе, пока Мэримонт не сообразила, что о визите в отель "Нью-Йорк" ей следует сообщить Гвендолин. После такого звонка их обслужат ещё лучше. Попрощавшись, Памела тут же переговорила с Гвендолин Хэсли.

- Я дам указание, - сообщила Гвендолин, - чтобы вас посадили за мой личный столик.

- Может, вы и сами выберетесь? - спросила Памела.

- Постараюсь, хотя и не обещаю.

Когда Памела и Александр вошли в фойе гостиницы "Нью-Йорк", то Мэримонт была потрясена от счастья: её портрет в величавом платье прежней эпохи сиял во всю телевизионную стену.

- Вас встречают по высшему разряду, - заметил Цыпин.

Памела сжала рукой локоть кавалера.

- Я - суперженщина, молокосос.

Цыпин сказал метрдотелю, что заказал ранее столик, но тот подобострастно сказал:

- Леди Памела и сэр, для вас приготовлен особый столик семьи Хэсли. Мы очень рады видеть вас в нашем заведении.

Когда пара устроилась за стол, Цыпин не удержался и пошутил:

- Два-ноль в пользу суперженщины! Чтобы сравнять счёт, я должен перейти в атаку. Почему бы вам, Памела, не открыть собственный журнал "Новая нью-йоркская жизнь"?

Предложение молокососа было ранее сильно выстрадано самой Памелой. И от того, что кто-то пришёл к этому же выводу, так удивило Мэримонт, что она, на мгновение забывшись, невольно выпустила поднятый бокал из руки. Фужер упал на стол, и от него отлетела ножка. Пролитое шампанское забурлило на белой скатерти.

- Вы демон-искуситель, - спокойно сказала Памела, словно ничего не произошло. - Нам придётся отойти, чтобы заменили скатерть.

- Тогда выйдем в фойе, - предложил Цыпин, - хочу ещё раз полюбоваться на ваше телеизображение.

- Сам оригинал вас, конечно, не устраивает?

- Вполне устраивает, но там ваши плечи очень соблазнительно оголены…

- Не хочу идти в фойе… Скорее всего, там моё изображение уже заменили на физиономию какого-нибудь прибывшего в отель шейха.

- Тогда предлагаю пройти в зимний сад.

- В зимний сад летом не ходят.

- Тогда куда?

- Можем уже вернуться… Но минуту-две постоим здесь.

- Вам никто не говорил, что вы не просто ослепительно красивы, а лучше всех женщин в мире?

- Так часто говорил мой покойный муж.

- А из молокососов?

- Из молокососов – никто. Вы первый молокосос, с которым встречаюсь. Но между нами ничего не может быть. Вы выше меня всего на два-три сантиметра, а нужно на десять-пятнадцать.

– Это почему? – очень удивился Александр.

– Я привыкла с мужем, что, когда он выполняет свое мужское назначение, одновременно целует меня в губы. Для чего мужчина должен быть длиннее женщины на указанный мною интервал.

– Могу поспорить, что сумею действовать, как ваш покойный муж, – смело заявил Цыпин.

– Я же говорила, что вы демон-искуситель. Но ничего не получится: ни с новым журналом, ни с вами. Я уже устала от этой жизни. В отличие от вас мне сорок два года, я старше вдвое… Можем уже идти к столу. Метрдотель только что деликатно выглянул.

Когда они выпили по бокалу шампанского, Памела невольно спросила помрачневшего Цыпина:

- Почему вы загрустили? Молокососы всегда должны быть весёлыми.

- Я хотел жениться на вас, - сказал Александр, - а теперь хочу утонуть в океане. Когда завершится ужин, мы подъедем к набережной, и я поплыву на ваших глазах далеко-далеко, пока руки не лишатся сил.

– А можно, поплыву с вами? Я тоже хочу умереть.

– Но тогда мне придётся вас спасать, поскольку вы первая начнёте тонуть, ведь я много сильнее вас.

– А вы не спасайте меня и плывите дальше.

