Потемкин В.Ф.

 

Стология «Русская жизнь, или всеведение»

 

Книга 8. «Два  месяца поэзии,  или  боль  души»

 

 

1.

          Шёл 1988 год, очередной год перестройки. Сергей Сергеевич Потехин, сорокалетний учёный, обладал очень тонкой душой, чувствительной к чужой боли.

          В августе, когда Потехин находился в отпуске, в Научно-исследовательский институт каналов (НИИК) поступил на согласование проект постановления Совета министров СССР о секретной разработке "ЛТ-1", что расшифровывалось, как "Летающая тарелка-1". Эту тему должен был выполнять Потехин.

          Директор НИИК Юрий Петрович Анисимов пришёл в бешенство. Его институт на протяжении уже более десяти лет успешно занимался научной проблемой переброски сибирских рек в Среднюю Азию, а в проекте предлагалось начать аэродинамические исследования по созданию новой активной системы управления турбулентным пограничным слоем на сфере, что делало летательный аппарат невидимым для радаров. Как известно, сфера в силу своей полной симметричности не обладает подъёмной силой, но чудак Потехин уверял, что за счёт искусственного изменения турбулентности прилегающих вихревых потоков шар будет летать не хуже, а даже лучше обычного самолёта.

          Анисимов давно невзлюбил Потехина. Но то, что ученый удачно нашёл богатого военного заказчика, готового финансировать бредни институтского сумасшедшего, вывело директора НИИ из себя полностью. Не долго думая, он письменно ответил в Совет министров, что, во-первых, НИИК занимается вопросами движения воды в канальных руслах, что к самолётостроению не имеет никакого отношения, а, во-вторых, в институте просто отсутствуют специалисты аэродинамического направления.

          Через месяц в НИИК уже пришло грозное, обязательное для выполнения постановление Совета министров (СМ) о необходимости создания "ЛТ-1" в течение двух лет в соответствии с прилагаемым календарным планом. Юрий Петрович пришёл в ужас. Он вызвал к себе Потехина, они заперлись в секретном отделе, и директор брезгливо бросил на стол постановление СМ о "ЛТ-1" с грифом "СС" - «Совершенно секретно".

          - Чего вы добились? - заорал директор. - Вы, ужасный человек, меня просто зарезали.

          Потехин обомлел, но не от крика Анисимова, а оттого, что Совмин прислал постановление, не направив предварительно проекта решения.

          - Разве они не присылали проекта постановления? - удивился он вслух.

- Прислали, - сознался, глубоко вздыхая, директор. - Но вы были в отпуске, и я… отклонил проект.

          Потехин весьма странно, каким-то горловым звуком, засмеялся от неожиданного горя,  постигшего его:

- Отклонили? Разве направленный проект Совета министров СССР можно отклонить? Вас посчитали, извините, просто наивным. Вы должны были вызвать меня из отпуска, и мы составили бы в Совмин бумагу, что для выполнения темы "ЛТ-1" требуется  30 научных рабочих мест, аэродинамические приборы стоимостью в полтора миллиона долларов и многое другое… А теперь по вашей вине должен выполнять эту работу только втроём. Заказчик даёт нам гигантские суммы, но без научных ставок и западного оборудования мы их не сможем полностью освоить.

Анисимов, конечно, постоянно работал в соответствии с различными постановлениями Совета министров, обязательными для выполнения, и выколачивал при поступлении проектов постановлений СМ определённые льготы для института, но в данном случае ненависть к Потехину перебила здравый смысл.

- Я отклонил проект, потому что мой институт не должен заниматься самолётостроением, наша задача быть готовыми к переброске рек.

- Институт не ваш, а государственный, - заявил Потехин. - И такое впечатление, словно вы газет не читаете. Переброски сибирских рек не будет. Народ уже не позволит выбросить сотни миллиардов рублей на ветер. А "летающая тарелка" стране нужна… Придётся обратиться в печать!

- Ну, ладно, ладно, - стал успокаивать разошедшегося Потехина Анисимов. - У вас сейчас двое сотрудников, дам ещё троих. Справитесь?

- Но я сам подберу людей со стороны!

- А наши институтские уже не годятся?

- Вы сами себе противоречите. Отказываете Совмину из-за отсутствия специалистов, а теперь,  оказывается, они есть.

- Хорошо, набирай людей, - согласился директор, милостиво переходя на «ты», - но их должен утвердить учёный совет института.

- Кроме того, желательно, - предложил  Потехин, - выделить мою группу под ваше личное руководство.

- Понятно, - сообразил директор. - Хочешь получить лабораторию?

- Вначале оформите группу в независимую структуру, а затем, если с работой справимся, превратите в лабораторию.

Анисимов подумал и согласился.

Через три недели Потехин подобрал к себе в группу трёх старших научных сотрудников, аэродинамиков, но их кандидатуры учёный совет НИИК при тайном голосовании не утвердил. Сергей Сергеевич понял, что директор обманул его в очередной раз. Итак, Потехин, старший научный сотрудник, кандидат технических наук, мог руководить лишь Вахлюевой, тоже кандидатом и старшим научным сотрудником, которая была младше его на пять лет, и двадцативосьмилетним младшим научным сотрудником Ершовым.

В газетах постоянно сообщалось о преступлениях прежнего коммунистического режима. Душа Потехина сопереживала погибшим от большевиков людям, и неожиданно для себя он начал сочинять трагические стихи о зверствах коммунистов. Собственные стихи так понравились, что Сергей Сергеевич решил бросить науку и заняться профессионально поэзией.

Было совершенно ясно, что пока Анисимов остается директором  НИИК, тему "ЛТ-1" Потехину выполнить не удастся. Поэтому лучше уйти сразу, заранее, чем позднее быть обвинённым в научной несостоятельности, чего, видимо, и добивался директор Института каналов.

 

 

 

2.

Написав заявление об увольнении по собственному желанию, Сергей Сергеевич Потехин отнёс его в отдел кадров, потребовав, чтобы на копии заявления начальником отдела кадров была поставлена дата его получения. К концу дня Потехина вызвали к директору института.

Семидесятилетний Анисимов имел мохнатые брови и за счёт их движения мог создавать весьма зверское выражение лица, которое до смерти боялись все его подчинённые, включая даже заместителей директора.  Вот и сейчас он строго насупил брови:

- Удивили вы меня своим заявлением, Сергей Сергеевич! Хотите уволиться по собственному желанию? Бред какой-то. Если вас приглашают куда-то, так и скажите. Какую должность предлагают? Заведующего лабораторией? Доцента? Вы не играйте, говорите откровенно.

- Откровенен, как никогда, - смело заявил Потехин. - Хочу уволиться по собственному желанию, чтобы перестать заниматься наукой. Надоели помехи со всех сторон.

- Крутите, Сергей Сергеевич, - засмеялся Анисимов, хотя ему было не смеха. - И в какое положение меня ставите?! Вы уйдёте, а кто кроме вас тему "ЛТ-1" сможет выполнить?

- Незаменимых людей нет!

- Философ! - сделал вид, что добреет,    директор. - Философ... или шантажист? Прекрасно знаете, что ваша тема выполняется в соответствии с распоряжением Совета министров. Через два года система должна быть введена в строй. Если же распоряжение не будет исполнено, мне голову оторвут.

- Вы можете сообщить, что в связи с уходом ведущего специалиста тема не может быть завершена.

- Вы шутите? А должны понимать, что мне ответят. Скажут, любишь кататься с горки, люби и саночки на горку возить. В самом деле, бред! Так куда вас переманивают? Руководителем лаборатории и у меня вскоре станете. С вами сейчас два человека работают?

- Да. А с заказчика берем деньги, словно сорок сотрудников в штате. Ведь по вашей воле учёный совет зарубил трёх специалистов, которых я подобрал. Зачем лицемерить? Я вам мешаю, вот и ухожу.

- Всё утрясём.

- Не думаю, - горько сказал Сергей Сергеевич. - Но меня, правда, это уже не интересует. Ухожу.

- Куда?

- Не знаю еще.  Юрий Петрович, поймёте ли меня? Живём только один раз. Не хотел говорить. Но, наверное, придётся. Буду лишь сочинять стихи.

Анисимов ужасно удивился:

- Что? Стихи? Какие стихи? О чём стихи?

- Стихотворения о душевной боли.

- О душевной боли?! - переспросил Анисимов и снова нахмурил брови. - Бред! Ну и хитрый же вы мужик, Сергей Сергеевич! Всё равно ведь узнаю, куда вы уходите. Лучше оставайтесь. Стихи?! Предлог, конечно, замечательный. Но не для меня.

- Надоело всё, -  сказал Потехин. - Бьёшься головой в закрытые ворота, которые должны быть раскрыты настежь. Доказываешь свою правоту, которая никому не нужна, и в первую очередь вам, Юрий Петрович. Живём же один раз. Хочется душу оголить, очистить. Стихи начну писать о боли души.

- Прочитайте какой-нибудь опус, - предложил директор НИИК, чтобы понять, в какой мере сумасшедший Потехин серьёзен.

Сергей Сергеевич задумался, а потом гордо встал и отошёл в угол кабинета.

- Стихотворение называется "Попадья"

- Попадья? - переспросил Анисимов и захохотал, но тут же быстро успокоился. - Попадья, так попадья.

- Смеяться будете, не стану читать, - строго заявил Потехин.

- Начинайте, Сергей Сергеевич… Я весь во внимании.

И тогда Потехин начал декламировать:

 

                   Час попадья стояла,

                   Не прислонясь к столбу,

                   И нагишом вверяла

                   Христу свою судьбу.

 

                   По лестнице скрипучей

                   Из ГПУ влезал,

                   Ведро воды колючей

                   На темя выливал.

 

 

 

 

 

                   Мороз крепчал, аж люто,

                   И снег в лицо сиял.

                   А женщина разута,

                   Крест родинку обнял.

 

                   И волосы звенели,

                   Распущены, как хмель.

                   Соски  обледенели.

                   "Ну, говори теперь,

 

                   Где золото зарыто?

Нужны нам трактора.

Страна должна жить сыто.

Будь для себя добра!"

 

Но взглядом их карая,

О,  русская душа,

Молчаньем презирая,

Почти что не дыша,

 

Она на храм смотрела

Сквозь смертные тела.

Душа её узрела

Антихриста дела.

 

И умерла так, стоя.

Глаза задёрнул лёд.

А имя девы - Зоя.

Шёл тридцать первый год.

Когда Потехин закончил чтение, Анисимов застыл почти на целую минуту, не зная, как вести себя. Стихотворение почему-то понравилось, хотя и было явно антисоветским.

Однако ученого нужно удержать в институте, хотя бы на год, чтобы за это время каким-то образом отвязаться от постановления Совмина по "ЛТ-1".

Наконец Юрий Петрович нашёл нужную тактику:

- Бред! Бред, а не стихи. Они никому не нужны. Вы кандидат наук, один из лучших специалистов в своей области, а впадаете в детство. "Попадья". Безумие какое-то. Вы извините, но это всё бездарно. Так каждый может сочинить… Сочинитель! А на что жить будете? Нет, вы шутите?! Разыгрываете меня? Говорите сразу, куда собираетесь уходить? В вуз доцентом? Кто вас сманивает?

- Хочу писать стихи.

- Заладили одно и тоже. Хотите сочинять, так пишите в нерабочее время. А кто вместо вас трудиться будет?

- Вам решать, - равнодушно заметил Сергей Сергеевич.

- Вот возьму и подпишу заявление, - решил погрозить директор. - С сегодняшнего дня. И назад возврата не будет.

- Стану вам очень благодарен.

- Бред! Уходит лучший специалист. С кем останусь? Из-за перехода на новую систему хозяйствования придётся закрыть часть лабораторий, как не способных обеспечить себя хозяйственными договорами. У вас в отличие от них всё хорошо. Средства заказчик    даёт с избытком. Может быть, Сергей Сергеевич, вы завалили работу? И не сможете в срок выполнить распоряжение Совмина? Бежите заранее?

- Можете так думать, - спокойно ответил Потехин. - Мне безразлично. От вас особой помощи не было. По теме должно работать почти двадцать человек, а её выполняют со мной трое. Заработанными нами деньгами покрывают несостоятельность некоторых других сотрудников. Вы всё лучше меня знаете. Наверное, просто вам так удобно.

Почувствовав, что Потехин готов уже пойти на окончательный разрыв, Анисимов решил польстить горе-стихотворцу и попросил прочитать ещё один опус. Сергей Сергеевич тут же согласился:

- Стихотворение называется "Зима 1932-1933 годов".

Немного помолчав, он затем начал читать с большим подъёмом и трагическими нотками в голосе:

 

Деревня русская осталась без собак,

Пугливых кошек у соседей съели.

Крестьянин затянул на поясе кушак,

А ветер, дух природы, рвётся в щели.

 

От колких завихрений зимний воздух стал     

Кнутом из мириадов белых нитей.

Крестьянин думает, что он давно устал

От суетных антимирских событий.

 

Ему не ясно, для чего ещё живёт

На белом свете человек с усами.

«Пускай, коль сила есть, народ в муку сотрёт,

Но хлеб не сеют городские сами».

 

И у Христа мужик всё требует ответ:

«Варфоломея ночи не настали?»

А лампы жёлтый трепыхающийся свет

Среди родных высвечивает Сталина.

 

 

 

Портрет давно висит. Так хочется сорвать.

Не будет слаще в мире самокрутки!

Но вешал председатель, в его душу мать,

Поближе к божьей матери для шутки.

 

Анисимов оторопел. Он не разбирался в поэзии, но текст Потехина невольно вызвал слезу. Возможно, сорокалетний неудачник талантлив одновременно как в физике, так и в поэзии.

- Умный вы мужик, Сергей Сергеевич, - начал издалека директор. - Наверное, сейчас меня переигрываете. Откройтесь, куда переходите? На какую должность?  По закону имею право задержать вас на два месяца. Так и поступаю. Только буду вызывать вас с отчётом каждую неделю. А пока прощайте.

 

3.

Рабочая комната Потехина в Институте каналов была неказиста: три стола, стеллажи с приборами, книжные полки. Стол у окна - самого Сергея Сергеевича, другой ближайший стол принадлежал Вахлюевой, третий - Петру Игоревичу,  тридцатилетнему крепышу.

Белобрысый Ершов чуть не с кулаками приставал к Потехину:

- Через два месяца увольняешься! А как же я? Что мне-то делать? Мечтал, после завершения темы "ЛТ-1" защитить диссертацию. А ты бы получил докторскую степень. Теперь же что? Ответь мне честно, пока мы одни, что мне делать?

- Не знаю. Появится кто-то другой.

- Потеряю несколько лет, - возмутился Ершов.

- Сочувствую.

- Не нужно мне твое сочувствие, Сергей. Жизнь мне ломаешь.

- Ломаю тем, что тебе теперь придётся самому больше думать и работать, не используя чужие рецепты?

- Хотя бы и так. Ты должен мне помочь! - потребовал Ершов.

- Должен! Почему должен? - удивился Потехин.

- Потому что вместе работаем!

- Нет у меня к тебе настоящего доброго чувства, Петр, - решился открыться Сергей Сергеевич. -  Ты в субботу полдня в футбол играешь, в воскресенье в бассейне плаваешь, потом в финскую баню идёшь. Я же в эти дни дома работаю, себя ломаю, хотя в отличие от тебя уже кандидат наук. Именно этот мой дополнительный труд выстраивает для тебя вехи в науке. Теперь тебе нужно будет самому думать, рисковать, затрачивать гораздо больше времени на дело.

- Интересно, кто же придёт вместо тебя? - уже спокойно спросил Ершов, понимая правоту Потехина.

- Думаю, мою тему может вытянуть только самобытный специалист.

- Куда уходишь? - продолжил интересоваться младший научный сотрудник. - Насколько больше тебе будут платить?

- Бегу в никуда. Хочу писать стихи,  - сознался Потехин.

- С директором говорил о поэзии? - затаённо поинтересовался Ершов.

- Говорил.

- Старик, конечно, уверен, что ты блефуешь, найдя для себя лучшее место?

- Наверное, - спокойно согласился Сергей Сергеевич.

- Обещал назначить руководителем лаборатории? - задал самый важный для него вопрос Петр.

- Не предлагал. Но сказал витиевато, что если останусь, то вскоре стану.

- Ты попал в точку, - обрадовался за начальника Ершов. - Поздравляю. Взял директора за горло! Уверен, что Анисимов, словно забыв о заявлении об уходе, через несколько дней выделит тебе не одну, а две или даже три ставки. Потом сделает руководителем лаборатории.

- Выделит, возьмём. Для темы будет полезно. Но всё равно ухожу.

- Всё понимаю, - зашептал Ершов. - Молчу, как рыба. Шеф, ты гений. Какой хитрый ультиматум состряпал. С такими методами ты не только руководителем лаборатории, но и начальником отдела скоро станешь. А я буду твоим лучшим учеником… Директору стихи читал?

- Читал, - признался Потехин.

- Мне не будешь?

- Нет.

- Правильно. Ведь могу в отличие от старика сразу узнать, кто автор. Какого поэта цитировал?

- Самого себя.

- Не ври.

- Ты же знаешь, никогда не лгу… Сам напросился. Теперь слушай.

Встав из-за рабочего стола, Потехин объявил название "1933 год" и начал читать:

 

 

Лебеда, лебеда, лебеда выше крыш,

А по лавкам покойников стелют.

Не беда, не беда, не беда, если мышь

Перед завтраком не разогреют.

 

Впереди, впереди, впереди за рекой -

Окружённый солдатами город.

Не ходи, не ходи, не ходи, дорогой,

Не отпустит из лап своих голод.

 

 

 

 

Ну, а коли дойдёшь, всё равно ведь убьют,

Будешь падать, тебя не подымут.

Ты послушай, послушай, как птицы поют,

Как сердца наши медленно стынут.

 

 

          Когда трагическая речь смолкла, оцепеневший Петр вдруг пробудился, словно от сна, и закричал:

- Сережа, только ты мог так сочинить. Поздравляю. Тебе нужно писать стихи… Хотя ты не боишься в сорок лет бросить под ноги поэзии всю свою жизнь?

- Нет, не боюсь, - твердо заявил Потехин. - Но, конечно, я бездарный стихотворец. Но сейчас хочу писать стихи беспрерывно все дни.

- И всё же не пойму тебя.

- Сам себя не понимаю до конца, - признался Сергей Сергеевич.

- Жена знает?

- Нет.

Ершов обрадовался:

- Значит, точно хитришь, блефуешь!

- Сегодня скажу ей.

- Глупо. Зачем семью травмировать? Назначат тебя руководителем лаборатории, а они вместо того, чтобы гордиться тобой, подумают, что ты  у них с придурью. Лучше не говори.

- Скажу, потому что действительно всё бросаю.

- Не очень понятно. Ну, есть книжки, в которых человек как бы вдруг осознаёт, что прожил жизнь зря, и хочет начать заново. Скажем, был бюрократом, понял, что не нёс обществу добро. Но ты же хороший специалист. Твоя научная работа нужна. Зачем же ты начинаешь заниматься тем, что другие, поверь, делают несравнимо лучше тебя?

- Сам не знаю. Но хочу. Зуд души.

- Тебя будут считать юродивым, - предупредил Ершов.

- Мне безразлично.

- Ты осложнишь несколько судеб: жены, дочери, мою, наконец.

- Сожалею, - очень спокойно ответил Потехин.

