Потёмкин В.Ф.

 

Стология  «Русская жизнь, или всеведение»

 

 

Книга 4. «БАНКИР И ПРОДАВЩИЦА»

 

1.

Ростислав Иванович Лупандин имел завидную судьбу. В свои тридцать пять годков он уже восемь лет успешно руководил московским коммерческим банком «Север-Юг». Даже августовская финансовая катастрофа 1998 года не смогла остановить уверенное движение  его банка вперёд.

Как человек достаточно умный, Ростислав Иванович осознавал, что ему просто повезло. Везение состояло в том, что он учился вместе с Игорем Сергеевичем Пожидаевым, сыном секретаря одного из обкомов КПСС. Они окончили институт химического машиностроения, Пожидаев вернулся домой под родительскую опеку, а Лупандин начал работать младшим научным сотрудником в НИИХИММАШ. В 1989 году Игорь Пожидаев при активной поддержке всесильного отца создал областной банк «Юг-Север». Возникла необходимость открытия в Москве филиала банка. Вспомнив о своих однокашниках, Пожидаев остановил выбор на Лупандине.

При встрече Ростислав предложил Игорю вместо филиала открыть как бы независимый банк.

- Пойми, - убеждал Лупандин друга, - КПСС осталось существовать год, от силы  - два. Тогда твоего отца уберут, а заодно захватят и банк «Юг-Север» со всеми филиалами. Открыв независимый банк в Москве, назвав его, например,  «Север-Юг», можно создать защитный барьер для тебя и твоего отца. Подумав, Пожидаевы согласились.

Пока подыскивалось помещение для банка «Север-Юг», шла регистрация, и подбирался персонал, Лупандин, окунувшись в теорию финансов, сумел даже пройти месячную стажировку в одном  из американских банков. Постепенно он стал очень умелым банкиром. Как Ростислав Иванович и предполагал, с падением власти КПСС у Пожидаевых начались черные дни. Их «Юг-Север» окончательно прогорел в 1994 году, но к тому времени Лупандин обладал уже абсолютным влиянием в банке «Север-Юг», поскольку, дважды выпустив дополнительные акции, сумел завладеть контрольным пакетом. Вернув все прежние денежные заимствования Пожидаевым для погашения их долгов, Ростислав Иванович оказался совершенно чистым перед ними.

 В отличие от других банкиров, наживавшихся на купле-продаже государственных облигаций и акций крупных предприятий, Лупандин ориентировался на средних устойчивых вкладчиков: магазины и новые частные производства, принимая от них наличность в любое время. При этом ссуды он давал только своим вкладчикам на расширение дела, что  гарантировало полный возврат займов, поскольку все финансовые проводки должников осуществлялись через  его же банк. Конечно, в отличие от других финансовых структур «Север-Юг» не имел сверхприбыль, зато Лупандин спал спокойно.

Родители Лупандина не одобряли его деятельность. Для отца, бывшего коммуниста,  начальника цеха оборонного завода, сын стал символом капитализма.

- За счёт нас, рабочих, живёшь! – напоминал Лупандин старший каждое утро.

Отправленный на пенсию на два года раньше срока из-за остановки завода, отец Ростислава Ивановича совсем перестал уважать сына. Не выдержав, банкир Лупандин купил себе двухэтажную четырехкомнатную  квартиру в новом элитном доме. В результате отношения с отцом совсем расстроились, а у матери не просыхали глаза от слёз. Брать деньги от богатого сына они отказались:

- Будем жить, как народ, бедно, но честно.

- Да не ворую я! – иногда кричал  на родителей  Ростислав Иванович. - Ну, работа такая денежная, но всё честно.

         Шёл 1999 год. 1 марта у отца банкира был день рождения. Ростислав Иванович решил заехать к родителям прямо в обеденный перерыв. Ему принесли несколько батонов разных колбас и головку сыра. В пути Лупандин вспомнил, что отец любит селёдку.

          - Костя, остановись вон у того магазина, - попросил он водителя, - забыл купить селёдку.

          - Ростислав Иванович, я могу сходить, - предложил Костя, водитель-атлет, выполнявший также роль охранника.

          - Нет, нет,  сам куплю. Когда отец скажет, что мне всё принесли сотрудники, отвечу, что селёдку лично выбирал. Может, меньше меня ругать будет.

В этот день, первый день весны, Лупандин вместо дублёнки надел  светлый плащ. У него было странное лицо: не поймёшь, то ли симпатичное, то ли нет.