– Вы думаете, я способен на низкий поступок?! Конечно, спасу вас… Лучше подождите, пока я утону, а потом плывите сами.

– Но и я должна спасти вас. Я вызову полицию… Но они не успеют. Нет, поплыву за вами, чтобы спасти.

Цыпин накрыл ладонью руку Памелы.

– Памела, а почему бы нам не сделать совместный заплыв в вашей ванне? Сразу спасём друг друга от нашего одиночества… Мне нужны только вы.

– Но это невозможно, мой юный друг. Нас осудит моя дочь и ваш Николай.

– Ну, и пусть. Вначале осудят, а потом привыкнут.

– Вы думаете?!

– Иначе будет несправедливо. Почему Николаю можно иметь по ребёнку от двух женщин, а мне нельзя жениться на самой красивой женщине на свете только потому, что она вдвое старше?!

- Сознайтесь, Александр, что вы хотите моих денег!

Глаза Цыпина округлились:

– Боже упаси, ваши деньги мне не нужны. Имущество будет раздельным. Но вот нашим детям ваши деньги непременно достанутся.

– Детям? – удивилась Памела. – Вы хотите от меня ребёнка?!

– Конечно! И чем скорее, тем лучше.

– Нет, вы, русские, совершенно непредсказуемы. Николай отнимает дочь, а вы…

– А я люблю вас.

– Но это невозможно.

– Тогда я утоплюсь!

– Ладно, давайте напьёмся, а потом пойдём топиться… в моей ванне.

– Гип, гип, ура! – закричал Цыпин, да так громко, что все взоры обратились к нему.

– Господа, я пью за суперженщину, сидящую напротив меня! Пусть она будет вечно счастлива.

15.

Узнав о предстоящей свадьбе матери с Цыпиным Дорис возмутилась:

– Мама, ты впадаешь в детство. Он тебе в сыновья годится.

– Не тебе одной спасать русских от смерти и выходить за них замуж! – парировала Памела.

– Да, я спасла Николая от смерти, выйдя за него замуж! А причём здесь Цыпин?

– И я выхожу замуж за Александра, спасая его от смерти. Иначе он утонул бы в Атлантическом океане.

– Не смеши меня. Он наплёл тебе небылицы, а ты уши развесила. Не верь ему! Он жаждет твоих денег! Он негодяй.

– Этот, как ты говоришь, негодяй, помог тебе выйти замуж за Николая. Уже за это ты должна быть ему благодарна и радоваться за его счастье. А что касается денег, то имущество наше будет раздельным. После моей смерти всё достанется тебе и другим детям.

– Другим детям? - была потрясена Дорис. - Ты хочешь рожать от Цыпина детей?

– Да, хочу. Сашенька сказал, что наша пара может создать чудненького мальчика, вундеркинда.

Дорис растрепала на голове волосы во все стороны.

– Ладно, мама, поступай, как знаешь. Я тебя предупредила. Цыпин обманет тебя.

– Вместо поздравления, ты меня обидела. Нам лучше общаться через адвокатов. Когда ты вышла замуж за Николая и отобрала журнал, я поняла, что осталась совсем одна. И вдруг появился молокосос Цыпин, который рассмешил меня, душевно согрел. Мне было двадцать лет, а твоему отцу – сорок. Что особенного он нашёл во мне, молоденькой журналистке? А сейчас ситуация как бы перевернулась. Мне очень весело с юным Сашей. Знала бы ты, как он смешно тонет в ванне. Я его спасаю, а в результате получается то, что он называет переплетением полов. Нет, с ним не соскучишься!

Поняв любовную тоску-радость матери Дорис обняла её.

– Прости, мама. Наверное, ты права. А Цыпин умён, только заставь его учиться.

– Он сам поклялся, что окончит факультет журналистики.

– И не давай ему много денег.

– А он не берёт. Я хотела купить ему часы за десять тысяч долларов, так он отказался.

– Значит, Цыпин будет моим отчимом. Но он же полукровка. У него мать - еврейка.

– В Нью-Йорке все в той или иной степени евреи. Вот и в нашей семье появится.