- Коли уйдёшь, пристрой меня к кому-нибудь из своих приятелей. Без тебя нашу группу в отместку выдавят через сито.

- И не подумаю. Долго ты моей добротой пользовался, играл в футбол, а я по ночам работал. Сегодня от себя все отрезал. Пишу только стихи.

- Тогда я пошёл домой, - заявил Петр.

- С обеда?

- Да! Не хочу на работе плакать! А дома возьму полотенце и наплачусь вволю.

- Не отпускаю! - возмутился Потехин.

- А что мне делать? Ты же увольняешься.

- Трудиться. Запускай установку. Продолжим эксперименты.

- Нервный я сегодня. Сожгу ещё приборы. Голова идёт кругом.

- Сожжёшь, уволю.

- И куда бедному научному сотруднику податься? - пошутил Петр и отправился в экспериментальный зал.

В этот момент появилась Елена Дмитриевна Вахлюева, похожая стройным телом на борзую.

- Еле дождалась, когда Ершов уйдёт, - с порога заявила она. - Что случилось? Институт полон слухов. Ты подал заявление об уходе. Почему?

- Не знаю. Хочу писать стихи.

- А я хочу вязать. Ну и что. Мало ли кто чего хочет!

- Проявляешь особое участие? - спросил Потехин.

- Потому что люблю тебя, - возмутилась Елена.

- Отвечал уже тебе многократно, что у меня на первом месте работа и семья.

- Из-за тебя пришла в институт, - всхлипнула Вахлюева.

- Не догадывался, когда брал тебя.

- Не знал, что люблю, но чувствовал!

- И не чувствовал. Относился к тебе хорошо, поскольку ты грамотный специалист. Но я не люблю тебя и никогда не любил.

- Изверг! - возмутилась Елена Дмитриевна.

- Жена, когда узнает, что вместо науки занялся стихоплётством, может выгнать из дома. Тогда приду к тебе жить. Примешь?

- Мне стихоплёты не нужны.

- Значит, не любишь.

-Люблю! - снова всхлипнула Вахлюева.

- Не расстраивайся. Такой уж несуразный я человек. Вырос и стал ломким.

- Ты талантливый физик. Столько мне дал. Стала чувствовать, ощущать дело. Мне страшно интересно. А ты изменяешь науке. Плохо.

- Плохо, - согласился Потехин.  - Знаю, на то место, которое создал в храме науки, никто не придёт, оно будет пустым. Мечтаю такое же место образовать в поэзии.

- Глупый!

          В комнату, не стучась, вошёл Владимир Викторович Шубин, секретарь первичной партийной организации отдела. Ему было давно  за шестьдесят лет.

- К вам можно? Не помешал? - спросил Шубин.

- Секретарь парторганизации мешает только фракционерам, - пошутила Вахлюева.

Словно не замечая Вахлюеву, Шубин обратился к Потехину:

- Сергей Сергеевич, если бы вы были членом партии, то за дезертирство с трудового фронта пришлось  расстаться с партийным билетом.

- Не пойму, Владимир Викторович, это преимущество или недостаток беспартийного? - спросила Елена Дмитриевна.

- Едена Дмитриевна, ваш вопрос неуместен, - отчитал её Шубин.

- Наверное, я тоже не уместна, - заявила Вахлюева перед уходом. -  Чао, мальчики.

- Вертихвостка. Не уважаю таких, - сказал Шубин.

- Она прекрасный специалист.

- Бегает за вами, словно собачка.

- Не за это ценю её. Она хорошо работает.

- Знаем, как она работает, - не согласился Шубин. - За неделю три дня бывает на работе, и то слава богу.

- Вы не правы, Владимир Викторович, - встал на защиту своей помощницы Потехин. - Мы занимаемся наукой. Нужно быть в курсе многих вопросов. Часто её посылаю в библиотеку и вычислительный центр. Вы просто не в курсе дела.

- К вам  у меня нет претензий.

- Владимир Викторович, не кажется ли вам парадоксом, что вы, пенсионер, старший инженер, являетесь партийным секретарём научного подразделения? При этом вы сами не выполняете какие-либо конкретные постоянные рабочие обязанности. То вы занимаетесь овощными базами, то политинформациями, чем угодно, кроме работы. Людей это оскорбляет. Вы должны быть примером в работе.

- Полностью согласен. Но так уж получилось традиционно. Никто не хочет заниматься такими вопросами, а они отнимают много времени.

- Напал на вас, - улыбнулся Потехин, - чтобы вы снова не перешли в атаку.

- Понятное дело. Но уходить вам нельзя. Качество работ снизится.

- Много причин ухода. Из-за вас тоже. Чтобы не доказывал руководителям отдела, лаборатории, вы всегда вставали на их сторону.

- Потому что не разбираюсь в научных вопросах.

- Но как тогда можете судить? - начал злиться Потехин.

- Полностью доверяю руководству.

- Вот и доверяйте дальше, но без меня.

- В большинстве первичных институтских организаций секретарями являются такие же пенсионеры-инженеры, как и я.

- А вы думали, почему так? - спросил Потехин.

- Научным сотрудникам некогда заниматься низовой партийной работой.

- Всё проще. Такие, как вы, удобны руководству. Поэтому моя группа оплачивает ваше существование в институте и других… Надоело!

- Поневоле призадумаешься.

- Не расстраивайтесь, - попытался успокоить Шубина Потехин. - Лично вы меньше всего виноваты… Буду писать стихи.

- Мне уже об этом говорили, не поверил.

- Лучшее занятие на свете - сочинять стихи.

- Но вам не будут платить за них, - отметил Шубин.

- Конечно. Живу в кооперативном доме. Пай выплатил. Сантехника здания пришла в полную негодность. Из-за чего не могут найти слесаря, согласившегося бы производить постоянные ремонты. По вечерам стану обходить квартиры, а днём заниматься поэзией.

- Здорово! Уверен, у вас получится.

- Сантехника?

- Нет, поэзия!

- Спасибо за доверие, - поблагодарил Шубина Потехин.

- Жалко. Без вас совсем погрязнем в болоте. Вы хоть иногда что-то смелое говорили.

- Прочитать вам какое-нибудь моё стихотворение? - предложил Потехин.

- Нет, нет! Боюсь нарушить о вас легенду. Вдруг мне оно не понравится. Хотя… Очень хочется послушать.

- Стихотворение называется  "1934 год":

 

За связь с Леонардо да Винчи

Ночь немку палач истязал.

И даже мерещится нынче

Джоконды беззубый оскал.

 

 

Лупили её кулаками

И палки ломали о стан,

Дитя раздавили ногами,

И соль не жалели для ран.

 

 

Почила она на рассвете.

Улыбку ей смерть принесла.

За то Леонардо в ответе,

Что очень красивой была.

 

          Когда Потехин завершил чтение стихотворения, Шубин пришёл в ярость:

- Это антисоветское сочинение! Ничего подобного в жизни никогда не было.

- Описал реальный факт, - спокойно сказал Сергей Сергеевич. - Даже подтверждающие документы сохранились… Считаем, что вы свою миссию выполнили. Взывали к моей сознательности, но я оказался бессознательным. Так и запишите.

- Записывать не будем, - зло отрезал Шубин. - До свидания.

- До свидания.

Когда Шубин исчез,  Потехин из портфеля достал термос с чаем, разлил его в две чашки. Тут же появилась Вахлюева.

- Знал, что приду, и решил подлизываться?! Что ж, давай пить чай. Я тоже решилась. Если ты уйдёшь из института, также уволюсь.

- Зачем такие жертвы? - удивился Сергей Сергеевич.

- Нет никакого интереса работать без тебя. И ездить далеко. Перейду в НИИ поближе к дому.

- Рассчитывал, худо-бедно, ты продолжишь тему. Хотя бы в самом начале. Могу иногда помогать. Нужный совет дам всегда.

- Не смогу. Я всего лишь исполнитель твоих замыслов. Вот ты принёс из дома чай, а он остыл. Я не такая горячая в науке, как ты. Хотя, может быть, в кое-чём и погорячее.

- Значит, я   кипяток. Следовало сказать Ершову, что я кипяток.

- Ты не справедлив к этому мальчику. Он боготворит тебя и… ненавидит. Ещё больше он ненавидит меня, поскольку я уже кандидат наук, а он нет, хотя, как он уверен, он гораздо умнее меня. Всегда хотела сказать, что Ершов тебя когда-нибудь продаст. Но теперь вы расходитесь. Он в бешенстве. Где он найдёт такую дойную корову?!

- Я дойная корова, дающая вместо молока кипяток.

-       Соединил мужскую и женскую логику, да?

-       Можно прочитаю тебе своё стихотворение?

- Не нужно. Не люблю стихи.

- Стихотворение тебе не понравится, и тебе легче будет разлюбить.

- Если стихотворение не  понравится, начну плакать. Уволь. Хотя можно и послушать.

Потехин прочитал стихотворение:

 

Шаг влево, шаг вправо - считаю побег!

Стреляю без промаха в тело.

Вам, падлы, теперь укороченный век

За злое шпионское дело.

 

Эй, ты, там, очкарик, стеклом не блести!

Книжонок читать не придётся.

Россию полезно сильнее трясти:

Тогда всё гнильё оторвётся.

 

 

Ты падать? Но мне не с руки ведь нести!

Вставай! Подымите шпиона!

Не хочет?! Не может?! Ногами хрусти!

Своё отлетала ворона.

 

А, ну, отошли все направо скорей!

Побег! Убегает очкарик!

Придётся стрелять. Городской дуралей.

Ну, вот и прихлопнут комарик.

 

 

Шаг влево, шаг вправо - считаю побег!

Стреляю без промаха в тело.

Вам, падлы, теперь укороченный век

За злое шпионское дело.

 

 

Елена Дмитриевна долго молчала, потом сказала:

- Ты, Сергей, с ума сошёл… Боже, ты талантлив в любой сфере.

- Тебе долить ещё кипятка? - спросил довольный Потехин.

- Чуть-чуть. Пойдём обедать?

- Может быть, мне сейчас поехать к заказчику темы?

- Боже упаси! Тогда два месяца станут для тебя тайфуном. Тем более, что директор подождёт две, три недели и сам позвонит туда.

- Думаю, заказчик не поймёт меня.

- Он тебя растерзает, - согласилась Вахлюева.

- Вначале меня растерзает жена.

Вахлюева начала надрывно кашлять, видимо, чай попал в не то горло.

 

4.

Татьяна Сергеевна, жена Потехина, была миниатюрной женщиной с волевым характером. Она преподавала в школе химию, часто уставала и хотела, чтобы дома были покой и тишина. Её когда-то великолепные русые волосы уже обмякли, но всё равно, будучи на несколько лет моложе мужа, она выглядела ещё впечатляюще.

Мужу и жене давно нужно было серьёзно поговорить, и этот день настал. Вначале речь пошла о восемнадцатилетней дочери.

- У Иры в голове одни мальчики, - сказала Татьяна Сергеевна.

- А у меня в голове одни стихи, - решился вскрыть свою новую позицию Потехин.

- О чём стихи?

- О душевной боли.

- Что-то новенькое. С каких пор ты начал интересоваться поэзией?

- С сорока лет.

- То есть, всего три месяца… Ещё незрелое увлечение. Как поживает твоя Елена Дмитриевна Вахлюева, старое увлечение? Вы ещё не целуетесь?

- Ещё нет.

- Она такая же худая?

- Наверное, - равнодушно ответил Сергей Сергеевич.

- Знаю, что она худая с твоих слов. Теперь буду знать, что она, наверное, худая. Какая она?

- Приди и посмотри на неё.

- Если муж увлёкся поэзией, придётся посмотреть ради чего.

- Мне этот разговор не доставляет удовольствия.

- Мне тоже, - зло сказала Татьяна Сергеевна. - Звонил твой начальник. Сообщил, как ты в одну секунду стал посмешищем в институте.

- Как он мог?! - возмутился Потехин. - Кто ему дал право вмешиваться в мои семейные дела?!

- Неужели не ясно?! Защищает свои интересы. Тень твоего поступка пала и на него. Ты увольняешься, значит, он плох. А что он тебе плохого сделал?

- А что хорошего?

- Несерьёзный разговор, - взорвалась Татьяна Сергеевна. - Давно знала, что ты такой. Только не проявлял себя. Таился. Вот и открылся. Мне ещё мама говорила, не выходи за него замуж, он с придурью. Ты стал самим собой именно сейчас. О чём мы можем теперь рассуждать? Кто я для тебя?! Хочешь быть Пушкиным? Всё равно не выйдет! В сорок лет начать писать стихи. Безумие. Тебе придётся несколько лет, не отрываясь от стола, работать, пока что-то будет получаться, если, конечно, будет получаться. Безумец. Но тебя не переспоришь.

- Почему же? Давай поспорим!

- Ты смешон. Поговори с дочерью. Она быстро опустит тебя с небес на землю.

- Ты всё рассказала Ирине?

- Зачем? Надеюсь, что ты ещё придёшь в себя. Но вижу, возврат к нормальному состоянию будет труден. Пускай и дочь примет посильное участие в исправлении твоей, как ты, наверное, думаешь, болящей души. Душа! Кто придумал это оправдывающее любые глупости слово?

- Считаешь, олухи?

- Конечно. Когда говорят о душе, то хотят не работать, а устроить говорильню. Ты хоть раньше писал стихи?

- Не помню. Может, да, может, нет. Скорее всего, в начальных классах что-то рифмовал.

 - Рифмовал?! К чему тебе сейчас это? Хочешь разрушить семью? Мы и так с трудом сводим концы с концами. Если ты перестанешь приносить зарплату, где-то подрабатывая по мелочам, целый день упражняясь в стихосложении, то просто не проживём.

- Будем ограничивать себя.

- Зачем? Разведусь с тобой. Мне такой муж не нужен. Иди к своей Вахлюевой. Как могу жить с сумасшедшим? Если ты решил, то будешь добиваться своего, знаю. Но почему я и дочь должны страдать? Ну, ладно, на меня ты плюёшь! А на дочь?! Что она тебе сделала плохого? Первый курс. У неё самое трудное время.

- Ира должна понять меня!

- Конечно, она сразу сообразит, что её отец лишился разума! - засмеялась горько Татьяна Сергеевна. - Пиши стихи ночью, если хочешь, а днём работай!

 - Не могу разорваться. Тогда умру! Зачем тебе нужен мёртвый муж.

- Знала, что ты так скажешь. Всю жизнь ждала, когда выкинешь фортель. И дождалась. Спасибо.

- Где Ирина? - поинтересовался Сергей Сергеевич, чтобы снять напряжение в разговоре.

- Откуда я знаю. Скрытная, вся в тебя. Тоже что-нибудь придумает эдакое. Серёжа, кончай бузить!

- Рубикон перейдён! - решительно заявил Потехин.

- Нашёлся полководец. Учти, назад тебя не приму. Так и знай.

- Пойду прогуляюсь.

- Уезжай к своей Вахлюевой! Сразу всем станет легче.

- Она по той же причине не примет меня.

- Значит, умная женщина. Уважаю её. Иди гуляй и думай. Взвесь всё.

Когда муж ушёл, женщина стала напряжённо думать:

- Безумец! Но во всём виновата горбачевская перестройка! Мужики задумались о смысле жизни. Но если и мы, женщины, задумаемся, то берегитесь.

 

5.

Оставшись один на один с дочерью Ириной, Сергей Сергеевич начал издалека:

- Мама не захотела присутствовать при нашем разговоре. Ты уже взрослая, должна иметь собственное мнение.

- Папа, ты во сколько лет влюбился?

- Поговорим об этом потом. Слушай внимательно. Хочу уйти со своей работы.

- Только-то. Уходишь, конечно, с повышением?!

- С понижением, - признался Потехин.

- С понижением не уходят, с понижением выгоняют.

- Хоть бы и так.

- Зачем? - строго спросила дочь.

- Хочу сочинять стихи!

- Даёшь! - рассмеялась Ирина. - В твоём возрасте уже пишут прозу. Я давно сочинять стихи бросила. Всё равно лучше, чем Пушкин, не напишешь.

- Ты, конечно, права, - согласился Потехин. - Но хочу сочинять стихи лично для себя.

- Пиши по вечерам, - резонно заметила дочь. - Ты кандидат наук и должен заниматься наукой.

- Должен или обязан?

- Одно и тоже.

- Не совсем. Должен, значит, по долгу совести, а обязан, значит, в силу взятых на себя обязательств. Так вот, я в этом смысле не должен, но, конечно, обязан тебе, маме… Но, если снимите с меня обязанность, расцвету.

- Папа не смеши. Не сравнивай себя с розой.

- Хочешь, прочитаю своё стихотворение?

- Конечно. Мог бы с него и начать разговор. А вдруг мой папа - новый Пушкин?!

Потехин исполнил своё стихотворение "1937 год".

Два дня в песочнице ребёнок

То плакал, то опять играл,

Вновь засыпал среди пелёнок

И няню добрую всё ждал.

 

А в окна женщины смотрели,

Одни смеялись: "Дочь врага

Пускай узнает, как мы прели!"

Другие морщились слегка.

 

А третьи, сердце распуская,

Стучали головой о стол.

Страданья их не ослабляя,

Девчушка в рот совала сор.

 

А ближе к ночи в свете окон

Отмылось грязное лицо.

Песком искрился каждый локон.

Мужчина вышел на крыльцо.

 

 

И подняв девочку за руки,

Засунул в подошедший "ЗИС".

Беспечно отряхнул он брюки,

А, уходя, глядел не вниз.

 

Она вошла во двор не смело.

Прошло не мало: сорок лет.

Всё каменное уцелело,

И лишь песочницы той нет.

 

- Я не думала, что ты способен писать такие стихи, - удивилась Ирина.

- Какие, такие?

- Мне понравилось. Конечно, тебе лучше быть поэтом, чем рассчитывать течение в каналах… Уверена, мама с тобой разведётся.

- А ты?

Ирина рассмеялась:

- Я нет!

- Будешь на моей стороне?

- Тоже нет! Понимаешь, люблю тебя. До сих пор помню, как ты рассказывал мне в детстве собственные сказки о мышонке Капе и ёжике Шурше, сочинённые специально для меня. Но мне кажется, ты сейчас теряешь мужество, своё достоинство. Ты словно уже не мужчина… и удаляешься, как отец, как отцовское начало.

Их разговор прервал приход Татьяны Сергеевны.

- Поговорили?

- Да! - сказал отец.

- И да, и нет, - ответила дочь.

- Тебе не всё ясно? - обратилась мать к дочери. - Тогда объясню. Отец хочет надругаться над нами. Мы по его вине перейдём в другое состояние. У нас не станет денег. Но дело даже не в деньгах. От нас многие отвернутся, как от психически ненормальных. Мы переместимся на другую глубину океана жизни. Ради чего? Из-за прихоти твоего отца. Лучше сразу всё разорвать в клочья!

Татьяна Сергеевна повернулась к мужу:

- Уходи!

- А ты что думаешь? - спросил Потехин дочь.

- Не знаю… Решайте всё без меня… Мама, может, подождём?! Может, папа одумается?

- Ты разве не знаешь своего упрямого отца? - закричала Татьяна Сергеевна. - Он до конца доведёт любую мысль, даже вздорную, если только она его собственная.

- Когда мне уйти от вас? - гордо спросил Сергей Сергеевич.

- Когда сможешь… Но лучше сейчас! - заявила Потехина.