Отец шутил: - Наша фамилия от слова «лупанда» – пучеглазый. В нашем роду все мужики пучеглазые.

Пучеглазость Ростислава Ивановича была еле заметна за стёклами очков размером в треть лица. Короткие чернявые волосы на голове как бы небрежно немного спадали на лоб, но эта кажущаяся невнимательность к своей внешности создавалась в особом парикмахерском салоне за большие деньги. Если же Ростислав Иванович улыбался, то сразу становился довольно привлекательным. Наверное, поэтому Лупандин улыбаться не любил.

Цвет глаз его не был ясен, на первый взгляд, серые, но многочисленные темные крапинки при  уменьшении освещения делали роговицу почти черной. Высокий и худощавый, Лупандин носил тёмные костюмы в полоску, а галстуки, как правило, светлых тонов, но с рисунком-горошком.

Войдя в магазин, банкир, окинув взглядом просторное помещение, спросил стоящего около дверей служащего, видимо, распорядителя:

- Скажите, пожалуйста, толстая малосольная селёдка у вас есть?

- Есть и очень хорошая. Не пожалеете, что купили. Я вас провожу.

Лупандин понял, что служащий видел, как он вылез из дорогого «Мерседеса».

Они прошли почти весь длинный зал. На стойке лежал поднос с селёдками.

          - А где продавщица? – спросил Лупандин.

          - Ох, уж эти женщины, как весна, бегут прихорашиваться, - постарался распорядитель успокоить важного покупателя. – Сейчас приведу.

 

2.

В отличие от Лупандина Людмила Борисовна Сочнева была на десять лет моложе. Странную чувственность её лицу придавали, как казалось, слишком большие губы и слишком большие глаза. Когда у женщины большие глаза – это красиво, когда большой рот – тоже красиво, но когда глаза и рот велики одновременно, то лицо видется странным, каким-то вычурным или даже чувственно грубым. Как будто, она готова отдаться на ласки любому. Выручало Людмилу выражение глаз: чистое и немного лукавое.

Сочнева закончила медучилище по фельдшерскому отделению, потом два года проработала на «Скорой помощи», а теперь окончательно решила поступать в медицинский институт, как и мечтала. Работать продавцом она пошла в магазин, расположенный в её же дому, на три-четыре месяца до экзаменов в институте.

Людмила отработала уже неделю, к ней все хорошо относились, как всегда относятся к человеку, пришедшему временно на работу и не являющемуся конкурентом. В тот момент, когда Лупандину потребовалась селёдка, она учила биологию в подсобке.

- Иди, клиент ждёт, - сказал ей Олег, помощник директора. - Продай ему килограмма два селёдки.

- Чудной ты, - ответила девушка, - хоть бы пару штук продать.

Она выбежала в зал и заскочила за свой прилавок:

- Выбирайте, гражданин, любую селёдку, они все хорошие.

- Мне нужны самые крупные и сочные, штук пять или шесть. Давайте их посмотрим.

Молодая женщина не была во вкусе Лупандина. Он отметил про себя, что лицо её какое-то вычурное. Но златовласая головка со светло-голубыми смешливыми глазами чем-то привлекала и манила к себе.

Людмила начала нанизывать селёдки на большую двузубую вилку и демонстрировать их покупателю, который показался ей немного придурковатым, хоть и модно одетым.

- Если берешь столько селёдок, - думала Сочнева, - то лучше сразу купить целую банку. Тогда рыба будет лежать в рассоле. Непутёвый ты, мужик, одним словом.

Задумавшись, Людмила не очень глубоко поддела вилкой одну из селёдок, и, когда стала показывать её, рыба соскочила и плашмя упала в плёнку рассола. Угол падения был таким, что все брызги полетели на плащ Лупандина. Они оба остолбенели. На груди светлого, почти белого, плаща возникли отвратительные на вид пятна.

- Простите, - перепугалась Людмила. - Сейчас что-нибудь придумаем. А вот, возьмите полотенце, я им руки вытираю. Один конец ещё чистый.

          Лупандин посмотрел с ненавистью на продавщицу, вытер полотенцем руки, на которые также попали капли.

          - Ладно, не извиняйтесь, - сказал он. – Сколько с меня? И эту проказницу тоже положите в пакет. Сдачи не надо.

И вдруг Сочнева радостно заулыбалась:

- Не расстраивайтесь, я вас спасу. Живу в этом доме, сейчас зайдём ко мне, и я  мгновенно выведу эти ужасные пятна. В первый день  тоже себя забрызгала с непривычки, а потом купила хорошее очищающее средство. Пойдёмте, пойдёмте! Только сейчас оденусь и выскочу. Ждите меня на улице.