Дорис улыбнулась.

– Как только Цыпин вошёл в твоё сердце, у тебя на всё есть ответ в его пользу.

– Я не сказала самого главного, – потупилась Памела,– мы решили выпускать журнал "Новая нью-йоркская жизнь". Саша говорит, что должна полностью себя реализовать в журналистике.

Глаза Дорис невольно зло прищурились.

– Мама, нам же придётся конкурировать друг с другом. Часть читателей по старой памяти перейдет к тебе. Но два параллельных журнала могут истощить друг друга.

– Когда ты, Дорис, отняла у меня "Нью-йоркскую жизнь", я не стала спорить и отошла в сторону, поскольку этот журнал был детищем твоего отца и ты должна была его наследовать. Новый журнал создам самостоятельно. Разве я не имею такого права?

Дочь поняла, что коса нашла на камень. Убеждать мать было бесполезно. Поэтому лучше плохой мир, чем хорошая ссора.

16.

Хотя Гвендолин серьёзно считала себя злой коброй, она, в сущности, была по-особому очень доброй женщиной, но её доброта скрывалась в самой глубине сердца, часто не видная не только окружающим, но и самой владелице. Если внешне мягкая Дорис иногда совершенно спокойно думала о том, как было бы замечательно, если бы Гвендолин родила мёртвого ребёнка, то, в свою очередь, Гвендолин так никогда не рассуждала о будущем дитя Дорис. Планы Хэсли были связаны с тем, чтобы Николай с возрастом понял, что только она, Гвендолин, достойна его. В её мечтах Дорис безжалостно бросала Николая, и он, стоя на коленях перед Гвендолин, умолял, просил возможность вернуться к своей первой любви. И тогда Гвендолин принимала его, протягивая к нему руки.

Вначале живот заметно подался вперёд у Дорис. Она была худее Гвендолин, поэтому первоначальная беременность оказалась видней. Но потом, к концу срока, живот Хэсли стал более впечатляющим, что свидетельствовало о её ранней беременности по сравнению с Дорис.

Гвендолин приезжала к Дорис и Николаю к концу родового периода всё чаще и чаще. Она просила Щедрина, чтобы он нежнее гладил её живот и говорил ласковые слова сыну. Ультразвуковые исследования показали, что как Гвендолин, так и Дорис, родят ребенка мужского пола.

Иногда Дорис импульсивно хотелось ударить кулаком по ненавистному животу Гвендолин, но ей приходилось лишь улыбаться. Без рекламных денег Хэсли журнал молодых мог легко лечь на мель, тогда как "Новая нью-йоркская жизнь" начала заметно процветать.

В свою очередь Гвендолин всё более привязывалась к Дорис. Хэсли нравилось, что Дорис никак не мешала общению Николая с ещё утробным сыном Гвендолин.

– Ты очень благородна, - говорила она Дорис, - возможно, я бы сама так не смогла великодушно поступать.

Когда мать Цыпина узнала, что её сын собирается жениться на Памеле Мэримонт, то упёрла руки в бёдра и закатила скандал.

– Дурак, щенки не женятся на старых суках!

Изабелла Юрьевна Цыпина была маленькой миниатюрной женщиной, а её муж - средним по росту, поэтому как Александр не старался угнаться за длинноногим Николаем, но вырос лишь до 170 сантиметров.

Неожиданно для Изабеллы сын сразу перешёл в наступление.

– Ты вывезла меня в гнилую Америку, обрекши на развоз пиццы. А я хочу интересно жить. В Москве я бы учился физике, как Николай. Ты даже лишила меня возможности быть высоким. Могла бы подобрать себе длинного мужа. Теперь сам творю свою судьбу. Памела - трамплин, с которого высоко взлечу.

– Я этому трамплину выцарапаю глаза!

Александр рассмеялся.

– Не выцарапаешь. Я уже с ней дрался. Она бьёт очень больно. Памела тебя раздавит!

Изабелла, словно ожидая именно таких слов, сразу успокоилась.

– Ты хоть любишь её или всё творишь из-за её денег?