И тогда Сергей Сергеевич трагически продекламировал своё очередное стихотворение:

 

Из России тропок нет на волю,

Человек в России сам не свой,

Плуг проехал по живому полю,

И живое скрылось под землёй.

 

Хоть живое снова и воспрянет,

И весной появятся ростки,

Но бедою с чёрной пашни тянет -

Первыми выходят сорняки.

 

- Ну, ещё, ещё исполни! - потребовала Татьяна Сергеевна. - Оскорби меня ещё больше.

- Готов читать для тебя, родная, хоть целый день, - сказал Потехин и зачитал другой опус:

 

Год в России я считал бы за два.

Жизнь такая - смейся, отсмеявшись, плачь.

То стоим на месте, то несёмся вскачь.

Год в России я считал бы за два.

 

 

А душа тоскует, счастья просит.

Ей бы разбежаться жеребёнком в поле.

А душа горюет о великой воле…

И с собою камень-злыдень носит.

 

Татьяна Сергеевна начала ловить воздух ртом:

- Дурак! Набитый дурак! Уходи!

 

6.

На квартиру Вахлюевой Потехин приехал с чемоданом, заранее не позвонив по телефону.

- Пришёл к тебе жить! - с порога заявил он.

- Ты серьёзно? - удивилась Елена Дмитриевна, запахивая халат.

- Больше негде.

- Жена выгнала  из дома? - догадалась она.

- Да!

- Тебя не приму!

- Мне повезло, - горько улыбнулся Потехин. - Постепенно узнаю всех.

- Ты, конечно, познаешь всех в жестоком, придуманном тобой душевном эксперименте, но я в нём не участвую.

- Зачем ты так говоришь?! - продолжал улыбаться Сергей Сергеевич, но его улыбка по-прежнему была горькой.

- Твоё стихотворчество - твой новый эксперимент. Тебе всё удалось в науке, ты выяснил, что хотел, теперь же изучаешь общество, окружающих тебя людей. Внося в их жизнь возмущающий фактор, твои стихи, отход от науки, тем самым ты исследуешь людские реакции. Разве я не права? Но это мерзко! Сама жизнь отомстит тебе за такие игры.

- У меня не было в голове подобных мотивов. Не то, чтобы очень устал, просто надоело биться о стену, отбивая от неё ненужные куски штукатурки. Захотелось окунуться в другую духовную сферу, но не медленно, постепенно, оглядываясь на последствия, а сразу через полное погружение, прыжок.

- Ты для меня был идеалом, - призналась Вахлюева, - теоретик и экспериментатор в одном лице редко встречаются. Я постоянно росла в научном общении с тобой. Даже автомашину отца не продала, чтобы иметь возможность подвозить тебя домой, видеться с тобой вне института. Но за два последние года ты ни разу не сел в неё. Сознательно избегал меня. Сейчас же пришёл ко мне  насовсем. Разве это не игра?

- Сам не понимаю себя, Лена. Словно что-то опасное копилось в душе. И произошёл взрыв.

- Разве не смешно взорваться в сорок лет, почти на исходе жизни?

- Наверное, со стороны выглядит нелепо. Но мне не смешно!

Вахлюева очень пристально посмотрела на человека, которого она прежде боготворила:

- Сегодня потеряла тебя навсегда! Если быть точнее, то освободилась от чувства обожания тебя, гения. Такая уж родилась. Мне подавай мужчину, перед которым за его талант могу преклоняться. Другие не нужны. Став поэтом, ты меня раздвоил, и я перестала любить тебя. И представь себе, сразу стала счастливой.

- Завершилась любовь к живому идолу, - очень хорошо понял Елену Дмитриевну Потехин.

- Да, именно так. Разве плохо? А твоя научная тема развалится, все ранее проделанное будет сброшено под откос.

- То, что опубликовал, сохранится.

- Ты через год-два мог бы защитить докторскую диссертацию, а потом мог помочь и мне. И всё испортил.

 - Но я не хочу защищать диссертацию. Желаю писать стихи. Хочу жить совершенно иначе.

- Как жена обозвала тебя сегодня, узнав твои потрясающие планы на будущее?

- Дураком, при этом набитым.

- Полностью присоединяюсь к её верному мнению… Ты не представляешь, как разозлил меня. Такое чувство, словно часть моей жизни, потаённо отданная тебе, прожита зря.

- Кумир растаял! Хочешь услышать ещё какое-нибудь моё стихотворение?

- Уволь! - сказала Вахлюева. - Кстати, так тоже будет проявляться твоя будущая участь. Захочешь читать людям стихи, но пожелают ли они тебя слушать?

- Слушаю сам себя!

- Значит, ты вырождаешься! Человек не может быть вне общества.

- Не вырождаюсь, а перерождаюсь.

- Ты, Сергей, упрям, как все упрямые существа. Но я для себя всё решила. Перейду в институт, который поближе к дому.

- Вольному воля.

- Поздно уже, - зевнула Елена Дмитриевна, - хочется спать. Прощай.

Семидесятилетний Сергей Евграфович Потехин поворчал, но пустил сына жить к себе.

- Всегда верил, что твоя принцесса тебя бросит в самый неподходящий момент. Пять лет, как умерла твоя мать, а Татьяна даже ни разу не помогла мне в чём-либо, хоть бы пол вымыла или бельё постирала. Нет у неё настоящей женской доброты. Конечно, мне ничего от неё не нужно, но обидно за само отношение. А тебе, Сергей, давно нужно было понять её… Тебе следует развестись и, пока я жив, создать новую семью. Не хочу с того света смотреть, как ты здесь будешь маяться.

- Но я не собираюсь ни разводиться, ни жениться, - попытался остановить наскоки отца Потехин младший.

- Не лги ни мне, ни самому себе. Татьяна с тобой жить больше не станет… Ты омерзителен для неё. И, скорее всего, у неё давно кто-то есть.

- Нет у неё никого, - заступился Сергей Сергеевич за жену, - а к тебе не ездит, потому что работы у неё много: школа, дом и Ирина.

- И Ирина могла бы навещать меня, а твоя жена её не пускает… А теперь прочитай свои стихотворения. Хочу понять, из-за чего скандал вышел.

Потехин младший, обрадованный тем, что отца заинтересовало его поэтическое творчество, медленно, с выражением прочитал своё последнее стихотворение:

Жена на мужа доносила,

Что к Сталину любовь слаба.

Себя касаться запретила.

Забрали мужа. Не беда.

 

 

А новый, как пришёл, сожитель

Письмом загнал подругу в гроб:

"Она шептала мне «Мучитель!»

И на вождя смотрела лоб".

 

Когда соседка пожелала

Побольше комнату, светлей,

Не слишком долго размышляла:

"Усатыми он звал мышей".

 

Но и она жила не сложно,

Уж больно выцвел лик вождя -

Так в мусор бросила. Как можно?!

Вели под пулями дождя.

 

 

И только тихий надзиратель

С глазами воблы пресухой

Спокойно жил, как ты, читатель.

Шепчи: "Да здравствует покой!"

 

Сергей Евграфович крякнул от удовольствия:

- Ты, сынок, квартиру нашу коммунальную на Сретенке описал. Всё так и было. Одобряю. У тебя - талант. Очень рад. А Танька твоя - дуреха. Такого мужика потеряла. А ты скорее найди себе женщину, которая бы любила тебя также сильно, как твои стихи. А науку свою бросай. Стихи писать лучше, душа твоя тогда расцветёт.

Сын стал спать в большой комнате на тахте, а отец, как и раньше, в маленькой комнате на кровати. Отчуждение, которое  скопилось между ними за прежние годы, как-то само собой исчезло. Сергей Сергеевич был счастлив, что получил крепкий тыл. Теперь можно было действовать ещё смелее.

 

7.

Малый актовый зал Института каналов (НИИК) был переполнен. Руководители отделов и лабораторий, человек тридцать, несколько удивленные таким необычным  сбором институтской публики, вальяжно разместились в первых двух-трёх рядах.

Выступал  директор НИИК Юрий Петрович Анисимов. Он также был изумлен тем, что на заурядное заседание партийно-хозяйственного актива пришло так много  людей, но не подал вида, считая, что неоправданная активность рядовых сотрудников определена периодом перестройки.

- Я не случайно пригласил на наше заседание старшего научного сотрудника Потехина Сергея Сергеевича. В его группе вместе с ним всего три человека, а денег по хозяйственному договору предусмотрено на следующий год триста тысяч рублей, что соответствует примерно крупной лаборатории или даже отделу. Таким образом, группа Потехина может успешно развиваться, увеличивая свой штат.

Что же происходит в других лабораториях? Стыдно сказать, есть лаборатории, которые к концу этого года не обеспечили себя каким-либо финансированием. С подобным положением дел мириться нельзя. Подождём ещё два месяца, скажем до 1 марта 1989 года, а потом такие лаборатории, не обеспеченные финансированием, придётся безжалостно закрыть. Иначе институт вылетит в трубу. Скорее всего, переброски рек из Сибири в Среднюю Азию не будет, поэтому каждый руководитель должен проявить инициативу и найти новых заказчиков, как это сделал Потехин.

В качестве примера, для поощрения хороших работников преобразую группу Потехина в Лабораторию сложных процессов текучей среды, а сам Сергей Сергеевич назначается её руководителем.

В зале возник шум, какой-то недовольный голос крикнул:

- Он же увольняется!

- Да, - согласился директор, - Потехин неделю назад подал заявление об уходе. Ему осталось у нас работать, если он не изменит своё решение, 52 дня. Уйдёт Потехин, возьмём на его место уже не старшего научного сотрудника, а руководителя лаборатории. Так гораздо легче найти специалиста.

Один из начальников отдела, сидевший в первом ряду, громко заметил:

- Если Потехин уволится, на его место можно поставить руководителя той лаборатории, которая лишилась финансирования.

- Не думаю, что кто-то из присутствующих сможет, заменив Потехина, успешно завершить его тему! - охладил горячие головы директор НИИК. - Ответственность очень большая. Будем советоваться с заказчиком, сообща искать нужного специалиста.

- Может быть, сегодняшнее повышение Потехина в должности умерит его порыв покинуть нас? - предположил кто-то из второго ряда.

- Надеюсь! - согласился Анисимов. - Был бы лучший выход… Сергей Сергеевич, хотите что-то сказать?

Потехин вышел к кафедре, расположенной в углу, и вытащил лист бумаги.

- "Свидание", - сказал он.

- Что, Сергей Сергеевич?  - не понял директор НИИК.

- "Свидание". Так называется моё новое стихотворение.

- Не шутите, товарищ Потехин! - рассердился Анисимов и грозно свёл лохматые брови. - Идёт производственное совещание.

- Пусть читает "Свидание", - с удовольствием закричали в конце  зала.

Поднялся один из начальников отдела, такой же пожилой, как и Анисимов:

- Хотим послушать Потехина! Узнать мысли того, кого вы, Юрий Петрович, так смело назначили руководителем лаборатории.

Директор посмотрел в настороженный зал и сказал:

- Не возражаю! Товарищи, делаем небольшой перерыв. На пять минут. Желающие перекурить, могут выйти.

- Лишить себя удовольствия послушать Потехина? - спросил один из сидящих в первом     ряду. - Никогда!

- "Свидание", - повторил название стихотворения Потехин и стал декламировать:

 

В тюрьму на свидание дочку взяла.

Она без отца появилась.

Но надо же, так получилось,

Тюремщика папой она назвала.

А муж рассмеялся:  «Такие дела!»

 

Мундир аккуратный блестел новизной:

Вмиг дочка к нему подбежала.

Залезла на руки… Облила водой.

От смеха у мужа дрожала

Вся челюсть. Слеза набежала.

 

Свидание вышло как вкривь, так и вкось,

И всё поперёк человека.

А Сталин с портрета нас видел насквозь

В расцвете двадцатого века.

 

 

После последних слов Потехина его недоброжелатели бурно начали хлопать, но тут же перестали, ибо оказалось, что аплодировали в насмешку лишь первые три ряда, а весь зал словно бы оцепенел. Все взоры обратились к Анисимову.

- Сергей Сергеевич, благодарим вас, - сказал директор. - Не хотите ли что-либо  ещё сказать.

- Я,  наверное, больше не нужен?! Пойду подпишусь под приказом о моём назначении, что ознакомлен с ним! До свидания.

Когда Потехин закрыл за собой дверь, Анисимов заметил:

- У Потехина, видимо, сейчас душевный перелом. Будем к нему снисходительны.

- Нас станут увольнять, а таких пиитов лелеять. Хорошо ли так? - возмутился мужчина средних лет из третьего ряда.

- Не нужно утрировать, - нахмурился Анисимов, только теперь понимая, что хитрый Потехин уже умело поссорил его, директора, с частью прежней опоры.

- Не состоит ли Потехин на учёте в психдиспансере? - спросил один из руководителей лаборатории.

- Не состоит, не состоит! - вынужден был оправдывать Анисимов институтского поэта помимо собственной воли. - Вы не осознаёте одного: жизнь резко изменилась. За Потехинами   будущее. Институту на следующий год необходимо три миллиона рублей. Хоздоговоров заключено пока на полмиллиона, из них триста тысяч привёл Потехин. Вы только обещаете, а он делает. Где ваши договора, спрашиваю вас? Дайте мне три миллиона… и тогда смейтесь над поэтом. А пока он сильнее вас.

Один из руководителей заявил плаксиво:

- Исчерпал все свои возможности. Куда ни приду, от ворот - поворот. Везде говорят, денег нет и не будет, самим нужны.

- Финансовая проблема слишком серьёзна, - продолжил тему директор. - Но решать её нужно. Приложите все силы, прошу вас… Иначе придётся сокращать штаты.

 

8.

Однокомнатная кооперативная квартира Елизаветы Михайловны Чирковой, как и все подобные советские жилища, состояла из  прихожей, квадратной комнаты, ванной, туалета и кухни. Если жена Потехина была миниатюрна и похожа на красивую статуэтку, а Вахлюева высока, стройна и худа, словно борзая, то Чиркова, скорее всего, являлась символом настоящей женственности: все формы округлы и нежны. Она не просто женственна, но и статна, как бы постоянно непринужденно возвеличивая при движениях свое прекрасное тело.

Часы пробили девять вечера. Лиза только что уложила в постель шестилетнюю дочь Наташу и решает отвезьти заказчику напечатанную  на машинке диссертацию. Звонок в дверь её настораживает:

- Кто там?

- Сантехник.

Чиркова резко открывает дверь и чуть ли не набрасывается на сантехника:

- Жду вас два дня. Вода скапливается в ванне. Нельзя даже помыться. Безобразие!

- Я собственно ещё не сантехник, - извиняется Потехин. - Решил попробовать. Дали месячный испытательный срок. Получится ли у меня?

- Безобразие! - продолжает бушевать Лиза. - Вместо сантехника прислали высоковозрастного ученика. Но что же делать?! Ладно, раздевайтесь, учитесь.

Дом Чирковой находится рядом с домом отца Потехина, но в отличие от последнего является кооперативным. Сергей Сергеевич договорился в правлении кооператива, что будет обходить жильцов поздно вечером, поскольку ещё не уволился с основной работы.

Потехин снимает кожаное пальто, оставаясь в черном халате, из под которого вызывающе торчит мужской галстук красного цвета. С чемоданчиком он проходит в ванную, откуда кричит Лизе:

- Из кухонного умывальника вода поступает в ванну?

- Да!

- Всё ясно. Засор. Сейчас пробью тросом.

- Мне нужно ненадолго уйти, - говорит   хозяйка. - Если закончите, захлопните дверь. Дочь крепко спит - не проснётся.

Потехин начал пробивать трубу. Скрежет железного троса о металл не очень приятен. Наташа встала с постели и вытащила из-под подушки игрушечную змею, которую только сегодня ей подарила мама. Держа за твёрдый хвост игрушку и покачивая рукой, Наташа добивается того, что черная гадюка как бы начинает извиваться. Подойдя к ванной и увидев Потехина, шестилетняя девочка подсовывает к его лицу змею.

- Ну, напугала, - обескуражен Сергей  Сергеевич. - Так сердце разорваться может.

- Не бойтесь, она добрая. Живёт у меня под подушкой. Её зовут Гака.

- Почему Гака?

- Вы что, не умный? Это же гадюка. "Дю" выкиньте, будет "Гака".

- Здорово! - удивился Потехин сообразительности девочки.

- Вы кто?

- Слесарь-сантехник.

- Что такое "сан"?

- Сантехник значит техник, который санки ремонтирует, - решил пошутить мужчина. - Тебе сколько лет?

Наташа с гордостью заявила:

- Шесть лет, но учусь уже в первом классе… А я думала, что сантехник - это техник по санитарии, что он водопроводные краны чинит.

- Так оно и есть… Ты отойди, чтобы грязью не запачкаться. Уже кончаю пробивку.

- А где мама?

- Куда-то ушла, но скоро придёт.

Потехин вымыл руки и вытер их о черный халат.

- Возьмите полотенце.

- Не хочу его пачкать.

Когда Сергей Сергеевич собрал инструменты, Наташа попросила:

- Не уходите, боюсь быть одна.

- Тебя Гака защитит, её все боятся.

- Гака игрушка, каждому ясно, - серьёзно заметила девочка.

- Несколько минут могу с тобой ещё побыть.

- Расскажите сказку.

- Тогда ложись в постель, а то замёрзнешь в пижаме.

- Мне не холодно.

И всё же Наташа укрылась одеялом, а Сергей Сергеевич присел на кровать около неё.

- Какую тебе сказку рассказать?

- Лучше ту, которую ещё не знаю.

-- У меня дочь в институте уже учится, а когда была такой, как ты, даже ещё меньше, рассказывал ей о приключениях мышонка Капа и ежика Шурша.

- Как здорово… Хотите подарю вам Гаку на время, до следующего вашего прихода?

- А что, давай! Занятная штука.

Потехин взял змею за хвост, и она начала извиваться, словно живая.

- Боюсь, боюсь! - понарошку закричала   Наташа. - Убирайте… Спрячьте в халат… А как вас зовут?

- Сергей Сергеевич.

- Дядя Серёжа… А меня Наташа.

- Очень приятно.

- Мне тоже очень приятно. Рассказывайте теперь о мышонке и ежике.

- Итак, "Приключения мышонка Капа и ежика Шурша". Начинаю историю первую.

 

 

 

1.     МЫШОНОК КАП.

 

Жил-был на свете мышонок по имени Кап. Однажды он выглянул из норки и услышал: - Кап!

- Кто зовёт меня? - закричал мышонок и выскочил наружу.

Но никого не увидел.

Вдруг за спиной мышонка снова раздалось:         - Кап!

Мышонок оглянулся и побежал на голос:

- Кто зовёт меня? Кто играет со мной в прятки?

Но вокруг никого не было.

Опять послышалось "Кап!" и ещё раз "Кап!" с разных мест. Мышонок Кап завертел головой во все стороны.

- Кто же зовёт меня?

- Кап! Кап! - слышалось то здесь, то там.

Мышонок Кап устал от бега и прислонился к стеблю голубого колокольчика. Вдруг росинка выпала из колокольчика и упала на нос мышонку: - Кап!

Но самое неизвестное было впереди, поскольку любопытный мышонок Кап заблудился.

 

- Тебе интересно? - просил Потехин девочку.

- Очень! Вы мужчина моей мечты. А что было дальше?

- Что означает "Мужчина моей мечты"? - удивился Сергей Сергеевич.

- Разве не понятно?… Вы мне нравитесь. Рассказывайте быстрее, что произошло дальше!

Тогда Потехин рассказал вторую историю.