Подойдя к водителю, Лупандин сказал:

- Сейчас зайду в этом  же доме к одной даме, которая меня селёдкой запачкала. Обещала всё смыть. Не могу же родителям показаться в таком виде.

- А, может, она специально вас облила, чтобы к себе привести и приласкать?! – хохотнул Костя. – Пойду с вами, чтобы охранять.

- А в это время «Мерседес» уведут! – погрозил водителю пальцем банкир. - Сиди и жди.

- У вас такая машина! – удивилась с восторгом Сочнева, приблизившись к Лупандину.

- Это не моя, – ответил Ростислав Иванович, - а его, Константина Петрович, я же  водитель.

- Да?! – не очень поверила Людмила. - А почему тогда Константин Петрович сидит за рулём?

- Потому что, когда захочет, ведёт машину сам.

- Верно, - согласилась Сочнева, когда они вошли в подворотню. - Я не сразу догадалась. Барин бы не пошёл селёдку покупать, а водителя послал. Потом у него такая кожаная куртка, которая трех плащей ваших стоит. И вид у него серьёзный. Я даже испугалась. Так смотрел, что готов был убить. Трудно вам, наверное, с ним.

- Да, не легко.

- Лифт вызывать не будем. Быстрей  сами  на  третий  этаж поднимемся… Вот мы и дома.

Людмила открыла ключом дверь, и они очутились в небольшой прихожей. Девушка повесила шубу на крючок и оказалась в свитере и короткой юбке.

- Простите, - сказала она, - мне придётся сесть на трюмо. Сапоги с таким трудом снимаются, иногда все ноги вывернешь.

- Я помогу вам, - галантно предложил Ростислав Иванович.

- Что вы?! Я сама! Хотя, так будет гораздо быстрее.

Молния шла вниз с трудом, и Лупандин уперся рукой в прекрасное женское колено сферической формы. Затем потянул каблук вниз, но сапог не снимался.

- Видите, - заметила Людмила, - сапоги красивые, но сидят, как влитые.

Наконец, с трудом банкир стянул один сапог с ноги продавщицы. Её нога была восхитительной формы. Лупандин не удержался и взял женскую стопу в ладонь, потом потеребил пальцами её пальчики, скрытые тканью колготок.

- Что вы делаете? – удивилась Людмила.

- Простите, не удержался. У вас – прелестные ножки.

- Второй сапог сниму сама. А вы отойдите.

Лупандин стал наблюдать, как обворожительная продавщица воюет с сапогом.

- Меня зовут Ростислав,  - сказал он.

- Людмила. Но не пугайте меня больше. Аж сердце от испуга ёкнуло. Сейчас столько много о насильниках пишут и говорят.

- Я не насильник.

- Знаю… Придётся вам мне ещё раз помочь.

- Не могу, - смеясь  ответил Ростислав Иванович, - ваши ноги меня с ума сводят. Опять что-нибудь отколю.

- Ладно, - согласилась Людмила, - буду ковылять в одном сапоге. Давайте ваш плащ.

Она замыла в ванной каким-то раствором ржавые пятна на плаще, потом промыла чистой водой.

- Хоть и мокрый перед, зато уже чистый, - протянула она плащ Лупандину. - Коли зашли, может, чаем напоить вас.

- Спасибо, но не хочу.

- Кофе у меня нет. Я перед вами виноватая, а угостить нечем. Бедно живу. Я да тётя-пенсионерка.

- А где ваши родители?

- В Сибири живут. А я поступать в медицинский приехала, не прошла по конкурсу, да так у тёти родной и прижилась.

- И прописку московскую получили?

- Да, потому что тёте уход нужен…  Вот сапоги-гады! Враз натянутся и на ноге хорошо сидят, а когда снимать, хоть плачь.

Когда они подошли к машине, Лупандин вдруг понял, что не собирается терять случайно выпавший ему в жизни золотой билет.

- Людмила, - тихо сказал он, - сейчас еду к родителям, у моего отца  - день рождения. Очень хочу взять вас с собой.

- Зачем? – удивилась она.

- У меня очень сложные с ними отношения, сразу не объяснишь, но при вас мы хотя бы ругаться не станем.

- Я не могу, я же на работе.

- Я договорюсь с директором.

- С Михаилом Ашоковичем? – засмеялась Людмила. - Да он и слушать не захочет. У него каждая копейка и секунда на учёте. Даже концевые срезы от колбас вешает, чтобы девочки себе ничего не брали.