– Через двадцать лет Дорис, жена Николая, будет подобна Памеле. Николаю нужно ждать двадцать лет, а я уже сейчас овладел Дорис в будущем возрасте. Кроме того, стану известным журналистом. Уже теперь я заместитель Памелы в "Новой нью-йоркской жизни".

– Какой из тебя журналист? И русский язык не до конца выучил, и английский слабо знаешь.

– В журналистике главное иметь безудержную фантазию. Тогда любой факт можно высветить с красочной стороны. Например, я предложил Памеле печатать в её журнале мой комикс "Еврей в Нью-Йорке". Хочешь, расскажу содержание первой серии рисунков?

– Расскажи.

– Идёт еврей по Нью-Йорку, видит лежит на асфальте кошелёк. Еврей наступил на него и осторожно огляделся. Поняв, что никто не обращает на него внимания, поднял кошелёк и зашёл в ближайшую подворотню. В кошельке оказалось всего семь долларов.

"И семь долларов - деньги," - сказал еврей, но тут над ним навис Громила.

"Спасибо, что нашёл мой кошелёк. В нём должно быть семь тысяч долларов. Куда ты их дел? Верни, или голову сверну".

Поскольку у еврея денег таких никогда не было, Громила решил забрать долг вещами. Но в квартире еврея ценных предметов не оказалось. Тогда Громила в погашение долга забрал жену еврея на семь месяцев из расчёта тысячи долларов за месяц… Ну, как, понравилась история?

- Бред какой-то! Евреи возмутятся, а не евреи станут смеяться.

- Зато поднимется тираж журнала!

– А что дальше произошло с этим евреем и его женой? - как бы безразлично, стараясь скрыть интерес, спросила Изабелла.

– Через несколько месяцев еврей случайно встретил жену на улице, она торговала своим телом.

– Сара, мне, как мужу, ты должна дать бесплатно.

Жена, конечно, согласилась. Но в самый ответственный момент появился Громила и потребовал с еврея триста долларов. У еврея денег не было, и тогда Громила объявил, что арендует Сару ещё на полгода.

Еврей возмутился:

- Раньше за месяц аренды моей жены вы брали тысячу долларов, а теперь - лишь пятьдесят. Почему?

- Неужели не понятно, почему?! Товар-то стареет, изнашивается.

Изабелла замахала руками от возмущения:

– И такую мерзость сочиняет мой сын!

– Рассказать третью серию? – невозмутимо спросил Александр.

– Ладно, расскажи.

– А вот и не буду. Если тебе интересно, то попроси: милый сыночек, расскажи, что произошло с евреем дальше.

– Не дождёшься!

Посмотрев в спину сына, Изабелла поняла, что он уже стал настоящим мужчиной. Если говорить честно, то, чего она хотела достичь в США, её сын реализовал, просто играя. Александр вошёл в высший свет Нью-Йорка, даже особо не стремясь к этому. И всё благодаря Николаю. Ей безусловно нужно молиться на Щедрина, но Изабелла Яковлевна была атеисткой.

17.

Чтобы не бросать московский физический институт, Щедрин часто наведывался в Россию осенью. Возник вопрос о прохождении им, пятикурсником, четырёхмесячной практики на одной из русских атомных электростанций. Не было даже речи о том, чтобы эту практику Николай отработал на американской АЭС. Было очевидно, что американская сторона не позволит данное новшество из соображений безопасности.

АЭС в США

Любящая Николая Гвендолин в очередное его пребывание в Москве сама прилетела в русскую столицу. Они встретились в её апартаментах в отеле "Нью-Йорк". Николай не знал, что Гвендолин наняла проживающую в Нью-Йорке бывшую советскую писательницу, чтобы она научила её не просто русскому языку, но именно русской художественной речи. Велико было потрясение Николая, когда Хэсли, видя грустное лицо любимого, нежно спросила по-русски с приятным акцентом:

– Отчего ты, молодец, голову повесил? Расскажи о своей кручине, может, помогу тебе.