 

2. ЁЖИК ШУРШ.

 

В этом же русском лесу жил ёжик по имени Шурш. В одну из суровых холодных зим ёжик Шурш завернулся в старую газету и от скуки во время спячки научился читать. Ежик Шурш стал не только грамотным, но и близоруким. Из-за близорукости он увидел мышонка Капа только тогда, когда столкнулся с ним нос к носу.

- Не плачь, мышонок! - сказал ежик Шурш. - Давай лучше найдём очки, чтобы я также хорошо видел, как и ты.

- Где же мы найдём очки? - спросил мышонок Кап, вытирая слёзы.

- Читал в газете, - ответил ёжик Шурш, - что ручьи впадают в реки, реки в моря, моря в океаны. Если попросить дятла Тука сделать нам лодку, то мы сможем уплыть далеко-далеко и там наверняка найдём очки.

Так и решили.

 

- Наташа, ты устала уже, наверное, а мне пора уходить. Закрывай глазки и спи.

- Ну, пожалуйста, пожалуйста, дядя Серёжа, очень прошу вас, расскажите ещё.

- Хорошо, но третья история будет сегодня уже последней. Согласна?

- Согласна, - сожалеюще, сказала Наташа.

Потехин старался говорить медленнее и тише, чтобы Наташа уснула:

 

3. ДЯТЕЛ ТУК.

 

Все звери и птицы знают, как встретиться в лесу с дятлом Туком: достаточно прислушаться, и если услышишь где-то «Тук! Тук! Тук!», то, значит, там дятел обедает.

Подошли мышонок Кап и ёжик Шурш к дереву, на котором сидел дятел Тук, и попросили его построить лодку. Дятел Тук согласился. Он делал лодку и пел:

Я летаю над всем лесок. Тук!

Всё я знаю и умею. Тук!

Быстро лодку я построю. Тук!

Выбью носом углубленье. Тук!

Заострю концы у лодки. Тук!

А из веток вёсла выйдут. Тук!

 

Получилась лодка такая, что в ней свободно разместились ёжик Шурш и мышонок Кап.

Сели они в лодку, поблагодарили дятла Тука и оттолкнулись веслами от берега. Подхватил ручей лодку, вынес на середину, и поплыла лодка неизвестно куда.

 

Наташа захныкала:

- Дядя Серёжа, очень прошу, ну, ещё немного расскажите… Всё равно не усну. Не смогу заснуть, пока не узнаю, что произошло дальше.

- А я думал, ты держишь слово, - строго заявил Сергей Сергеевич, хотя самому просьба девочки была очень приятной.

- А вы придёте ещё? - задумалась Наташа.

- Засор будет, приду.

- Засор каждый день делать можно.

- Так ты, крошка, меня работой завалить хочешь, да? - засмеялся Потехин. - Не выйдет. Маме твоей пожалуюсь.

- Я вас так не отпущу, - сказала Наташа и неожиданно обняла Сергея Сергеевича за шею. - Давайте будем вместе, пока мама не придёт.

Когда открылась входная дверь, дочь бросилась к матери:

- Мама, мама, дядя Серёжа рассказал мне сказку о приключениях ёжика Шурша и мышонка Капа… Очень интересно.

Чиркова прикрикнула на дочь:

- Спи! Завтра утром не добужусь тебя.

Несмотря на недовольство дочери, она уложила её в постель, выключила свет и крепко закрыла комнату.

- Починили?! Как хорошо быть мужчиной, всё можно сделать.

- До свидания. Только вот распишитесь в тетрадке.

Чиркова пустила везде воду и убедилась, что слив был полный.

- Живу без мужа. Машинистка. Свободная профессия… Но свободных денег нет. Так что не обессудьте. Даже трёх рублей не могу вам дать… Хотя у меня водка оставалась. Сейчас вам налью.

- Совсем не обязательно.

- Нет, обязательно. Ещё никогда так хорошо вода не выходила из ванны, как сейчас. Грех, не угостить вас.

Чиркова вылила в пол-литровую кружку почти полную бутылку водки:

- Вот. Прошу!

Потехин пригубил водку.

- До дна! - потребовала Лиза.

- До дна, так до дна!

Выпив всё, Потехин помотал головой, потом попросил:

- Может, кусочек хлеба дадите?

- Какая я недогадливая, - рассердилась на саму себя Чиркова. - Проходите на кухню. Сейчас на стол соберу.

- А я немного окосел, - сознался Потехин, - голова слегка закружилась… Не боитесь, что приставать к вам стану?

- Не боюсь… Если что, выгоню.

- Всё внутри у меня от водки горит… Теперь стал настоящим слесарем-сантехником.

- А какой же вы сантехник? Сказочный что ли?

- Хотите, прочитаю вам своё стихотворение.

- О чём?

- О боли души.

- Стольким графоманам печатаю, что оторопь берёт. Не стихи у них, а дрянь. Люблю печатать диссертации. Хоть дело стоящее и формул много.

- Диссертации, как стихи, тоже хорошие и плохие бывают. Моя была хорошая. Знал бы вас, вам дал бы её напечатать, но это было десять лет назад… Спасибо за приём, но пойду… Вы для меня очень строгая. Даже стихотворение не разрешили прочитать… Прощайте.

- Будешь строгой, когда дочку одной одеть, накормить и в школу отвести нужно, а потом уроки с ней делай, книжки читай…

- А муж где?

- Был, да сплыл. Квартиру  кооперативную купили, когда Наташи ещё не было. А как появилась, муж подался в дальние края. Развелись, конечно. Недавно он в суд подал на разделение квартиры. Так ему, вот глупость-то, из 22 квадратных метров жилой площади один квадратный метр присудили. Судью спрашиваю, что мне этот квадратный метр краской на полу обозначить? А он отвечает, ваш бывший супруг может пользоваться на равных правах кухней, ванной, прихожей, а в комнате ему принадлежит квадратный метр пола. Кто бы другой рассказал, не поверила.

Потехина стала тянуть в сон, он начал говорить медленнее, чем обычно:

- Верю… Я верю… Вы хороший человек. Как-нибудь принесу вам свои стихи отпечатать… Я графоман. Вы таких не любите… Но я заплачу.

- За стихи беру сорок копеек за один лист, за прозу  - шестьдесят.

- Правильно… Проза стоит дороже… Но ещё дороже наука.

- Поехали?! Как кто напьётся, так начинает ругать академиков, что много получают, - рассердилась Лиза. - Пора вам домой.

- Мне ещё напротив вас нужно зайти… В квартиру 132.

- К выдре? Что у неё случилось?

- Пишет,  умывальник засорён.

- Так ей и нужно. Не обслуживайте её!

- Нет, я должен идти,  - встал Потехин.

- Да вы уже лыка не вяжете.

- Сейчас свяжу.

- Устали вы, бедненький, - пожалела мужчину Лиза. - Но какие приличные стали сантехники: с галстуком ходят.

Их прощание прервал звонок в дверь.

- Кто? - крикнула Чиркова.

- Веньямин Иванович прибыл! Принимайте!

Лиза открыла дверь.

- Что тебе? - набросилась она на прежнего  мужа. - Надоел. Шляешься только. Дочь бы родную пожалел.

- Хочу занять свой положенный законом квадратный метр, - заявил явно пьяный Чирков. - О, кто это? Что за мужик? Хахаль?! Сейчас ему врежу.

Не снимая пальто, он направился к Потехину:

- О, мы в черном халате. И при галстуке.

Сергей Сергеевич, будучи на голову выше Чиркова и много массивнее, взял его за воротник и дёрнул так, что бывший муж Лизы упал на колени.

- Проси прощения у прежней жены, дурак! Зачем её мучаешь? Или тебя в квадратный метр врезать?

Отрезвевшие мужчины смотрели друг на друга с ненавистью.

- Я не собираюсь повторять, - пригрозил Потехин и поднял кулак.

- Прости меня, Лиза, - тяжело сказал Чирков. - Я и не знал, что ты замуж вышла… Специально сильного подобрала, да?

- Да, я такая! - скривила рот от брезгливости Елизавета Михайловна. - Тебе лучше уйти, и не приходи никогда больше.

- Но у меня есть квадратный метр!

И тогда Потехин поднёс к носу владельца квадратного метра кулак:

- Начинаю превращать, как обещал, тебя в квадрат.

- Ладно, ладно, - замахал руками Чирков, - ухожу, хотя у меня бутылка с собой… Давай, мужик, выпьем.

- Я с такими не пью, - заявил Потехин, уже успокаиваясь. - Но бутылку отберу.

- Почему?

- Знаю таких. На улицу выйдешь, напьёшься и опять к Лизе начнёшь ломиться.

Отобрав бутылку красного вина, Сергей Сергеевич вытолкнул Чиркова за дверь:

- Ещё появишься, навечно сложу пополам, как обещал.

- Теперь  и я могу выпить! - легко заявила    Лиза. - Защитник у меня нашёлся… Только зря вы его так унизили. Всё же он человек.

- Нет, он не человек! Он квадратный метр.

Лиза рассмеялась:

- С вами весело. Садитесь за стол. Вино-то он хорошее принёс.

- А где ваш прежний муж живёт? - спросил Сергей Сергеевич.

- У жены… Она моей подругой была. Я и не знала, что они стали спать вместе. Только однажды Галя его спросила, как он умудряется в тот день, когда удовлетворил её, со мной затевать любовные игры. А Веня, дурачок, ответил, что нет ничего слаще, переспав днём с любовницей, ночью продолжить с женой. Тогда Галя в отместку его трусы своими духами пропитала. Веньямин вечером ко мне полез, он-то запах уже не чует, а мне аж в нос духами ударило. Я ему сказала, многоженства не потерплю, уходи. Так он к ней  сразу перебрался… Но и до этого всё куда-то ездил от дочки, чтобы ею не заниматься: то на юг, то на север… А у вас всё в семье нормально?

- Даже слишком нормально. Будем разводиться.

- Из-за чего? - заинтересовалась Лиза.

- Из-за того, что начал сочинять стихи.

- Не разыгрывайте меня, пожалуйста! - попросила Чиркова. - Разве за это мужей бросают?

- Меня бросили.

- Вы одну диссертацию защитили? - спросила Лиза, чтобы увести разговор от болезненной для мужчины темы.

- Одну.

- Вы кандидат сантехнических наук.

- Да, правильно… Вчера даже стал руководителем Лаборатории сложных процессов текучей среды. Вот поэтому так здорово пробил в вашей ванне засор.

- Тогда выпьем за ваше новое назначение! - предложила от лёгкого сердца Лиза.

- Нет! Я увольняюсь… За это пить нельзя… Лучше выпьем за ваши прекрасные карие глаза.

- Спасибо.

Они чокнулись. Сергей Сергеевич хотел лишь пригубить рюмку, но за глаза Лизы нужно было допить всё, чтобы они и дальше оставались прекрасными.

Потом Потехин поднял рюмку за Лизин прелестный рот:

- Ваши губы сочны, как спелая клубника, их форма безупречна.

- Так вы меня избалуете лестью, - с удовольствием рассмеялась Чиркова. - Но пусть это будет последний тост за меня.

Немного поев, Лиза посмотрела Потехину в глаза:

- Я готова… Можете читать своё стихотворение. Если даже оно мне не понравится, всё равно буду вас считать хорошим человеком.

- Вы так любите поэзию, что людей, сочиняющих плохие стихи, считаете отвратительными?

- Да!

- Вы меня запугали! Лучше завтра прочитаю вам уже на свежую голову.

- Вам так важно моё мнение о ваших стихах?

- Не знаю, - задумался Сергей Сергеевич. - Но вот сейчас подумал, что завтра ещё более испугаюсь. Лучше я сейчас голову на плаху положу. Но отрубите голову сразу. Просто скажите: дрянь! И тогда я брошу писать стихи…

 Потехин вытащил из пиджака листик бумаги и, подойдя к двери,  чтобы была видна вся маленькая кухонька и красавица Лиза в ней, начал читать:

 

        ПОПЛАЧЕМ ВМЕСТЕ

 

Солдат убит. О нём осталась память

В сердцах, бумагах, обелисках, книгах.

Ну, а ребёнок, павший на войне?

Кто помнит эти маленькие лица

И их глаза чернее ночи тёмной?!

Вы хмуритесь? А он весёлый был.

И непослушный, вздорный, как все дети.

Его никто не вспомнит. Потому что

Мать умерла, не выдержав разлуки.

Ведь маленькие с  ямочками руки

Живых детей дитя напоминали,

Растоптанного низким сапогом.

 

Кто помнит ныне маленькие лица?

Поплачем вместе. Слёзы тоже память.

 

В самом конце голос поэта задрожал, и по лицу потекли слёзы. Лиза также разрыдалась навзрыд. Потом она бросилась к ставшему для неё бесконечно дорогим мужчине и, прижавшись, положила голову на плечо.

Она зашептала, рыдая в его ухо:

- Я представила себе, что это Наташеньку немец-фашист раздавил сапогом… Ты лучший поэт на свете, а я… Я твоя женщина. Ты хочешь, Серёжа, чтобы стала твоей женщиной? Ну, чего ты молчишь?

Потехин ощущал прижатые к нему налитые груди женщины, а его руки сами собой спустились по её спине к талии, а потом к прекрасным круглым формам.

- Ты моя единственная женщина, - прошептал он, целуя Лизу в ухо, взяв в губы её мочку. -  А я твой мужчина.

Она так прижалась к нему всем телом, что хмель вылетел из него. Их поцелуй был бесконечно долог.

Потом Лиза вымыла и заполнила ванну. А Потехин позвонил отцу, сказав, что не знает, когда придёт: то ли поздно ночью, то ли утром.

- Оставь её телефон! - потребовал отец. - Мало ли что со мной может случиться.

Поняв хитрость отца, Сергей Сергеевич всё же зашел в ванную и спросил Лизу номер её телефона.

Затем мужчина и женщина вместе легли в ванну, головами в разные стороны. Тело Лизы было бело-розовое, кожа нежная, а формы прекрасные. Сергей провел языком по её пятке, и Лиза засмеялась от удовольствия.

- Чуть-чуть горьковатый, но приятный вкус, - заверил он её. - А теперь попробую колено.

- У колена нет вкуса, - удивился он.

- Просто пот уже смылся водой, - успокоила она его.  - Может, на втором колене остался?

Сергей поцеловал второе колено теперь навсегда своей женщины.

- Слабый-слабый вкус чего-то солоноватого… Но он так возбуждает.

- Я уже вижу, - ласково сказала Лиза, - но потерпи до постели.

- Но там же спит Наташа, - заметил Сергей.

- А мы ляжем на кухонном полу. Я его вымою и постелю всё, как нужно.

Сергей ещё долго пробовал на вкус различные части Лизиного тела. Потом она ему вымыла голову.

- Я тебе всегда буду мыть голову сама, - с удовольствием заявила она.

- Почему?

- Хочу, чтобы у тебя было много таких привычек, которые напрямую связаны со мной.

- Тогда тебе всегда буду тереть спину! - решил Потехин.

- Буду очень рада… Стану самой чистой на свете с твоей помощью.

Влюблённым было очень легко друг с другом, словно они уже жили вместе не один год. На кухонном полу Сергей впервые ощутил притягательность женского лона идеальной формы. Они уснули, обнявшись, потому что уже не могли не прижиматься постоянно друг к другу.

В такой позе их застала утром Наташа. Она засмеялась и забралась на них сверху.

- Дядя Серёжа, ты отведёшь меня сегодня в школу?

- Хорошо, Наташенька, отведу.

Сдав ребенка в школу, они заявились домой к Потехиным.

После знакомства и чаепития, Лиза принялась за дела:

- Мужчины, сдайте даме свою грязную одежду, я замочу её в ванне, а потом начну стирать. А сейчас примусь за обед и уборку.

У неё всё спорилось, работа кипела, старый Потехин лишь покрякивал, пытаясь помочь, но Лиза его успокаивала:

- Сергей Евграфович, вы всю жизнь работали, а теперь вам нужен отдых и покой. Я всё сделаю сама, а если что будет нужно, Сережа поможет.

Обед получился замечательный. От борща шёл такой дух, что Потехин старший млел от удовольствия. В субботу первоклассники заканчивали занятия в двенадцать часов, и Сергей пошёл за Наташей один, предупредив Лизу, что они ещё час погуляют.

Наташа протянула Сергею Евграфовичу руку:

- Я маленькая Наташа, влюблённая в вашего сына.

- А не рано тебе влюбляться? - спросил старик.

- Если рано влюбляться нельзя, то можно ли влюбляться поздно? - заинтересовалась девочка.

- Наверное, можно и так, и этак, - ответил Сергей Евграфович, - я, например, давно старик, но вот в тебя сразу влюбился.

- В меня все влюбляются, - сказала Наташа. - А в вас?

- Не знаю, - оторопел Потехин старший.

- Я вот  в вас влюбилась… Могу звать вас дедушкой?

- Конечно, если хочешь.

- А вы меня будет звать внучкой?

- Буду, - чуть не расплакался старик.

- Я знаю, у вас есть внучка Ирина, а теперь будет ещё внучка Наташа. Вы не возражаете?

Сергей Евграфович Потехин не возражал.

 

9.

В конце субботнего дня очень довольный Лизой Потехин старший предложил, чтобы Наташу оставили ночевать в его двухкомнатной квартире. Девочка с удовольствием согласилась. Счастливые Серёжа и Лиза перешли в её дом. Потехин взял с собой рукописи своих стихов, и Лиза тут же начала их печатать на машинке "Оптима".

- Приложу все силы, чтобы срочно издать твою книгу, - сказала Чиркова. - Название, кажется, уже есть. Ты говорил о душевной боли. Почему бы не назвать книгу "Боль души"?

- Ты становишься моей музой, - с удовольствием заметил Потехин, обнимая Лизу. - Лучшего названия не может быть. Согласен полностью.

- Подожди, Серёжа, я, наверное, забежала вперёд. А как ты мечтал назвать свой поэтический сборник?

- "Сполохи памяти".

- То есть "Зарницы памяти"? - попыталась расшифровать малознакомое слово "сполохи" Лиза.

- Да!

- Пусть будут "Сполохи памяти".

- Нет, нет! "Боль души" гораздо лучше, потому что глубже передаёт мой замысел.

- И ещё, Серёжа. Я скажу сейчас глупость, ты меня прости заранее, но тебе нужно взять псевдоним. Я целый день думала…

- И что же ты придумала? - поцеловал Потехин Чиркову в шею, ощущая удивительный запах её волос, а кожей - их мягкость и податливость.

- Я хочу, чтобы у тебя псевдоним был "Сергей Добрый". Не торопись отвечать… Я всё перебрала: "Сергей Смелый", "Сергей Мудрый", "Сергей Любимый", но лучше всего "Сергей Добрый".

- Снова согласен.

- В самом деле, дорогой? - и Лиза потянулась к своему Сергею Доброму. - Ты так добр ко мне.

Он взял её на руки и отнёс в постель.

- Мне кажется, твой отец полюбил меня, - радостно заявила Лиза. - Он очень хороший человек… О, мне так нравится, когда ты целуешь любое моё место. Ты поцеловал стопу, и такое впечатление, словно у меня на месте твоего поцелуя тут же создаётся эрогенная зона.

- Просто всё твоё тело  - эрогенная зона, - пошутил Потехин.

- Не смейся, но так оно и есть… О, я изнемогаю от твоих ласк.

- А я изнемогаю от твоих округлостей.