- Если вы согласны, я с ним договорюсь, – твёрдо заверил Ростислав Иванович.

Внимательно посмотрев в глаза непонятному мужчине, Людмила уточнила:

- Вы хотите, как в кинофильмах, меня  невестой представить?

- Нет! Расскажете, если спросят, всё, как было. Как забрызгали меня, как плащ очищали.

- И как вы ногу ласкали?

- Конечно.

- Это хорошо. Я враньё не терплю. Ну, пошли. Сейчас Погасян из вас отбивную сделает.

К удивлению Сочневой мужчины без неё быстро договорились.

- Не волнуйся, - сказал Людмиле Погасян, - Ростислав Иванович – хороший человек, я его документы проверил. Езжай, не бойся. А завтра расскажешь.

Лупандин наклонился к окну водителя и громко сказал, чтобы слышала продавщица:

- Константин Петрович, можно мы сядем вместе на заднее сидение?

- Хорошо, Ростислав, только поосторожнее с обивкой, - с  удовольствием пошутил Костя.

Когда автомобиль достаточно далеко отъехал, Лупандин, повернувшись боком к Людмиле, признался:

- Простите, обманул вас. Не я водитель, а Костя. Вначале как-то сами собой слова с губ сорвались, мы с Костей иногда над незнакомыми подшучиваем, а потом уже боялся раскрыть ложь, потому что думал, что вы с банкиром никуда бы не поехали.

- Прощаю, - очень серьёзно ответила Сочнева. - Конечно, мне самой нужно было бы обо всём догадаться. С банкиром я и шага не сделала бы. А теперь деваться некуда. Если из машины выйду и вернусь, через Погасяна все надо мной смеяться станут. Только не врите больше. Не терплю. Договорились?

- Хорошо! Согласен… Костя, давай на рынок заедем, цветы купим.

- Да вас с цветами родители с лестницы   спустят, - заметил водитель.

- Меня спустят, а Людмилу нет.

В цветочном ряду Лупандин хотел приобрести гвоздики, но Сочнева не согласилась:

- Беру мимозы. Если дарю букет, то сама его покупаю.

Ростислав Иванович взглянул в ставшие серьёзными глаза продавщицы и не стал спорить.

Потом Людмила купила ещё литровую банку мёда.

- Как странно, - подумал Лупандин, - точно также поступил бы и мой отец.

У подъезда родительского дома, когда они вышли из машины, банкир сказал водителю, что через часа два-три позвонит ему.

Костя удивился:

- Вы собирались остаться на один час. Думал подождать вас здесь.

- Лучше езжай обедать, - категорично предложил Лупандин, - как ты потребуешься, позвоню.

 

3.

Ивану Сергеевичу Лупандину исполнилось в этот день шестьдесят пять лет. Он был ниже сына ростом, но также худощав и слегка по особенному  пучеглаз, что придавало его лицу не отталкивающее, а наоборот странно притягательное свойство. Нина Петровна в свои шестьдесят лет ещё была довольно свежа, что определялось её умеренной полнотой. Так часто происходит: к старости лучше сохраняются сухощавые мужчины и полноватые женщины.

- Это вам, имениннику, с наилучшими поздравлениями и пожеланием долгих лет жизни и семейного счастья, - протянула букет мимозы Сочнева Ивану Сергеевичу, когда он открыл дверь.

- Через порог цветы не дарят, - заметил Лупандин старший, приходя сразу неожиданно для себя в весёлое расположение духа.

- Проходите, гостям мы рады… Мать, иди быстрей, твой Ростик любимый приехал, да не один.

Счастливая Нина Петровна прибежала в прихожую:

- Привет всем, - буркнул Ростислав Иванович, - познакомьтесь, это Людмила, мы час назад встретились.

Лицо Ивана Сергеевича налилось кровью, вся весёлость исчезла, он горестно махнул рукой и молча ушёл в спальню, закрыв дверь в комнату.

- Ничего особенного не сказал, - остановил сын возможные упрёки матери. - Знаю Людмилу всего час, а взял с собой, потому что не захотел с ней расставаться. Имею право влюбиться по уши с  одного взгляда или нет?

- Лучше пойду, - сказала Сочнева, извиняюще обращаясь не столько к странному банкиру, сколько к его матери. – Вы уж без меня разберитесь во всём.

- Оставайся, милая, коли пришла, - попросила Нина Петровна. - Я пирог испекла и обед приготовила.