Щедрин пришёл в неописуемый восторг, но, понимая, что Хэсли использовала заранее подготовленные фразы, щадя её, продолжил говорить по-английски:

- Гвендолин, откуда ты узнала такое слово, как "кручина" и выражение "повесил голову"? Такие слова не учат во вводном курсе.

– Это мой секрет, – ответила американка. - Все же, что тебя тревожит?

Щедрин сообщил о проблеме практики на АЭС. Оставаясь в России четыре месяца, он не смог бы даже формально руководить журналом, к тому же Дорис рожает в конце февраля двухтысячного года, да и сама Гвендолин тоже, хотя несколько раньше.

По просьбе дочери Роберт Хэсли похлопотал за Щедрина, и тому разрешили пройти стажировку на исследовательском ядерном реакторе под Нью-Йорком.

В свою очередь, Гвендолин взяла с Николая слово, что он будет присутствовать при её родах.

– Пойми, Коля, - сказала она любимому мужчине, - когда ребёнок рождается, он в испуге от нового мира, и ему желательно услышать родные звуки речи отца и матери. Тогда родившийся будет счастливым.

Поскольку Дорис не возражала, Николай с радостью согласился.

Гвендолин родила крупного мальчика в первых числах февраля. Николай увидел сквозь смотровое стекло, как гримасами-судорогами сводилось лицо Хэсли. Чтобы ребёнок совсем не пострадал, она отказалась от обезболивающего укола. Жалость и нежность к Гвендолин захлестнули сердце Николая. А когда его сын появился из женской утробы, душа Щедрина возликовала.

Потом он долго сидел около Гвендолин и вытирал салфеткой пот с её лба.

- Хочу назвать сына Николай-Роберт, если ты не возражаешь, - сжала мужскую руку Гвендолин.

Щедрин не возражал.

Как и обещал коллективу редакции, Николай смог довести к концу осени средний тираж "Нью-йоркской жизни" до двух миллионов экземпляров, но появление "Новой нью-йоркской жизни" постепенно уменьшило тираж до прежнего миллиона. "Новая нью-йоркская жизнь" выходила примерно таким же тиражом.

Многим читателям в новом журнале нравились комиксы Цыпина о приключениях в Нью-Йорке незадачливого еврея по имени Моша. Александр нашёл талантливого художника, который смог удачно изобразить Мошу, Громилу и других персонажей. Если журнал Дорис и Николая тяготел к политике и строгому интеллектуализму, то творение Памелы характеризовалось обращением к простым насущным темам и было весьма задушевным.

После нескольких месяцев совместной жизни с молокососом Цыпиным Памела, наконец, решилась выйти за него замуж. Но не тут-то было. Александр потребовал, чтобы Памела поклялась, что любит его. Но сказать подобное, означало для старшей Мэримонт признать своё зависимое положение от мужчины, и она в ярости отказалась. Тогда Александр вернулся к родителям, дав Памеле на окончательное решение десять дней.

Первые два дня Памела проплакала, затем наняла частного детектива. Оказалось, что Цыпин каждый вечер напивался до чертиков в барах, а потом садился на одну и ту же скамью у набережной и смотрел в океан. На десятый день Мэримонт подсела к Александру и сказала:

– Ты победил! Я люблю тебя больше собственной жизни. Этого достаточно?

– Вполне.

– Они так целовались, что даже забыли о мерзкой февральской погоде. Уже дома Памела закормила суженного отбивными.

– Бедненький, ты совсем оголодал, один нос остался.

– А ты откуда знаешь? – удивился Цыпин. - И как ты меня сразу нашла? Значит, следила?!

– Конечно, следила. Я должна каждый день знать, что ты жив, здоров, что тебе не нужна помощь… Слушай, а ведь я опекаю тебя, словно сына.

– Не зови меня больше молокососом! - воспользовавшись ситуацией, потребовал Александр.

- А как? - решила вопросом восстановить явно утерянные позиции Памела.

– Никак! Называй просто Сашей, или Александром, или милым Сашей.