Потом они слились в нечто единое и надолго нерасторжимое.

 Влюблённые снова спали всю ночь, обнявшись, пока свет не заиграл на каштановых волосах Лизы, образуя красно-оранжевые блики.

Лиза и Сергей проснулись одновременно. Соскочив на пол, Лиза весело крикнула:

- Иду в ванную. Кто-то обещал потереть мне спину.

Потехин с удовольствием потянулся:

- Сейчас попробую вкус твоих лопаток.

Забрав Наташу, Сергей и Лиза поехали к Лизиным родителям. Михаил Петрович и Наталья Кирилловна Воробьёвы были портными. Их младшую дочь звали Виктория, и в отличие от Лизы Вика как раз оканчивала институт управления.

Ещё по дороге Сергей сказал шестилетней Наташе:

- Мне не нравится, что ты меня зовёшь дядей Серёжей.

- А как мне вас звать? - удивилась девочка.

- Просто Серёжей или папой, как хочешь.

- Тогда я буду звать…. тебя… папой.

- Вот и договорились… Пойми меня правильно. Поскольку стал мужем твоей мамы, то, следовательно, и твоим папой. У тебя теперь два папы: папа Веньямин и папа Серёжа.

- Я рада, - согласилась Наташа. - Но скажи, папа, ведь теперь мама начнёт носить твою фамилию?!

- Конечно… Станет Потехиной. Или тебе моя фамилия не нравится?

- Очень смешная фамилия. Ведь человек, который её носит, как бы сам потешный, смешной.

- Ты права. Но имей в виду, что на Руси имя Потеха давали забавному, милому ребёнку, а уже потом от таких имён пошла фамилия Потехин. Ты можешь сохранить себе фамилию Чиркова твоего отца Веньямина.

- Нет, хочу, чтобы у тебя и меня была одна фамилия. Просто странно стать Потехиной… Меня в школе дразнить будут.

- А сейчас тебя разве не дразнят?

- Зовут Чирком, а так будут дразнить Потехой.

- Мне кажется "Потеха" лучше, чем "Чирок". Заметнее.

- А когда смогу сказать в школе о своей новой фамилии? - заинтересовалась Наташа.

- Мне нужно развестись с прежней женой, а потом расписаться с твоей мамой, тогда и скажешь.

Счастливая Лиза с удовольствием слушала, не вмешиваясь, разговор дочери и любимого мужчины. Но её мысли были заняты проблемой издания "Боли души". Она решила взять в долг у родителей две тысячи рублей.

Сергей и Лиза купили торт и бутылку коньяка. Воробьёвы встретили их радушно.

- Представляю вам своего нового папу, - с порога с гордостью заявила Наташа.

Её слова сразу всё разъяснили. Было понятно, что в жизни Елизаветы и её дочери начинается явно счастливый период.

После обеда Лиза отвела Михаила Петровича в сторону:

- Папа, я у тебя прошу на три месяца две тысячи рублей. Мне очень нужно.

- Глупышка, я тебе их так дам, на твою свадьбу, договорились?

Лиза обняла отца:

- Я хочу издать книгу стихов Серёжи.

Воробьёв изумился:

- Так Сергей Сергеевич - поэт?

- А ты попроси его что-нибудь прочитать. Я без слёз не могу слушать. Он замечательный поэт.

Потехин произнёс стихотворение "Письмо 1938 года":

Родная жёнка Клава!

Мне дали восемь лет.

Как доченька-забава?

Мужайся, хоть сил нет.

Пока я в этом здании

Ещё не собран в путь,

Просись ты на свидание.

Но только не забудь

Вещичек передачу

В мешочке принести.

Надейся на удачу

И много не грусти.

Возьми портянки, майку,

Ботинки и носки,

И теплую фуфайку…

Не плакай от тоски.

Болезни все пропали,

И я здоров, как бык,

Очки-то отобрали,

Но, кажется, привык.

Целую жёнки руки

И дочки нежный нос.

Потом мне вышлешь брюки.

 

Ваш папа Н. Мороз.

 

 

Лиза заплакала и выбежала в слезах на кухню. Сергей пошёл её успокаивать. Михаил Петрович победоносно взглянул на Наталью Кирилловну:

- Наш человек! Знает жизнь.

А Виктории стихотворение не понравилось, но она промолчала, всё же радуясь, что у старшей сестры налаживаются новые семейные отношения.

Перед уходом гостей Михаил Петрович снял с фигуры Потехина необходимые размеры, чтобы сшить будущему зятю костюм:

- Я работаю в ателье ЦК КПСС и скрою тебе такой костюм, что на работе тебе все завидовать будут.

Заодно Воробьёв измерил и голову Сергея, поскольку у них шили также замечательные меховые шапки.

Лизу несколько удивило такое отношение своего отца к Потехину. Возвращаясь домой, она сказала:

- Серёжа, отец как-то сразу проникся к тебе душой. Например, просила раньше, чтобы он сделал костюм Веньямину, но отец всегда отказывался, ссылаясь на запрет начальства в ателье обслуживать посторонних.

Вечером Лиза попросила Потехина позвонить жене и дочери:

- Не говори ничего жене обо мне, иначе она не даст тебе развод… Скажи, что оставляешь ей всё и будешь продолжать помогать дочери. Встреться и поговори с женой по-доброму, ты же Сергей Добрый.

К удивлению Потехина его жена с радостью согласилась на развод, особенно её обрадовали предлагаемые им условия:

- Всегда знала, что ты настоящий мужчина. Но извини, не признаю поэзию… Может, найти тебе новую жену, чтобы ты не… одичал? А как поживает Сергей Евграфович? Всё хотела прибраться у него, но ты ведь знаешь, что совсем нет времени.

Они подали в суд документы о разводе. Их дело было очень простым для положительного решения: согласие двух супругов на развод, отсутствие малолетних детей и материальных притязаний друг к другу.

Отпечатав за день все стихотворения Потехина, Лиза быстро нашла издательство, которое согласилось за две тысячи рублей наличных денег напечатать к 15 января десять тысяч экземпляров потехинского опуса карманного формата. В книжке получилось всего сто страничек. Лизу предупредили, что готовый тираж она должна будет забрать в течение одного-двух дней, а всего выйдет пятьдесят пачек общим весом примерно двести пятьдесят килограммов.

Приближался Новый год. В отличие от других научных сотрудников НИИК Потехин не позволял себе заниматься штурмовщиной в конце года, в месяц сдачи отчётов. Он завершил отчёт к середине декабря и предложил директору отправить отчёт на отзыв в двадцать специализированных организаций.

- Может, нам повезёт, - сказал он директору, -  и кто-то пришлёт отрицательный отзыв. Тогда на основании этого отзыва вы сможете обоснованно требовать  закрытия темы.

Поняв черный юмор, Анисимов не стал хмурить брови, а сразу подписал распоряжение типографии НИИК изготовить двадцать экземпляров потехинского отчёта. Они были переплетены в ткань бордового цвета и направлены с грифом "Секретно" в основные аэродинамические  центры СССР.

Конечно, Сергей Сергеевич понимал, что директор попытается через свои связи добиться прихода отрицательного отзыва по теме "ЛТ-1", но Потехин уже ничего не боялся и даже искал подобные неприятности-испытания силы его души.

В результате  предновогодние дни оказались наиболее лёгкими для Потехина. Возник неожиданный вопрос, как ему справлять Новый год.

- Ты двадцать лет встречал этот праздник со своей женой, - сказала Лиза, - поступи так и в этот раз. А под утро приедешь ко мне.

Сергей Сергеевич появился на своей прежней квартире к шести часам вечера, привезя с собой торт и шампанское. Дочери Ирине и Татьяне Сергеевне он подарил колготки в красивой упаковке. Они преподнесли ему кожаное портмоне.

За стол сели рано. К десяти часам вечера Ирина стала клевать носом и ушла спать, поскольку первого января утром уходила в гости к подруге.

- Почему не приехал Сергей Евграфович? - спросила Татьяна Сергеевна, хотя тесть не приезжал к ним на Новый год и в прошлые два года.

- Ему уже тяжело выбиваться из режима, - ответил Потехин в нейтральной форме.

- Если хочешь, можешь поехать к нему, - предложила Татьяна Сергеевна. - Вы теперь живёте вместе, твоё отсутствие ему неприятно.

Сергей Сергеевич хотел сознаться, что у него уже есть любимая женщина, но сдержался. Он не знал ответной реакции жены, но подозревал, что пока она выглядит победительницей в собственных глазах и в мнении окружающих, то будет содействовать разводу.

- Хорошо, - согласился он, - пожалуй, поеду. Он чмокнул Татьяну Сергеевну в холодную щёку и ушёл.

Потехина тут же сняла телефонную трубку и набрала номер:

- Олег, если ты желаешь, могу прилететь к тебе на крыльях любви.

Олег пожелал, и она начала собираться, надев колготки, только что подаренные ей Сергеем Сергеевичем.

Наташа спала на тахте своего нового папы, а Лиза и Сергей Евграфович ждали на кухне боя курантов, чтобы чокнуться и выпить шампанское, поздравляя друг друга с Новым годом.

- Этот год принёс мне счастье, - призналась Лиза.

- Рад за тебя, - ответил Потехин старший.

- Сердце моё говорит, что Серёжа скоро появится, - сказала Лиза, и в этот момент открылась входная дверь. Она бросилась Сергею на шею, и её оголённые руки ощутили резкий холод кожаного черного пальто, но она не разжала рук.

- Ты пришёл, - прошептала она, - спасибо тебе.

После тоста за Новый год Сергей подарил Лизе точно такие же итальянские колготки, как жене и дочери.  Различались лишь их размеры: у Татьяны был второй номер, у Ирины - третий, у Лизы - четвертый.

Проснулась Наташа и пришла к ним:

- Новый год уже наступил?! А я так хотела проснуться, но не смогла.

- Ты же проснулась, - сказал Сергей Сергеевич.

- Папа, опять пойду спать, но ты мне расскажи дальше о ёжике Шурше и мышонке Капе.

- И я хочу послушать знаменитую сказку, - поддержала Лиза дочь.

Наташа укрылась одеялом, Лиза и Сергей сели около неё, прижавшись бедрами друг к другу. Потехин начал рассказывать:

 

4. СОРОКА  КЕ-КЕ.

 

Летит сорока, по имени Ке-Ке, над лесом и кричит:  «Ке-Ке!  Ке-Ке! Звери и птицы, слушайте последние новости.  Ке-Ке! Любопытный мышонок Кап и близорукий ёжик Шурш плывут в лодке. Ке-Ке! Стара я стала и врать не буду. Ке-Ке! Плывут они за очками. Ке-Ке!»

 

5. ЩУКА.

 

Услышал рак по имени Клешня слова сороки, опустился на дно речки и, пятясь задом, понёсся к щуке.

Была щука такая злая, что даже имени у неё не было, все звери и птицы её боялись и имя ей не придумали, а звали просто щукой, и поэтому это слово, как имя собственное, придётся писать с большой буквы.

Увидела Щука рака и говорит:

- Такая сегодня голодная, что тебя, дружищ, рак, готова съесть.

И открывает свою тысячезубую пасть.

Рассказал Клешня Щуке о путешественниках, рассмеялась от удовольствия Щука, рябь по воде побежала.

- Там, где ручей в реку впадает, закрутит лодку поток, - сказала Щука, - да и я хвостом взмахну, лодка перевернётся, и утолю свой голод на один день.

Подплыла она к устью ручья и затаилась.

 

6. БОБР УШАСТИК.

 

Летит сорока Ке-Ке по лесу и кричит:

- Ке-Ке! Стара я стала, врать не буду. Ке-Ке! Подплывают любопытный мышонок Кап и близорукий ёжик Шурш к устью лесного ручья. Ке-Ке! Ждёт их там злая Щука. Хвостом взмахнёт, лодку перевернёт и всех съест. Ке-Ке!

Услышал бобр, по имени Ушастик, слова сороки и бросился со всех ног на помощь отважным путешественникам.

Там, где лесной ручей впадает в реку, подхватил лодку водоворот, Щука хвостом махнула, и лодка перевернулась. Забили мышонок Кап и ёжик Шурш лапами по воде и поплыли, только брызги вверх полетели.

Удивилась Щука, что маленькие путешественники умеют плавать, открыла пасть и бросилась на ежа. Свернулся ёжик Шурш в колючий клубок, поперхнулась им Щука, изо рта выплюнула, и упал ёжик Шурш на берег.

Снова открыла  пасть Щука и понеслась к мышонку Капу, но бобр Ушастик успел добежать до речки, бросился с берега вниз головой в воду, быстро доплыл до мышонка Капа и лапой приподнял мышонка над водой.

Разозлилась Щука, но на бобра нападать побоялась, потому что всему лесу было известно, что бобр Ушастик окончил школу бокса.

Просохли путешественники на солнышке, и бобр Ушастик им сказал:

- Не могу далеко от плотины своей отойти, потому что Щука её сломает, а тогда река обмелеет, лес начнёт сохнуть, плохо зверям в нём жить придётся. Лучше вам по берегу идти, очки искать. Только далеко пешком вы не уйдёте.

- Вспомнил я! - сказал ёжик Шурш, - быстрее всех ракета летает.

7. СОВА КРУГЛОГЛАЗКА.

 

Шли и шли, долго шли мышонок Кап и ёжик Шурш по берегу реки и увидели дуб, который стоял, словно ракета, высоко устремив в небо голову.

Залезли они в его дупло. В дупле сидела сова по имени Круглоглазка. Заметив зверят, она облизнулась и стала считать: Десять! Девять! Восемь! Семь! Шесть! Пять! Четыре! Три! Два! Один! Старт!

И вдруг дуб оторвался от земли и полетел вверх. Оказывается, сова Круглоглазка была лесным изобретателем и очень доброй. Поэтому в космический полёт она взяла с собой двух отважных маленьких путешественников.

Дуб поднимался всё выше и выше, всё больше и больше с него осыпались листья, и уже над тучами он стал совсем голым и очень похожим на настоящую ракету со многими ступенями.

- Куда мы летим? - одновременно спросили ёжик Шурш и мышонок Кап сову Круглоглазку. Она облизнулась:

- Мы летим за очками!

- Ура! - закричали маленькие путешественники.

 

- Наташа уже уснула, - сказала Лиза Сергею. - Теперь ещё лучше понимаю, почему она обмирает, общаясь с тобой. Какой подарок, как думаешь, я тебе приготовила?

- Главный подарок - это ты сама.

- Как замечательно, что наши дома рядом. Сейчас перейдём в мою квартиру, и я тебе вручу свой подарок.

У Лизы они вначале долго целовались, потом она подарила своему любимому мужчине сигнальный экземпляр "Боли души". Это была маленькая книжечка размером 10 на 14 сантиметров толщиной в 6 миллиметров. На обложке слева во всю высоту был помещён узкий серый прямоугольник, на котором также вертикально были указаны снизу вверх имя и фамилия автора - Сергей Добрый. Справа вверху жирно чернели большие буквы в две строчки - "Боль души". Справа внизу уже в зелёном прямоугольнике белела строчка - "сборник стихотворений".

Сергей Сергеевич Потехин пролистал книгу. Лиза отобрала почти пятьдесят его стихотворений. Он посмотрел на тираж - 10 000 экземпляров. Сергей оторопел:

- Как ты успела?

- Для тебя, милый, всё успею сделать… Доволен подарком?

- Очень!

- Я поступлю в коммерческий институт и стану издателем, - заявила Лиза. - Буду издавать твои стихи.

Она стояла такая нежная и трогательная, что Потехин упал перед ней на колени:

- Елизавета Михайловна, любимая моя, клянусь, что буду любить тебя всю жизнь до самой смерти.

- А после смерти  снова  соединишься с душой Татьяны? - погрозила пальцем Лиза.

- Нет, обещаю, буду любить тебя и после смерти!

- То-то же!… А где мы будем спать? Если не возражаешь, ляжем на кухонному полу. Я уже привыкла к твёрдому настилу… У меня остались такие замечательные воспоминания о твоих ласках…

Сергей Сергеевич не возражал.

Через две недели Лиза привезла в квартиру пятьдесят пачек поэтического сборника "Боль души". Она сложила пачки в один ряд возле свободных стен. Ещё до получения тиража Лиза убедилась, что ни книжные магазины, ни "Союзпечать" опус Потехина на реализацию не возьмут. Нужно было придумывать собственную систему продажи книжек.

И тогда она обратилась к своим подругам-машинисткам. Она расставила их возле разных станций метро, выплачивая за каждую проданную книжку двадцать копеек - её себестоимость. Книжки же продавались по рублю. Удивительное дело, но  торговля шла бойко. Люди подходили, пролистав страницу, две, покупали. Когда за три дня половина тиража разошлась, Лиза подняла стоимость книги до двух рублей, а подругам стала выплачивать сорок копеек с экземпляра.

Когда к женщинам подходила милиция с вопросом, есть ли разрешение на торговлю, те начинали читать потехинские стихи и дарили милиционерам  несколько книжек на добрую память от Сергея Доброго.

За книжки Лиза выручила за две недели 12 тысяч рублей, без учета оплаты продавцам. Не долго думая, на 10 тысяч рублей она заказала ещё 50 тысяч экземпляров "Боли души".

10.

Главный инженер крупнейшего в СССР Авиационно-промышленного комплекса (АПК) бритоголовый массивного тела Юрий Николаевич Голубчиков, прилетев в Москву, решил встретиться с исполнителем темы "ЛТ-1" Потехиным. Было два варианта делового свидания: в Министерстве авиационной промышленности или на московской квартире АПК. Подумав, Голубчиков предпочёл менее официальную обстановку.

Они встретились вечером около восьми часов. Наливая в хрустальные фужеры водку, Голубчиков перешёл к делу:

- Читал твой отчёт, Сергей Сергеевич. Впечатляет. Открою маленькую тайну. Это в твоём Институте каналов тема "ЛТ-1" расшифровывается как "летающая тарелка", у нас устройство называется "летающий танк"… Так, выпьём за первый советский летающий танк! Поскольку у него сферическая форма, то снаряды будут рикошетировать. Представляешь, танк пролетел от Москвы до Вашингтона и сразу вступил в бой. Главное на войне не только уничтожить противника, но и захватить его территорию. Твой, точнее наш, "ЛТ-1" в воздухе будет поражать их самолёты, а на земле - танки. А сейчас закрой глаза!

Когда Потехин открыл глаза, то увидел на столе маленькую сверкающую сферу из нержавеющей стали. Голубчиков слегка сжал её бока в нужном месте, и из-под шара появились гусеницы. Главный инженер катнул игрушку в сторону Сергея Сергеевича:

- Ну, как, нравится?

- Впечатляет.

- Поэтому выброси свою дурь из головы. Если бы кто-нибудь, а не сам твой директор, рассказал о твоих выкрутасах, то ни за что не поверил бы. Или у тебя совсем расстроились отношения с руководством института?

- Скорее, нет, чем да, Юрий Николаевич.

- Тогда спокойно трудись, а мы тебя поддержим. Игрушку эту покажи директору и передай в первый отдел, как макет изделия. И ничего не бойся. Выполнив тему, ты перейдёшь на новый уровень и станешь для них не достигаем… Или ты не уверен в получении обещанного конечного результата?

- Уверен! - твёрдо сказал Потехин.

- Тогда твори! А то начал сочинять какие-то стихи. Фи! Стихи - женское дело. Вот увидишь, скоро только женщины будут хорошими поэтами. Да и в двадцатом веке Анна Ахматова и Марина Цветаева почти всех мужчин в поэзии переплюнули.