Они сыграли тихую свадьбу, не пригласив никого ни из родных, ни из друзей. Они просто забыли о внешнем мире, мире вне их, и насладились друг другом уже на законной основе.

18.

За несколько дней до того, как лечь в роддом, Дорис с медсестрой вышла прогуляться по улице. Один из соседних молодых шалопаев под воздействием наркотиков устроил пальбу. Пуля рикошетом вошла в голову Дорис и застряла. Молодая женщина была доставлена в больницу в глубокой коме.

Перед врачами возник вопрос, кого спасать в первую очередь: Дорис или ребёнка. При извлечении пули Дорис могла умереть с автоматической смертью и младенца. Если же вызвать преждевременные роды, то ребёнок наверняка останется живым, зато сама Дорис потеряет последний, пусть даже призрачный шанс на спасение. Решение должен был принять муж, которого нигде не могли найти, мать же требовала немедленной операции для Дорис.

Пока шла суматоха, перевозбуждённый ребёнок решил сам отправиться на белый свет. Поневоле врачам пришлось принимать сперва начавшиеся роды. Дальнейшая хирургическая операция на голове Дорис оказалась безрезультатной. Она скончалась, не приходя в сознание.

Николай в роли инженера-практиканта выполнял обязанности сменного инженера на исследовательском ядерном реакторе, когда, наконец, установив, где он находится, ему сообщили о смерти Дорис. Однако он не мог покинуть аппарат, пока его не заменил бы кто-либо из облаченных правом сотрудников. Кончилось тем, что Щедрин отработал смену до конца.

В больницу Николай ворвался взбешённым. Он не мог ещё поверить, что Дорис в самом деле умерла. Только увидев её труп с обритой желтой головой, он словно наткнулся на жестокий факт реальности.

Чтобы зять успокоился и перестал плакать, всхлипывающая Памела отвела его к второму сыну, ребёнку от убитой Дорис. Вид сына, в самом деле, заставил Щедрина проявить мужество. Он вытер слёзы, и его взгляд стал жестко-тусклым, потому что весь мир обрёл серый цвет.

– За что убили мою девочку?! – запричитала Памела.

– Я отомщу! - твёрдо сказал Николай.

– Кому? Этого наркомана полиция убила при стычке…

Потом Щедрин увидел Гвендолин. Она подошла у нему и просто сказала:

– У тебя будет много забот с похоронами. Если согласен, заберу мальчика, хотя бы на несколько дней, и буду кормить его грудью, у меня молока хватит.

То, что Хэсли не стала высказывать сочувствия, а сразу предложила реальную помощь, согрело сердце Николая.

– Я полагаюсь на тебя, - сказал он. - Спасибо, что пришла.

– Прости, но я не приду на похороны Дорис, - извинилась Гвендолин, - иначе люди будут, Бог знает что, думать.

– Конечно, - согласился Николай, - но пусть появятся Роберт и Тина. Дорис их уважала.

– Обещаю, они придут. Наш венок будет общим: от семьи Хэсли.

Пожав руку мужчины, Гвендолин ушла.

– Что она сказала? - напряжённо спросила Памела.

– Несколько дней покормит мальчика грудью, пока мы похороним Дорис.

Памела всхлипнула:

– А она хорошая. Хоть эту заботу с нас пока снимет.

Цыпин, деликатно прятавшийся от глаз Николая, понял, что уже может подойти.

– Коля, - обратился он к Щедрину, - похоронные процедуры взял на себя. Всё заказано и будет исполнено в срок. Но тебе нужно вызвать из Москвы мать и, наверное, Правдина. Позвонить должен ты сам.

Щедрин обнял друга за плечи.

- Америка дала мне Дорис, Америка и отняла её. Душа стала чёрной. Отдам Памеле журнал и уеду с сыновьями в Москву.

Из глаз Цыпина закапали крупные слёзы.

- Коля, не торопись с решением… Дети разгонят твоё горе.

19.