- Юрий Николаевич, надеюсь, вы так не думаете всерьёз?!

- Именно так и думаю! У меня своих проблем хватает. Твоё техническое решение, значение которого ты сам не понимаешь до конца, позволит изменить саму стратегию ведения военных действий. А ты из-за каких рифм хочешь лишить страну такой возможности. Нельзя, чтобы важнейшая работа была недоделанной…. Итак, пьём за дело!

- Людей незаменимых нет. Другие доделают… А я хочу вам подарить первую книжку своих стихов, - сказал Потехин, когда они выпили и слегка закусили тем, что специально оставлялось в казенном холодильнике, как правило, сыр, твёрдые колбасы, хорошие рыбные консервы.

Главный инженер чуть не поперхнулся, но, не скрывая брезгливости, взял книжку в руки:

- Уже успел отпечатать? Лихо!

Открыв наугад страницу, Голубчиков начал читать вслух:

Запах осени в лесу

Пряного посола.

Я парашу выношу

Из барака снова.

 

 

Кружит лист, свободен он

Падать, где захочет.

Капель крупных перезвон.

Вертухай гогочет.

 

Жизнь одна и мир один.

Можно ведь ужиться!

Если совесть продадим,

В ноги коль валиться.

 

 

Ну, а если за народ

Дума лоб печалит,

Уничтожен будет род,

Смерть себя захвалит.

 

- Не так уж и плохо, - удивился Юрий Николаевич. - Сочинять умеешь. Тему не сдашь в срок, вот  и начнёшь выносить парашу из барака. Могу устроить. Ха-ха! Да не пугайся, сейчас не те времена… По твоей вине будет потеряно время, которому нет ничего дороже.

- А если бы я умер?

- Тогда другое дело. Тряс бы директора твоего института, его министерство до тех пор, пока не нашли бы, причём срочно, достойную тебе замену. Но, коли ты жив, то обязан работать в выбранном направлении. Сделай танк летающим, а потом хоть живописью занимайся.

- Физически я жив, - сказал Потехин, - но психологически по отношению к теме мертв. Во мне что-то оборвалось, когда учёный совет института тайным голосованием единогласно зарезал трёх кандидатов в старшие научные сотрудники моей группы.

- Оборвалось, склеим, - пошутил Голубчиков, - у нас есть очень хорошие клеи:  сядешь на них, не встанешь.

- Но душу не склеишь!

- Не пойму, чего ты добиваешься?! - возмутился главный инженер. - Хочешь лодырничать?

- Сочинять стихи - большой труд!

- Можно выкопать яму и снова её закопать. Так многократно. Это тоже большой труд, но бессмысленный. Хотя у нас за него иногда и деньги платят.

- Отпустите меня, Юрий Николаевич! - осмелился взмолиться после пятой или шестой рюмки Потехин.

- Куда отпустить? - заорал басом Голубчиков так, что стены, казалось, задрожали. - Стихоплётстовать?! Никогда!

Потехин также поднял голос:

- Но я уже умер для науки… Мой мозг не может уже видеть математические уравнения.

- Давай спокойно разберёмся, - предложил главный инженер АПК. - У тебя появилось отвращение к науке?

- Слава богу, нет! Люблю её… Но у меня как бы не остаётся на науку сил. Из двух любимых женщин выбирают одну. Я выбрал поэзию.

- Наука была раньше твоей женой, а теперь ты её выбрасываешь за ненадобностью? Так?

- Получается так, - согласился Потехин.

- Если бы ты был моим сыном, то порол бы тебя ремнём до тех пор, пока ты не вернулся бы к своей прежней жене - науке… Кстати, как твоя жена отнеслась к твоей выходке?

- Завтра развод.

Голубчиков присвистнул:

- Далеко же ты ушёл от себя прежнего, как погляжу. А жена твоя права, уважаю её ещё больше.

- Почему все пытаются загнать меня в угол, в котором не помещается моя душа?!

- Души нет! Одумайся… Но за душу можно и выпить.

- Вы, Юрий Николаевич, станете меня презирать, если уволюсь?

- Конечно!

- Но я пойду своим путём!

- Твой        путь никуда не ведёт. Стихи можно писать до 20 лет или после шестидесяти. В промежутке нужно работать.

- Не знаю, что ответить, как объяснить, - заявил Потехин, - все кругом говорят правильно. Но душа моя действует не в соответствии с правильными словами, а поддавшись собственному ей чувству…

- Всё меньше мне нравишься! - стукнул рукой о стол Голубчиков, и модель "ЛТ-1" дернулась, прокатившись по инерции несколько сантиметров. - Для меня важно дело,  а не нытьё… Ты витаешь в облаках, поднявшись туда на шариках, надутых фантазией. Они лопнут не сегодня, так завтра. Даже не лопнут: не может лопаться то, чего нет, они просто растают, и то, что ты называешь душой, исчезнет… А сейчас позвоню домой твоему директору.

 Главный инженер сел на диван и  взял трубку телефона от ближайшей казённой тумбочки:

- Меня волнует состояние дел по теме "ЛТ-1". Её руководитель Потехин увольняется. В соответствии с распоряжением Совета министров система должна пройти испытания ровно через два года. Срок очень жёсткий. Что вы намерены предпринять?… Согласен провести совещание в Главке вашего министерства. Пусть Потехин отчитается о проделанной работе. А вам придётся объяснить, почему учёный совет отклонил единогласно три кандидатуры, предложенные для усиления его группы…

Завершив телефонный разговор, Голубчиков косо посмотрел на Потехина:

- Почему ты, Сергей Сергеевич, не сообщил мне, что директор назначил тебя руководителем лаборатории?

- Потому, что это  - обман! Если руководитель назначен, то может быть в любое время снят. А по правилам вначале  объявляют открытый конкурс на руководителя лаборатории, потом лучший из конкурсантов отбирается учёным советом, и утверждается дирекцией… Анисимов меня ненавидит настолько, что всё равно шагу не даст сделать в правильном направлении.

- О чём ты думаешь? Ты уходишь, не предлагая альтернативу, - гнул своё Голубчиков. - Тогда придётся отвечать тебе, директору НИИК, вашему министерству… Подведём жирную черту под твоими делами! А, может, и лучше, если тему продолжит другой?!

- Мне тоже кажется, что так будет лучше, - поддержал Потехин. - Новый человек, новые силы, новые идеи!

 

11.

Наташа несколько раз спрашивала, когда же у неё станет фамилия Потехина, и начала считать дни.

Развод состоялся в конце января и прошёл очень быстро. Когда бывшие супруги закрыли дверь зала суда, Татьяна Сергеевна была счастлива. Единственное, что её удивило, это новая одежда Сергея. На нём  в помещении был великолепный костюм, а сейчас он вышел на мороз в дублёнке и красивой шапке. Она взяла его под руку:

- Ты не будешь обижаться, если скоро выйду замуж?

- Нет! А кто он?

- Три года назад у нас в школе появился новый директор - это он.

- И давно ты с ним спишь?

- Зачем так грубо?! Мы любим друг друга уже год. Он хочет, даже требует, чтобы уже сейчас переехала к нему. И я не способна ему отказать. Может быть, ты станешь теперь жить с Ириной, а я уйду к своему новому мужу?!

Потехин резко замер от неожиданности и с радостью уточнил мысль прежней жены:

- Ты хочешь, чтобы Ирина  жила со мной?

- Именно так! Ты же её отец. Я боюсь, что, когда Ирина узнает, что выхожу замуж и буду жить у мужа, она не согласится оставаться со мной.

- А, может, все дело в том, что твой новый суженный берёт тебя только одну?

- Зачем ты опять хочешь меня обидеть? Мы же не враги друг другу. Пройдёт год, два, Ирина выйдет замуж, и всё утрясётся.

- Давай сделаем так, - предложил Потехин, - мы оба в срочном порядке создадим новые семьи, а Ирина сама выбирет, с кем ей жить. В конце концов, она уже взрослая и должна всё понять. А до этого момента ты ещё с ней поживёшь, ничего не говоря о предстоящем переезде.

- Ты прав, - согласилась Татьяна Сергеевна, - но ведь у тебя никого нет… Могу познакомить с нашей физичкой…

- У меня уже есть женщина… Завтра мы подадим заявление в загс. И вы подайте тоже. Травмы, нанесенные с двух сторон, могут нейтрализовать возможное болезненное состояние Ирины.

- Правильно! А кто она, твоя будущая жена?

- Книгоиздатель… Вот выпустила мою книжку стихов, - и Потехин протянул Татьяне Сергеевне свой стихотворный сборник.

Потехина опешила, кроме того, маленькая книжечка словно жгла руку даже через перчатку.

- Спасибо, посмотрю дома.

Узнав о том, что Татьяна Сергеевна переедет к новому мужу, Лиза стала горячо убеждать Сергея, что Ирина не должна оставаться одна:

- В таком возрасте твоя дочь может совершить какой-нибудь непоправимый поступок. Пусть живёт с нами. Она может ночевать у твоего отца и быть под нашим присмотром. А когда выйдет замуж, начнёт жить с мужем в своей кооперативной квартире.

- И я согласен, что Ирина не должна жить одна. Нужно всем собраться и поговорить.

На следующий день Сергей и Лиза заполнили в загсе нужные бумаги. Было решено, что общую встречу лучше всего провести на нейтральной почве - в ресторане. И без Ирины.

Чтобы выглядеть моложе, Лиза распустила свои волосы из пучка, и они доходили почти до пояса. Она надела свое самое короткое, обтягивающее тело платье. В свою очередь, Татьяна Сергеевна также постаралась максимально подчеркнуть свою элегантную миниатюрность. Женщины сразу поняли, что надели на красивые ноги выходные итальянские колготки одной фирмы, сообразив затем, что тому виной Потехин, подаривший их им на Новый год.

Будущим мужем Татьяны Сергеевны оказался импозантный, весёлый пятидесятилетний бездетный вдовец Олег Ильич Сухотин, который попытался стать ведущим в беседе:

- Сергей Сергеевич прав, Ирина должна сама решить, с какой семьей хочет жить. Она может побыть какое-то время в одной семье, потом в другой. Главное, никто из нас не должен давить на неё.

- Вы забыли ещё одну возможность, - сказал Потехин, которому надоело витийство Сухотина. - Ирина имеет сильную волю и вполне способна захотеть жить одна. Поэтому существуют три варианта будущих событий…

Вечер вполне удался, ибо все, как казалось, смогли договориться друг с другом. Условие гласило, что новых родственников знакомят с Ириной после 25 февраля, когда две пары уже распишутся.

Однако Ирина оказалась через несколько дней в районе дома своего деда Потехина и решила его проведать. Время было послеобеденное. Наташа и Сергей Евграфович обедали одни. Когда Ирина позвонила в дверь, её тоже усадили за стол. Потехин старший, давно злившийся на внучку, решил ничего ей не объяснять.

- А я знаю, кто вы, - сказала Наташа. - Вы моего папы первая дочка, а я вторая.

Ирина  выронила ложку и посмотрела на деда, но тот промолчал.

- Вы мне не верите? - спросила Наташа. - Спросите у дедушки.

- Сама рассказывай! - потребовал старик.

- И расскажу… Я и мама живём в соседнем доме. Ваш папа пришёл, как сантехник, прочистить сток, познакомился с мамой, и они стали любить друг друга. С двадцать пятого февраля у меня будет фамилия Потехина… Вот потеха!

Ирина заплакала. Дед стал её гладить по спине:

- Такова жизнь, малышка. Если хорошего мужчину бросают, его тут же подберут другие женщины.

- А ваша мама тоже выходит замуж, - подлила масла в огонь Наташа. - Её муж - директор школы, в которой она учит детей.

Ирина вытерла глаза:

- Я пойду!

- Сиди! - потребовал Сергей Евграфович. - Жди отца.

- А мне папа те же свои сказки рассказывает, что и вам, - продолжила Наташа, - про мышонка Капа и ёжика Шурша.

Ирина снова всхлипнула.

- А почему вы, Ирина, плачете? - спросила девочка. - Я вам не нравлюсь? А вы мне очень нравитесь. Вы такая красивая, а папа ещё говорит, что вы очень умная и вечно мне ставит вас в пример.

- Прекрати, болтушка! - вмешался дед.

- Это верно, я болтушка. Пойду в другую комнату делать уроки.

- Я всё же хочу уйти, - сказала Ирина.

- Хочешь, уходи… Но отец может обидеться, что не стала его ждать.

- Почему они мне раньше ничего не сказали?

- Боялись.

- Чего?

- Твоей реакции.

- Трусы! - закричала Ирина. - Ненавижу их!

- Теперь тебе придётся решать, с кем жить. Если очень любишь мать, то позволь ей стать счастливой с новым мужем, и живи с отцом.

- Я буду жить одна.

- Твоё право. Ты уже совершеннолетняя. Но одной жить тяжело.

- Выйду замуж! У меня ухажёров хватает.

- Ухажёр - ещё не муж! Не руби с плеча. Осмотрись. А первым делом прости их обоих. Если простишь, легче станет. Зло из тебя выйдет. А с добротой в душе легче жить. Так что дождись отца….

Первой появилась Лиза. Она мгновенно оценила ситуацию.

- Я Лиза, - представилась она Ирине, - зови меня Лизой. Твой папа напечатал книгу. Тебе оставил тридцать экземпляров. Вот смотри… Какое название замечательное… "Боль души".

Ирина удивилась, увидев отцовский сборничек:

- Спасибо!

- К тебе Наташа не приставала?

- Нет!

- Она давно мечтала с тобой познакомиться. Поговори с ней, Ирина. Учти, ей тяжелее, чем тебе. Ты уже взрослая, а она ещё детёныш и верит всему. Думает, ты ей рада, как она рада тебе… И если ты согласна, то я и твой папа, и, конечно, Наташа хотим, чтобы ты жила с нами.

Ирина снова заплакала. Лиза обняла её:

- Бедная девочка! Всё будет хорошо. У тебя прекрасные отец и мать, но им тяжело вместе. Так бывает.

- Я хочу жить одна!

- Одной никак нельзя.

- А я хочу! - продолжала плакать Ирина.

Лиза прижала её к себе ещё сильнее:

- Ирочка, мы все любим тебя. У тебя не только остались твои папа и мама, но появились ещё родные люди, которые любят тебя и желают тебе добра.

- Да, - сказала подошедшая Наташа, - я люблю тебя, Ирина. Ты моя старшая сестра. Дай руку!

Последняя Наташина фраза доконала сердце Ирины, и она протянула руку.

Когда Потехин  младший открыл дверь, то услышал голос дочери Ирины, с увлечением рассказывающий Наташе продолжение приключений мышонка Капа и ёжика Шурша. Лиза обняла Сергея и прислонила палец к губам, чтобы Ирина могла выговориться до конца.

- Иди в ванную, - шепнула она, - я тебе вымою голову. А сейчас не мешай им. Пусть привыкают через общение друг к другу.

Но Ирина что-то почувствовала и вышла из комнаты в коридор.

- Папа… - начала она говорить и снова всхлипнула. - Папа… Я тебя поздравляю!

Сергей Сергеевич нежно прижал к себе дочь, а потом громко сказал:

- Я и Ирина идём за тортом. А кто ещё пойдёт с нами?

- Я! - радостно закричала Наташа.

- И я! - весело сказала Лиза.

 

12.

У Лизы оказалась предпринимательская жилка. Она разослала в редакции газет книжку Потехина с сопроводительным письмом, в котором освещалась краткая биография поэта, его взгляды на жизнь. В нескольких газетах появились статьи о Сергее Сергеевиче с приведением двух-трёх характерных стихотворений.

Ирине совершенно не понравился новый суженный матери, и она стала жить с отцом. Ирина спала вместе с Наташей, а Сергей и Лиза  - на кухонном полу.

Конечно, они могли бы жить с Ириной в теперь уже как бы её кооперативной  двухкомнатной квартире, но не хотели обижать Сергея Евграфовича, с которым виделись каждый день.

Наташа постоянно крутилась около Ирины и беспрерывно спрашивала:

- А что ты, Ирина, думаешь по этому поводу? А как ты, Ирина, считаешь?

 Ирине не просто льстило внимание маленькой Наташи, но она, долго сама играя в куклы, как бы начала новую своего рода игру: мать - живая дочь.

В первых числах февраля в Центральном литературном архиве (ЦЛА) состоялся традиционный конкурс поэтов гражданской направленности. Потехин получил от жюри персональное приглашение участвовать в соревновании.

По условиям конкурса в процессе его прохождения каждый поэт-участник мог прочитать только три стихотворения. После прочтения первого произведения отбирались девять лучших, из них после второго стихотворения оставляли троих, а после декламации третьего опуса устанавливался единственный победитель.

Лиза, как муза Потехина, сама отобрала три его стихотворения и установила порядок их чтения. Затем заставила Сергея научиться читать их напряжённо, почти артистически.

Конкурс проводился в кинотеатре "Русь". Пятитысячный зал был полон. Потехин читал двадцать первым из участников:

 

Сотрудничество жертв и палачей

Так характерно людям, а не зверям.

И умирая, в государство верим,

И сходим в ров без жалобных речей.

 

 

Спустя года мы возродимся вновь…

Так рожь не умирает, прорастая.

Нас окружит чертополоха стая

И выжжет солнце - новая любовь.

 

Ему хлопали, казалось больше, чем кому-либо. Когда объявляли девять поэтов, допущенных жюри ко второму туру, одну руку Потехина держала Лиза, другую - Ирина. Сергея Сергеевича назвали девятым. Только в этот момент Лиза смогла вздохнуть полной грудью.

Выходя последним во втором туре, Потехин прочитал:

Коль убивают за слова,

Корчуют пулей речь,

То возрастает им цена,

И сами - как картечь.

 

Труженники  из НКВД

 

Коль умерщвляют за любовь

К России, правду, ум,

То память возвращает вновь

Всю еретичность дум.

 

Коль позволяют жить тебе,

Знать, опозорил род:

Заботятся лишь о рабе,

Кто рабство внёс в народ.

 

Когда Сергей Сергеевич смолк, зал поддержал его бурными аплодисментами. Так не хлопали ещё никому. Члены жюри переглянулись. Было ясно, что, если не пропустить Потехина в третий тур, могут возникнуть беспорядки. С другой стороны, стихи непрофессионального поэта были явно антисоветскими. Скрепя сердце, жюри признало Потехина одним их трёх финалистов, заранее решив, что уж первое место он не получит.

Когда Сергей произносил свой третий опус, голос его дрожал, а в конце он не смог сдержать слёз и дважды смахивал их рукой:

 

                 1989 год.

 

«Прости, сынок!» - сказала мама:

«На стол мне нечего собрать.

Все в магазинах плохо, мало,

А коли есть, то век стоять».

 

Смущенно у стола томится,

Самой себе укор в глазах.

«Устала жизнью я травиться…

К концу осталась на бобах.

 

 

Зачем работе отдавалась?

Чтоб пировали пауки?!

Прости, сынок! Душа распалась.

И мысли ныне не легки.

 

И всё ж откушай ты капустку,

Хоть в ней нитраты, говорят.

Поешь немного на закуску

И рюмку пропусти подряд.

 

Полегче стало? Вот и славно.

Ты сына никогда не бей.

Так глазки светятся забавно.

Иначе вырастет злодей.

 

Как страшно жить придётся детям,

И ни поесть, ни отдохнуть.