Смерть Дорис Щедриной-Мэримонт всколыхнула общественное мнение всей Америки. Молодую беременную женщину убил не какой-то пария, опустившийся на социальное дно человек, а лицо её же светского круга, сын фабриканта. Этот факт высветил гнилость буквально всех слоёв общества США. Начались громкие дискуссии по поводу того, как бороться с наркотическим злом.

Поэтому похороны Дорис вылились чуть ли не в национальный траур. Интерес общественности также сосредоточился на том факте, что благородной кормилицей сына Дорис стала миллиардерша Гвендолин Хэсли. "Нью-йоркская жизнь" вышла с обложкой, на которой Гвендолин кормила грудями одновременно как своего сына Николая-Роберта, так и второго Николая - сына Дорис Мэримонт.

Ребёнок Дорис получил имя Николая по настоянию Памелы, которая знала, что именно так хотела назвать своего сына Дорис.

"Нью-йоркская жизнь" с портретом кормящих детей Гвендолин разошлась десятимиллионным тиражом по всей стране, и Хэсли стала своего рода символом настоящей американской матери, способной выкормить как своего ребёнка, так и спасти чужого.

Теперь уже Щедрин, чтобы увидеться с детьми, приезжал к Гвендолин. Дети быстро росли, и он хотел наслаждаться каждым новым проявлением их индивидуальности. Николай думал, что после года траура по Дорис он женится на Гвендолин, соединив детей в единую семью. Но вдруг выяснилось, что она не собирается действовать по его сценарию.

– Пойми, милый, - сказала Гвендолин, - ты меня бросил, и я очень переживала. Но, начав учить русский язык и ознакомившись с элементами всеведения, поняла, что не гожусь для тебя. Все же я родилась в семье крупного магната, и мой муж должен наследовать дело и успешно его продолжить. Ты к этому явно не готов. Руководство журналом – это детская игра по сравнению с управлением корпорации Хэсли.

Конечно, люблю тебя, и если бы ты смог научиться руководить делами моей семьи, для меня не было бы лучшего мужа. Хочешь, можешь пройти годовую стажировку у моего отца, чтобы я убедилась, что ты справишься с делом. Если нет, ты свободен, как нью-йоркский ветер, когда он вырывается к океану.

– Но твой отец может не захотеть учить меня.

– Я с ним уже говорила. Он не возражает, если ты согласишься, чтобы в публичном месте он при всех стукнул тебя по носу. Ему, как мужчине, нужно же загладить своё поражение от тебя на аэродроме, когда ты прилетел в США. А так он тебя ударит, эту сцену покажут по телевидению, и отец успокоится.

– Ради моих крошек, чтобы они обрели тебя в качестве их полноценной матери, я согласен, - совсем не торжественно, а тихим голосом произнёс Щедрин, казалось, даже пряча глаза от Гвендолин.

– И ещё будет одно условие, которое ты должен выполнить, - заметила Гвендолин, - перед свадьбой ты на коленях попросишь у меня прощения за то горе, которое причинил.

- И эту сцену также покажут по телевидению?

Такой мысли у Гвендолин не было, но, чтобы ещё более наказать Николая, она кивнула головой.

– Согласен, - понуро сказал Щедрин, но потом голос его зазвенел. - Знай только, что когда моим сыновьям исполнится по двадцать одному году, и они станут полностью самостоятельными, я разведусь с тобой.

Гвендолин поняла, что перегнула палку, может, даже сломала душу любимого.

– Прости меня, Коля! - нежно попросила она Щедрина. - Я ведь не вредная, просто боль никак не отходит. Если ты захочешь со мной развестись, я умру. Не буду больше унижать тебя, и отцу скажу, чтобы не разбивал тебе нос. Я просто очень люблю тебя.

Николай хотел обнять Гвендолин, но перед глазами возникла Дорис, и он лишь сказал:

– Давай будем дарить друг другу только добро. У меня много хорошего для тебя. И ты очень добрая.

Так они и решили, в подтверждение своих слов взявшись за руки.

25 апреля, 9,11,13,14,26 мая Москва;

27-29 мая, 6-8, 13 июня 1999 года

дер. Григорово Московской области