Разгул антихристов на свете.

Легко и тяжко в вечный путь

 

Мне собираться этим годом.

Пришлю ли весточку, как знать?

Коль мята выйдет под забором,

То бог позволил вспоминать.

 

А ты не пей, коль сам не хочешь.

Один конец, простой исход.

Куда ты сына в жизни  прочишь?

А, может, протяну весь год".

 

Сергей заплакал, и люди плакали вместе с ним. Даже члены жюри расчувствовались. Победа Потехина была полной.

Директор Центрального литературного архива вынужден был сказать:

- С учётом общего мнения победителем в конкурсе "Поэт-гражданин - 89" объявляется Сергей Сергеевич Потехин… Хотя лично я присудил бы…

Но его личное мнение потонуло в недовольном свисте, и директор ЦЛА замолчал. На шею Потехину повесили медаль конкурса. Потом состоялось интервью прессы с победителем.

Один из журналистов спросил Сергея Сергеевича:

- Впервые в столь престижном конкурсе поэтов победил не член Союза литераторов (СЛ). Вступите ли вы в СЛ?

- Нет! Поэтам,  как и  прозаикам, не следует объединяться в какие-либо союзы. Индивидуальное творчество не должно насиловаться  организованными коллективными формами. Если бы был членом СЛ, то не выиграл бы соревнование, поскольку мои творения были бы лишены души. Проще говоря, литератор творит ради денег, он профессионал в том смысле, что создаёт лишь то, что может быть продано, издано, а писатель рождает художественную реальность, которая к деньгам не имеет никакого отношения. Она либо получилась, либо нет. Но зато такие произведения никогда не умирают.

- У многих писателей есть муза, близкая женщина, определяющая его путь, помогающая в творчестве. А у вас есть такая муза?

- Да, у меня есть муза… Даже не одна, а три.  Это - жена Лиза, старшая дочь Ирина и младшая дочь Наташа. Эта женская троица непосредственно влияет на моё творчество. Их поддержка окрыляет. Например, именно Лиза отобрала  три стихотворения для конкурса и определила порядок их исполнения. Без её помощи мой сборник "Боль души" просто не вышел бы в свет. Когда я сочиняю, то пишу как бы для моей женской троицы, с учётом их реакции. Если Наташа останется равнодушной к написанному стихотворению, я его уничтожаю. Представьте себе такую картину: жена Лиза сидит справа от меня, дочь Ирина - слева, а дочь Наташа - на коленях. Так я творю.

Журналисты весело рассмеялись.

Через день в "Правде" появилась грозная статья "Победа в конкурсе "Поэт-гражданин" антисоветчика Потехина - признак резкого усиления буржуазных настроений в обществе". Многие другие газеты отозвались о Потехине тепло. По существу, Сергей Сергеевич стал знаменит.

 

13.

В кабинете начальника главка  министерства, к которому относился Институт каналов, за длинным слотом сидели шестидесятилетний начальник главка Белашов Павел Александрович, немного его моложе главный специалист главка Судаков Геннадий Иванович, а также директор НИИК Анисимов, главный инженер АПК Голубчиков и сам Потехин - виновник совещания.

- Будем исходить из реальных фактов, - открыл совещание Белашов. - Отменить распоряжение Совета министров по теме "ЛТ-1" никто из нас не в состоянии. Поэтому работу остановить нельзя. Её обязательно нужно выполнить.

Главный инженер Авиационно-промышленного комплекса, как заказчик, внес своё слово:

- Выполнить тему следует не формально, а с толком. Мне нужна готовая система с запланированными параметрами.

- Конечно, - согласился начальник главка, - и вы её получите. Каково мнение нашего главного специалиста?

Судаков встал и подошел к специально внесённой доске с чертежами:

- Впервые столкнулся с такой ситуацией. Моя задача состояла в том, чтобы определить реальность создания "ЛТ-1" с теоретической точки зрения. Далее следовало установить, можно ли завершить работы при уходе главного исполнителя. Специально созданная группа специалистов изучила отчёты по теме. Пришло несколько отзывов других организаций, в которые Потехин направил свой последний отчёт. Все отзывы положительные. Мнение группы такое: работа Потехина очень оригинальная, даже утонченная. Сама проблема содержит несколько парадоксов, которые Сергей Сергеевич умело обошёл. Однако намеченный путь решения, хотя и правильный, содержит много подводных камней. Без Потехина в запланированный срок исследование не будет завершено. Специалиста, который мог бы заменить его, мы не знаем.

- Что же получается, - обратился вначале Белашов к директору НИИК Анисимову, - специалиста придерживали, не ценили, а когда он сказал, обходитесь без меня, без него нельзя обойтись?! … Сергей Сергеевич, вы стали известным поэтом, вчера по "Маяку" ваше выступление слушал. Вы доказали, что талантливы в двух сферах: науке и поэзии. Всё же помогите нам выйти с честью из создавшейся ситуации!

- Ученый совет Института каналов отклонил три кандидатуры на работу по теме "ЛТ-1". В результате было потеряно драгоценное время, а мой мозг переключился на поэзию. Учёный совет виновен, пусть он теперь ищет выход. И напоминаю, мне осталось работать в НИИК десять дней. Я заявление с просьбой об увольнении не заберу!

Отпустив Потехина, все стали говорить более откровенно.

- Потехин в некотором смысле молодец, - признался Белашов. - Хлопает дверью от души. И к нему нельзя придраться.

- А, может,  он психопат, - предположил Анисимов. - Только психопаты так смело себя ведут.

- Работы Потехина удивительны, - высказал свое мнение Судаков. - Изящны, как кружево. Ничего лишнего. Он давно перерос свое номинальное положение в обществе. Созданная Сергеем Сергеевичем физическая модель уникальна, но и сложна. Даже специалистам в смежных областях трудно в ней разобраться. Поэтому его открытые работы остались практически незамеченными, хотя он создал новое перспективное направление в науке.

Всё, что Потехин придумал, в силу слабости самой науки уходит как бы в песок, остаётся невостребованным. Зато он отыгрался в секретных разработках. Его "летающая тарелка" великолепна по замыслу и идейному исполнению. Конечно, Сергей Сергеевич понимает свой незаурядный вклад в науку. Переключившись на поэзию, он в силу своего таланта сразу достиг пика успеха. Сейчас он - самый модный поэт. Потехин доказал самому себе и всем, что с ним нужно считаться… Мне кажется, к нему следует найти какой-то оригинальный подход…

Начальник главка подвёл итог словам своего главного специалиста:

- Думаю, Потехин как бы прожил уже одну жизнь, будучи учёным, а теперь начал жить заново, став поэтом. Даже жену сменил. И вернуть его в прежнее состояние без какой-то эффектной идеи не удастся… Министерство может предоставить ему большую трёхкомнатную квартиру, но он, очевидно, откажется… Думайте, думайте!

И вдруг Анисимов, директор НИИК, сообразил:

- В ближайшие дни в институте состоятся выборы в совет трудового коллектива. Если Потехина изберут в совет, а совет предложит ему место своего председателя, то он не сможет уйти из института из-за такого большого доверия к нему всего коллектива.

- Делайте, как хотите, - сердито сказал главный инженер АПК, - но тема "ЛТ-1" должна быть выполнена.

В конце совещания начальник главка Белашов и главный инженер Голубчиков остались один на один. Они были одного возраста, обладали примерно одинаковым опытом хозяйственной работы и добились близких успехов, но если Голубчиков  - в авиастроении, то Белашов - в гидростроении.

- Шар не обладает подъёмной силой в отличие от авиакрыла специальной формы, - начал разговор Голубчиков, - но гений Потехин на основании своей теории турбулентности нашёл очень оригинальное решение, позволяющее сфере подниматься вверх. Такие летающие истребители-танки изменят сам ход военных действий. Представляете, две-три  сотни таких аппаратов прилетают в любую точку земли, по дороге уничтожая истребителей и средства ПВО противника, а затем бомбят оборону и тут же захватывают всю территорию. Если проект не будет выполнен, Министерство обороны свернёт шею нам обоим. Гоните срочно из института Анисимова и назначайте директором НИИК Потехина. Дайте ему мощный фронт работ. Сейчас у Анисимова годовое финансирование составляет 10 от силы 20%. Я дам Потехину все 100%. Решайтесь, Павел Александрович.

-Не могу, Юрий Николаевич, - прижал руки к груди Белашов. - Меня самого тогда снимут. Все эти перебросчики рек побегут жаловаться в ЦК КПСС. Будет большой скандал.

- Это верно, - согласился Голубчиков. - Одни работают, другие скандалят.

Они разошлись, ни о чём не договорившись, но испытывая симпатию друг к другу.

 

14.

У Лизы появились связи в издательском мире. По совету одного из новых знакомых она подала документы в райисполком на создание кооператива "Боль души", уставной деятельностью которого было издание и продажа книг. Поскольку по закону кооператив должен был состоять, по меньшей мере, из трёх человек, Лиза включила в состав его основателей себя, Потехина и его дочь Ирину.

Пятьдесят тысяч экземпляров второго издания потехинского "Зова души" Лиза с согласия Ирины завезла на её кооперативную квартиру. Для перевозки 250 пачек общим весом 1250 килограммов пришлось нанимать закрытый грузовик. Бумажные свёртки заполонили все две комнаты. Квартира стала словно бы складом.

Неожиданно для окружающих нарушилась любовная идиллия Татьяны Сергеевны, матери Ирины. Привыкшая к тому, что прежний муж Сергей Сергеевич Потехин, занятый наукой, во всём уступал ей, не вмешиваясь в домашние дела, она столкнулась с совершенно иным отношением к семейному очагу Олега Ильича Сухотина, который требовал чуть ли не рабской преданности с полным отчётом обо всех действиях. Татьяна Сергеевна поняла, что нормально существовать с Сухотиным не сможет, не превратившись в тень его воли. Она попыталась дать отпор, но в результате Олег Ильич предложил какое-то время, например полгода, не вступать в брак, пока все душевные противоречия будущих супругов не будут устранены.

- Нам нужно ещё до брака притереться, - сказал Сухотин. - Поскольку притирка идёт медленно, свадьбу следует перенести.

Несколько дней начавшейся притирки только усилили разногласия, и, яростно разбив вдребезги об пол несколько хрустальных ваз, Татьяна Сергеевна вернулась в квартиру прежней семьи Потехиных. Увидев гигантское количество книжек Сергея "Боль души", женщина почувствовала, что именно у неё болит душа.

Ирина отказалась вернуться к матери, посчитав, что та, в отличие от отца, предала её. Хотя Ирина училась в педагогическом институте по специальности "биология", Лиза уговорила её одновременно поступить на двухмесячные бухгалтерские курсы и стала выплачивать зарплату за оформление всей отчётности кооператива "Боль души".

Чтобы не нарушать покой Сергея Евграфовича, Ирина и Наташа приходили спать в его квартиру после девяти вечера, когда он уже запирался в своей маленькой комнате. Лиза и Сергей, хотя и оставались на ночь одни в её квартире, занимались любовью, как правило, на кухонном полу, потому что Лиза любила ощущать спиной сладость твёрдой поверхности, когда другая половина тела отдаётся ненаглядному мужчине.

В связи с возникшей известностью Потехина Лиза смогла продавать его книги уже большими частями, оптом. Она отдавала по рублю, а в розничной торговле книжечки покупались по полтора-два рубля. Появились заказы из других городов. За две недели весь тираж почти разошёлся. По совету одного из руководителей "Книгабанка" Лиза на вырученные пятьдесят тысяч рублей купила на льготных условиях свыше тысячи тонн бумаги, которая постоянно росла в цене.

Сталкиваясь с Татьяной Сергеевной, Лиза старалась, чтобы их отношения не стали явно враждебными.

- Мы всё время говорим Ирине, чтобы она вернулась к вам, её матери, поскольку вам нужна поддержка. Но требуется время, чтобы Ирина всё осмыслила.

Татьяна Сергеевна осознала, что Лиза - скорее её друг, чем враг, и расплакалась:

- Мне так трудно быть одной… Я впервые в такой ситуации.

Тогда умная Лиза, чтобы расширить круг мужского общения для прежней жены Потехина, предложила ей участвовать в деловых переговорах кооператива. Нерасторопное государство не позволяло своим издательствам повышать цены на книги в соответствии со спросом на них, поэтому кооперативы типа Лизиного могли скупать целые тиражи, а затем их выгодно перепродавать в розничную торговую сеть. Для такой купли-продажи требовалось знание спроса читателей, чтобы не прогореть, но главное - умение договориться с руководителями государственных структур.

Обладая шармом и принадлежа к двум разным типам женской красоты: женщине-статуэтке и женщине-воительнице, они вдвоём легко уговаривали любого мужчину-руководителя заключить выгодную для всех сделку. В результате появились немалые деньги.

Главный редактор одного из издательств, изучив стройные ноги Татьяны Сергеевны, принявшей как всегда на переговорах обольстительную позу, воспылал к ней нежным чувством. Тогда Потехина, чтобы показать силу, занялась собственным бизнесом, опираясь на возможности своего нового друга. Но Лиза была довольна, поскольку энергия Татьяны Сергеевны была уже направлена не на борьбу с ней или прежним мужем, а вовне. Более того, доверяя друг другу, они делились информацией, позволявшей успешно развивать их дела. Так, если Лиза закупала, скажем, лишь 20% какого-то издания, а можно было приобрести 40%, она звонила Татьяне Сергеевне и советовала скупить оставшиеся 20%.

Потехина удивила странная дружба, возникшая между его прежней женой и женой будущей, но он не мешал развитию их отношений, считая, что его Елизавета Михайловна настолько душевна, что погасит любой конфликт и даже превратит врага в друга.

Сам он  уже не мог представить свою жизнь без Лизы. Где бы они не находились, он обязательно касался её тела хотя бы раз в течение пяти-десяти минут. Иногда это было лёгкое прикосновение руки к руке, незаметное для окружающих, но чаще, если была возможность, он клал свою ладонь на Лизину талию или колено. Лизе очень нравилось такое внимание. Если телесного контакта, как ей казалось, долго не  происходило, то она сама дотрагивалась до своего любимого мужчины.

Сергей и Лиза занимались любовью каждую ночь. Лиза в душе боялась, уж не истощает ли она силы суженного.  Но Сергей не худел, и она успокоилась.

Ирина враждебность к матери  начала затихать, они поплакали вместе и помирились. Теперь Ирина ночевала, где хотела. Привязавшись к Наташе, она уже не могла не приезжать к ней. Они стали вместе сочинять продолжение приключений ёжика Шурша и мышонка Капа и часто спорили из-за развития сюжета.

 

15.

За два дня до даты предполагаемого увольнения Потехина из Института каналов, в актовом зале НИИК состоялись выборы в совет трудового коллектива. На сцене в президиуме сидели директор НИИК Анисимов, секретарь партийного бюро Шелагин, председатель местного профсоюзного комитета Базунов и секретарь комсомольской организации.

Руководитель профсоюза Базунов говорил, стоя, но не с кафедры, а прямо  от  стола:

- Коллективы лабораторий института и его служб на своих собраниях выдвинули 68 кандидатов в совет трудового коллектива. Мы же, присутствующие здесь уполномоченные от подразделений, должны избрать только 25 человек. Как будем выбирать состав совета? Начнём обсуждать каждую кандидатуру?

Кто-то их руководителей лаборатории предложил:

- Поскольку коллективы на своих собраниях уже выдвинули товарищей, то, очевидно, они достойны. Их обсуждение здесь заняло бы очень много времени. Не заседать же нам два-три дня? Предлагаю, чтобы зачитали список кандидатов, и если у кого-то появится замечание по конкретной кандидатуре, тогда и обсудим именно её подробнее.

- Есть другие предложения? - спросил    Базунов. - Нет! Тогда начнём. Абрамов. Здесь? Встаньте. Есть замечания? Нет! Аверин. Здесь? Есть замечания? Антонова. Есть замечания? Баранов…

Наконец очередь дошла до фамилии Потехина.

- Потехин. Здесь? Покажитесь. Имеются замечания? Кто-нибудь что-либо хочет сказать?

- Я!

- Пожалуйста, Виктор Иванович, - согласился Базуков.

Поднявшемуся со стула руководителю лаборатории было за шестьдесят лет.

- На каком основании в число кандидатов внесли человека, который увольняется из института? Его заявление вступает в силу через два дня… Потехин совершенно не ценит коллектив, если уходит из него. С ним следует разобраться прямо сейчас.

- Что вы имеете в виду? - спросил Базуков.

- Потехина нужно осудить. Он дезертир с трудового фронта. Он сознательно хочет завалить тему, чтобы нанести вред СССР и показать, какой он незаменимый специалист. Позор!

- У вас всё? - очень спокойно поинтересовался ведущий собрание.

- Да!

- Кто ещё хочет выступить?

- Я!

- Слово имеет руководитель отдела Тополев Анатолий Николаевич.

- Товарищи, что же такое происходит? - начал Тополев старческим дребезжащим голосом. - Получается, хочу работаю, хочу нет. К чему мы в результате придём? Нам следует объявить Потехину строгий выговор и потребовать от дирекции, чтобы выговор был внесён в трудовую книжку.

- Можно мне? - спросил пожилой рабочий в черном халате.

- Представьтесь!

- Корявин. Я из механических мастерских. Не знаю, что произошло с Сергеем Сергеевичем Потехиным, в вашей науке не разбираюсь, но скажу одно. Придёт с заказом иной учёный, а у него - не чертёж, а, извините за выражение, клочок туалетной бумаги. Часть размеров изделия не указана, проекции выполнены ошибочно. С грехом пополам изготовишь такую деталь, а она в дело не пойдёт, как ошибочно спроектированная. Вот так народные деньги выбрасываются на ветер. А с Потехиным дело иметь одно удовольствие. Грамотный он инженер. Если увольняется, пусть. Его воля. Но думаю, пока работает, очень достоин он войти в состав совета. А если выбранный совет председателем его назначит, то есть, если уже сможет товарищ Потехин влиять на дела институтские, то, наверное, и остаться  захочет. Нам, в мастерских, это понравится. Буду голосовать за Потехина.

-  Кто ещё хочет выступить относительно кандидатуры Потехина?

- Хочу сказать несколько слов, - заявил Коковцев, один из руководителей лаборатории. - Ситуация сложная… Можно ли выбирать в совет психически неуравновешенного человека? Если мы сейчас предложим Потехину выступить, он начнёт читать стихи. Нонсенс!

В зале закричали:

- Пусть выступит Потехин! Дать ему слово!

- Сергей Сергеевич, будете выступать? - спросил Базунов.

Увидев, что Потехин идёт к трибуне, председательствующий предложил ему говорить с места.

Потехин вытащил лист бумаги и зачитал с надрывом:

 

 

В России истина - донос,

А красоту порубят.

Народ до воли не дорос…

Христы его возлюбят.

 

И я пришёл простым христом

В НИИ, чтоб крепла вера.

Меня распяли над крыльцом

Всем в качестве примера.

 

Мои слова о чистоте,

Правдивости в науке

И о созвучной красоте

Лишь приводили к скуке.

 

В глаза молчали, за спиной

Все кости перебрали.

Директор исходил слюной:

"Мы не таких карали!"

 

И вот собрался коллектив.

«Сожжём иль всё ж повесим?»

«Колесовать, ведь он спесив!»

«Распять, уж больно весел!»

 

И каждый молотком стучал,

Вбивая гвозди глубже,

И радость, счастье излучал

Состав отдела дружный.

 

И кровь моя на пальцах всех

Кричала цветом скорби.

В России лучше нет утех,

Чем бить по умной морде.

 

- Что я говорил? - крикнул Коковцев, обращаясь к оцепеневшему залу. - О каком выборе в совет может идти речь?! Потехину необходимо пройти психическое обследование.

Зал загудел. Возгласы были разнообразные:

- Пусть читает ещё!

- Пусть в совете будет поэт!

- Психов вон!

- Тише! Товарищи, тише! - попытался успокоить всех Базунов. - Просто проголосуем, допускать ли кандидатуру Потехина к выборам в совет.

Кто-то предложил голосовать тайно.

- Если будем голосовать тайно, то потеряем   час, - объявил Базунов. - Лучше открыто.

- Предлагаю голосовать тайно, чтобы установить, голосовать ли тайно за Потехина, - произнёс кто-то, но на него зашикали.

- Товарищи, - предложил Анисимов, директор НИИК, - давайте оставим Потехина в списке кандидатов. Кто не хочет, чтобы он вошёл в состав совета трудового коллектива, может просто вычеркнуть его из списка при голосовании. Вот и всё.

Зал согласился с мнением директора.

- Хочу, чтобы ответили на мой вопрос, - громко заявил Коковцев. - Можно ли избрать в совет психически ненормального человека?

Тут не выдержал и вскочил помощник Потехина Ершов:

- Не хотел говорить, но скажу. Сергей  Сергеевич - лучший специалист в институте. Но его Коковцевы, которые ненормальны в науке, довели до такого состояния, что человек начал сочинять стихи в сорок лет.

- Меня оскорбили! - возмутился Коковцев.

- Правда не может быть оскорблением! - парировал Ершов.

- Товарищи, мы затягиваем собрание, - заявил Базунов. - Итак, продолжим. Промыслова здесь? Встаньте. Есть замечания? Нет. Пыжиков…

Чтобы установить 25 человек, выбранных в совет трудового коллектива НИИК, счётная комиссия работала три часа. Когда уполномоченные снова заполнили актовый зал, Базунов предоставил слово председателю счётной комиссии.

- Каждый уполномоченный в выборах должен был вычеркнуть в списке-бюллетене не устраивающих его кандидатов и оставить в нём не более 25 фамилий. Мы можем теперь поздравить 25 сотрудников НИИК, ставших членами его совета  трудового коллектива. Их фамилии указаны на данном плакате.

- Вижу в списке Потехина, - заявил Коковцев. - Задаю тот же свой вопрос. Может ли психически ненормальный человек войти в совет трудового коллектива?

Кто-то из зала крикнул:

- С учётом его головы ещё как может! А вот вас не избрали!

- Предлагаю освидетельствовать Потехина в психдиспансере! - гнул свою линию Коковцев.

- Поезд ушёл! - крикнули в зале. - Потехин уже лицо неприкосновенное!

Директор решил взять инициативу в свои руки:

- Товарищи, все мы в той или иной степени - психи. Жизнь такая… Предлагаю выбранному совету провести своё первое заседание завтра, например, в малом актовом зале. А сейчас от имени дирекции поздравляю выбранный совет и желаю ему успешной работы… Мы все устали за этот день, поэтому, кто хочет, может уйти, а я бы с удовольствием послушал ещё стихи Сергея Сергеевича, нашего институтского христа. Как он прекрасно написал: "Директор исходил слюной". Скажу жене, не поверит.

Поскольку никто не вышел из зала, наоборот все ожидающе смотрели на Потехина, то он произнес свой новый антидиректорский опус:

 

 

 

Россия - учреждение.

Команда: - Так держать!

Душевное волнение

В трёх экземплярах сдать!

 

Наука - пустомелие.

Директор - феодал.

Своё имеешь мнение?

Тогда совсем пропал.

 

Зачем открыл законы я,

Как движется поток?

О, турбулентность, жизнь моя

Вихрится, словно рок.

 

Меня гоняют стаями,

Грызут, чтоб стал иным.

Считают, только с баями

Науку возродим.

 

Не верю! Гнать их следует

Со всех державных мест.

Но им родня наследует…

Взят разум под арест.

 

16.

Печатая очередные стихотворения своего любимого мужчины, так она и думала о нём, не  как о Сергее, а как о любимом мужчине, Лиза постепенно формировала новый сборник.

Она обратила внимание, что хуже всего у Сергея получались стихи, когда он писал о собственном институте. В этом случае снижалась типичность образов.

Особенно Лизе нравились короткие стихотворения Потехина. Одно из них выражало суть его поэтических поисков:

 

Пою страны больные города,

Пою людей, отторгнутых в нужде…

Поэзия - политика всегда!

Поэзия - политика везде!

 

Полюбилось ей и другое четверостишие:

 
Ужели крепостное право

Опять отменят? Верь - не верь.

О, эта русская забава

Открыть бояться настежь дверь!

 

 

Некоторые потехинские стихи Лиза считала историческими однодневками. Как, например:

 

 

Для чувств ввели паёк:

Замятина сто грамм,

Набокова кулёк…

А для веселья - срам.

 

Ей очень понравилось, что помимо стихов протеста Потехин обратился к теме сущности поэзии, к философским размышлениям. Она с удовольствием напечатала:

 

Пишу стихи, и, коль страдаю,

Понравятся они и вам.

Без чувства если сочиняю,

Скучище только воссоздам.

 

Марать бумагу поученьем,

Всё говорю себе, не смей.

Чернила заразить волненьем,

Развить мечтательность сумей.

 

Нет содержания без формы -

Гласит поэзии закон.

А форма - это натюрморты

Из слов, душевный перезвон.

 

Слова одни и те же ставишь

В ряды шеренг. Как полк солдат.

Не зная почему, поправишь -

Всё тот же смысл, но свежий взгляд.

 

Отличие стихов от прозы

В том, что поэзия верней

На стыке трагедийных дней

Заносит в жизнь святые грёзы.

 

Лиза не понимала, почему её ненаглядный мужчина не говорит с ней о необходимости зачатия их общего ребёнка. Он молчал, но они любили друг друга, совершенно не предохраняясь, и Лиза жаждала, как можно быстрее, забеременеть от Сергея. Тогда бы он навсегда стал только её. Когда задержка превысила две недели, Лиза сходила в консультацию,  из которой понеслась домой, словно на крыльях.

После любовных игр, когда они лежали, как всегда обнявшись, Лиза спросила своего гения:

- Серёжа, хочу, чтобы у нас родился ребёнок… А ты?

- Я тоже мечтаю, чтобы через рождение сына или дочери мы уже нерасторжимо, навсегда соединили свои судьбы.

- Я беременна, дорогой…

Потехин сильнее прижал к себе Лизу:

- Готов умереть за тебя! Я так счастлив, что ты именно такая.

- Постараюсь родить тебе сына… Иначе у тебя будут три дочери, которые разорят тебя.

 

17.

Совет трудового коллектива  (СТК) Института каналов собрался не на следующий день после его формирования, как хотел директор, а через день, то есть в день увольнения Потехина. Ещё утром Анисимову сообщили из отдела кадров, что Потехин сдал полностью оформленный обходной лист, рассчитавшись со всеми службами, и попросил оформить ему трудовую книжку к концу дня. Директор понял, что обязан по закону отдать приказ об увольнении Потехина по собственному желанию. Поставив подпись, Юрий Петрович попросил, чтобы его соединили с заказчиком темы "ЛТ-1".

- Я подписал приказ об увольнении Потехина, - сказал он Голубчикову, - потому что он сдал сегодня обходной лист и потребовал выдачи трудовой книжки.

- Жалко, - растягивая звуки букв, медленно проговорил главный инженер. - Тему вы, конечно, завалите… Поэтому поберегу деньги. Так что тему закроем!

Положив трубку, Анисимов вздохнул с облегчением и попросил, чтобы нашли Потехина.

- Я подписал приказ, - объявил директор Сергею Сергеевичу. - Не жалеете?

- Нет! Душа перегорела и хочет иного.

- Не поминайте лихом.

Потехин попрощался и ушёл. Он стал свободным, как ветер.

Через десять дней Лиза и Сергей расписались. Елизавета Михайловна взяла фамилию Потехина, и её дочь Наташа была счастлива. У Лизы было уже столько нужных знакомых, что свадьбу сыграли в ресторане, чтобы приглашённые деловые партнёры имели право называться друзьями.

Татьяна Сергеевна пришла со своим новым ухажёром, главным редактором государственного издательства "Словесность". Они были одного роста, но если женщина покоряла своей миниатюрностью, то её партнёр - приятной округлой полноватостью. Статуэтка и колобок, думали многие, с удовольствием глядя на них.

Иван Иванович Беседин легко подошёл к Потехину и попросил:

- Помогите, пожалуйста, чтобы ваша прежняя жена вышла за меня замуж. Вы не поверите, но она требует от меня… вашего согласия.

- А вы хороший человек? - спросил Сергей Сергеевич. - Я ведь Татьяну Сергеевну в обиду не дам. У нас общая дочь.

- Наверное, хороший, если не испугался подойти к знаменитому поэту с такой просьбой.

- А когда вы хотите подать документы в загс?

- Как только вы дадите согласие.

Потехин посмотрел на Татьяну Сергеевну, которая издали ему улыбалась. Подойдя к ней, он сказал:

- Оценил шутку, что ты стала ценить моё мнение. Вроде бы, Иван Иванович - человек неплохой… А ты сама любишь его?

- Скорее да, чем нет. Он обаятельный и очень умело ухаживает. А любовь… Любви нет.

- Только не говори, что любви нет, Ирине. Одной такой фразы достаточно, чтобы сломать ей жизнь.

- А ты молодец. Так держать! -  игриво сказала Татьяна Сергеевна. - У вас, наверное, и дети будут. А может, Лиза уже беременна?

- Нет ещё. Мы предохраняемся, - сказал Сергей Сергеевич, чтобы на всякий случай отгородить Лизу от психологических воздействий, даже доброжелательных. Этот первый этап скрытой беременности был их чисто внутренним делом, тайной двоих.

Родители Лизы были очень довольны, что их новый зять сыграл пышную свадьбу. Данное обстоятельство резко повышало статус Лизы среди её родственников. Получилось, что её прежняя нескладная жизнь на глазах превращалась в сказку.

Наташа при любой возможности садилась Потехину на колени, чтобы все видели, что он её папа. Поняв её желание, Потехин, несмотря на протесты Лизы, посадил Наташу к себе на колени и за свадебным столом.

Когда кричали "Горько!", Сергей вначале целовал Наташу в щёку и оставлял на стуле, а затем, встав вместе с Лизой, наслаждался мягкостью и нежностью её губ.

- Ты мой спаситель, - шепнула Лиза, - без тебя я бы пропала.

- Это ты мой спаситель, - тут же ответил Потехин, - это именно я пропал бы без тебя.

Когда жених и невеста целовались, Татьяна Сергеевна незаметно для окружающих брала руку Беседина и клала на своё колено, отчего он каждый раз вздрагивал.

- Да не бойся ты! - сказала она. - Как мужчина, имеешь право открыто показывать свои сильные чувства.

Это был конец февраля 1989 года, когда многие люди в СССР ещё верили, что в ближайшее время их ждёт безоблачное счастье уже вне коммунистического и даже какого-либо другого давления.

 

18.

Через десять лет в марте 1999 года самолёты НАТО начали бомбить Югославию. И тогда Министерство обороны России вспомнило о проекте летающего танка "ЛТ-1". Юрий Николаевич Голубчиков был уже генеральным директором Авиационно-промышленного комплекса (АПК). В середине девяностых годов прежний молодой руководитель не смог остановить развал АПК, и тогда дело умело возглавил Голубчиков, несмотря на свой уже пенсионный возраст.

Сергей Сергеевич Потехин владел крупным издательством "Боль души", ему исполнилось пятьдесят лет, а Голубчикову семьдесят, и они с удовольствием встретились. По предложению Потехина был выбран ресторан на Тверской улице, чтобы никто не мешал.

Как Сергей Сергеевич и предполагал, они оказались совершенно одни в большом зале. Правда, время было четыре часа дня. Голубчиков оказался таким же крепким, как раньше, и они сразу выпили по фужеру водки. А потом стали обращаться друг к другу на "ты".

- Интересно, какое ты мне сейчас можешь прочитать своё стихотворение? - спросил, смеясь, директор АПК.

Потехин также рассмеялся:

- Уже несколько лет не пишу стихи. Перешёл на прозу. Сочиняю любовные романы.

- И нравится такое времяпровождение? Не хочешь ли снова заняться летающей тарелкой?

- Из-за нашего летающего танка с грифом "Совершенно секретно" десять лет не имел права выезжать за рубеж. А с этого месяца можно. Хотели семьей слетать в Париж на неделю.

- Ты, Сергей Сергеевич, не ответил на мой вопрос. Не хочешь ли снова создавать "ЛТ-1"?

- Теперь уже будет "ЛТ-3". Я придумал третью более совершенную схему, чем две прежние.

- Тогда сейчас выпьем за "ЛТ-1". Этот проект знаю. Потом произнесем тост за "ЛТ-2", и ты мне расскажешь, что это за зверь. А затем опрокинем за воротник ради "ЛТ-3".

После обговорённых двух фужеров Потехин погрозил Голубчикову пальцем:

- Об "ЛТ-2" рассказывать не буду, а то ты меня в Париж не отпустишь. Представь себе, жена Лиза весь свет объездила, на всех книжных ярмарках побывала, а я сидел невыездным до этого месяца. О делах будем говорить только после Парижа.

- Дурак, там тебя арестуют за превышение скорости при переходе улицы и запрут в закрытый научный центр.

- Поедем вместе, запрут обоих. Хоть не скучно будет. Ты же французский язык учил в школе, а я немецкий. Мне лучше в Германии сидеть одному.

- Ну, расскажи, не томи, - нетерпеливо попросил Голубчиков.

- Только после Парижа.

- Ну, хоть намекни.

 - "ЛТ-2" - это летающий торпедоносец! - выдохнул Потехин.

Юрий Николаевич задумался, а потом стукнул кулаком по столу так, что все тарелки подпрыгнули:

- Понял. Гениально! Сфера выполняет одновременно функции самолёта, танка и подводной лодки. Может опускаться на любую глубину и не будет раздавлена толщей воды. Через Тихий океан или Атлантику  "ЛТ-2" под водой пробирается к побережью США, потом взлетает, борется с истребителями ПВО, утюжит нужный район бомбами и захватывает его, уничтожая по дороге танковую оборону… Ни в какой Париж ты, Сергей Сергеевич, не полетишь!

- Опять начинается насилие над моей душой! - возмутился Потехин, но в какой-то степени наиграно, потому что ещё не понимал меру шутки в словах директора АПК.

- Ты схему "ЛТ-2" сделал? - спросил Голубчиков, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно.

- Да!

- Где хранишь?

- В компьютере и отдельно на дисках.

- Диски дашь мне посмотреть?

- Дам, но после того, как… улечу в Париж. Тебе их принесут. А сейчас едем ко мне. Хочу познакомить с женой Лизой.

По дороге, в автомашине Потехин рассказал Голубчикову немного о своей жизни:

- В начале 1990 года была создана Лига свободных учёных России, в которой возглавлял две секции: поэзии и авиастроения. Нет ничего лучше, чем неформальные отношения среди творцов. Ты сам знаешь, на один рубль вложений государственная наука приносит десять рублей убытка стране. А в Лиге без денег  налогоплательщика от рубля собственных средств порождали разработки на миллион… Например, было создано всеведение, или единое знание о мире. Нами уже описывается структура мыслей людей, бога, вселенной… Никогда не вернусь в государственную науку. Я могу создать "ЛТ-2", "ЛТ-3", ЛТ-4",… но в качестве частного производителя. Дайте мне землю в вечное пользование и заказ на пятьсот "ЛТ-2". Я создам концерн "Потехин", запущу производство. Но эти пятьсот "ЛТ-2" обойдутся вам в 50 миллиардов долларов. Работать же на кого-то, кроме самого себя, не буду. У меня столько крови Анисимов выпил, что до сих пор иногда слабость ощущаю.

Потехин владел целым этажом, четырьмя  квартирами. Причём квартира, в которой он жил сам, была двухэтажной.

- Никогда не хранил, не  храню и не буду хранить деньги в российских банках, - пояснил он свою деловую позицию Голубчикову. - Вкладываю всё в недвижимость. А когда требуются свободные средства для запуска какого-то крупного издания, то беру в банке  малопроцентную ссуду под недвижимость. Поэтому мне никакие финансовые крахи не страшны. Но плохо то, что в Москве стоимость квартир пока ещё завышена, поэтому при таких вложениях я как бы сразу теряю в будущем 30% стоимости. Но лучше так, чем остаться без всего, как это произошло со многими другими издателями, хранившими деньги в банках. Августовский кризис 1998 года поставил всё на свои места. Период "купил-продал"  закончился, начался этап "произвёл-продал". Пришло наше время, Юрий Николаевич. Хочу создать концерн "Потехин"!

- Получается, что при удачном раскладе для тебя мы можем стать конкурентами, - шутливо поддержал мысль Сергея Сергеевича Голубчиков. - Представляешь, газеты в будущем будут писать: "Концерн "Потехин" опередил "АПК" в получении госзаказа на выпуск пятьсот летающих танков…"

Они посмеялись потехинским мечтам.

Лиза встретила Голубчикова как самого дорогого  гостя дома. Они понравились друг другу.

- Юрий Николаевич хочет, чтобы в Париж семья летела без меня, - сразу сказал Потехин жене.

- Да, - подтвердил слова Сергея Сергеевича Голубчиков. - Есть элемент риска. Специалисты такого класса введены в данные разведок почти всех стран: от США до Пакистана.

- Тогда мы не едем в Париж! - решила Лиза.

- Юрий Николаевич утрирует, - попытался успокоить жену Потехин. - Обо мне и раньше в такой роли никто в мире не знал, а сейчас тем более.

Девятилетний сын Потехиных, по имени Миша в честь отца Лизы, с резко возросшим уважением посмотрел на Сергея Сергеевича:

- Папа, ты был секретным авиаконструктором?! Но зачем тогда ты стал писателем?

Все за столом рассмеялись. Особенно веселилась шестнадцатилетняя красавица Наташа:

- Мишутка, если бы папа не был писателем, то в свет не вышла бы любимая тобой папина детская книжка о приключениях мышонка Капа и ёжика Шурша.

Михаил Потехин насупился, он не любил, когда сестра Наташа называла его Мишуткой, словно он ещё маленький.

После ужина подобревший Потехин показал Голубчикову на компьютере схемы "ЛТ-2". Рисунки на экране потрясли Юрия Николаевича.

- Нравится? - спросила его Лиза, стоя за спиной мужчин.

Голубчиков мгновенно ответил:

- Да!

Потом подошёл к Лизе и поцеловал её руку:

- Вы, Елизавета Михайловна, - не только муза поэта Потехина, но также муза авиаконструктора Потехина. Вы дали ему счастье быть и оставаться самим собой, пусть даже раздвоенным.

Лиза зарделась, а затем сказала:

- Это не я дала Серёже счастье, а он мне…

- Нет, ты мне, - заспорил Потехин.

Голубчиков, казалось, смотрел на них, влюблённых друг в друга мужчину и женщину, но перед его глазами  из океанской бездны выныривал круглый блестящий "ЛТ-2" и резко взмывал в небо.

 

24-30 марта 1999 года, Москва