- Хорошо, - просто согласилась Людмила, - пироги люблю.

Как всегда возникла проблема с сапогами Людмилы.

- Помоги девушке! – потребовала Лупандина от сына и ушла на кухню, чтобы собрать на стол.

На этот раз Ростислав Иванович легко и быстро стащил сапоги с прекрасных ног продавщицы.

- Вы уже научились, - пошутила она.

- Вы думаете, всю жизнь буду снимать с ваших прелестных ножек сапожки?

- Ничего я не думаю, к слову пришлось, - слегка обиделась Сочнева, но тут же легко в душе простила мужчину, который, не смеясь, серьёзно, считал её ноги прелестными ножками.

За стол сели втроём.

- Сходи за отцом, - попросил Ростислав Иванович мать.

- Сам придёт, когда злость пройдёт.

- Давайте я схожу, - непринуждённо предложила Людмила, - я ему банку мёда купила.

Против инициативы Сочневой никто не стал возражать.

          Она постучала и увидела, что Иван Сергеевич, расположившись у окна, читал какую-то книгу.

          - Мне можно войти?

          - Да, можно: в отличие от сына не кусаюсь.

          - Я мёд вам принесла, чтобы у вас было хорошее здоровье.

          - На здоровье не жалуюсь, но за мёд спасибо. Давно с женой его не пробовали.

          - И ваш сын не кусается, он хороший. Сегодня спас меня от увольнения. Хотел вам селёдку купить, поскольку вы её любите, и зашёл к нам в магазин. Когда селёдки осматривал, одна упала в лоток и забрызгала ему весь плащ. Я, как продавец, была бы в ответе.

          Иван  Сергеевич от души рассмеялся:

          - Вы этому буржую его плащ за тысячу долларов в негодность привели. Молодчина!

          - Если бы знала, что плащ такой дорогой, то ни за что не стала бы его очищать. А по незнанию, я отвела вашего сына к себе домой, магазин в моём доме расположен, и все пятна отмыла…  Отдать тысячу долларов за такую белую тряпку – нужно чокнутым быть. Я бы с тётей на эти деньги год прожила.

          - Так он и есть чокнутый. Это же русские трудовые деньги за его плащ на Запад ушли, а вы с тётей голодными сидеть будете.

          - Что же делать?

          - Новая революция нужна. Я бы жизнь отдал, чтобы таких, как мой сын, поставить всех к стенке. Им ещё их богатство аукнется. На моём заводе раньше пять тысяч человек работало, а теперь всё там распродали, вместо цехов – склады и лавочки. Обидно мне за Россию. В небытие же идём, а сын на «Мерседесе» раскатывает, который народ свои горбом оплатил.

          - Мы с вами – союзники, - с удовольствием констатировала Сочнева, - а теперь идёмте вашего сына уму-разуму учить.

          - Пошли, всё-таки у меня сегодня день рождения. Можно и по рюмке выпить.

 

4.

В машине, расположившись с Сочневой снова на заднем сиденье, Лупандин сказал водителю:

- Костя, сперва отвезём Людмилу домой, а потом поедем в банк.

- Нет, нет, - запротестовала продавщица, - сбросьте меня у ближайшей станции метро, поеду вначале не домой, а проведаю тётю.

- А разве тётя живёт не с вами? – удивился Ростислав Иванович.

- Со мной, но сейчас она лежит в больнице.

- Мы отвезём  вас в больницу, – решил банкир, - назовите адрес.

- Это онкологический центр на Каширском шоссе, - с трудом выговорила Людмила, и невольно слёзы закапали из её больших чудесных  глаз.

Ростислав Иванович достал носовой платок безукоризненной, ещё девственной чистоты и протянул девушке.

- Нет, нет, - начала отказываться Сочнева, - весь платок тушью запачкается.

- Тогда вытру ваши прекрасные глаза сам, - предложил банкир.

Спазм снова сжал её горло, и Людмила молча кивнула головой в знак согласия.

Несмотря на протесты своей новой знакомой, Лупандин вошёл вместе с ней в больничную палату. Он нёс в большом пакете приобретённые по дороге фрукты. В шестиместном помещении койка Елизаветы Владимировны располагалась сразу за дверью. Это была сухонькая старушка с печальными глазами. Вместо обычных волос у неё на голове рос какой-то пух, сквозь который желтела кожа  черепа с крупными пигментными пятнами.

          Они познакомились. Вошедшая медсестра попросила Сочневу зайти к лечащему врачу. Когда Людмила ушла, Елизавета Владимировна попросила, чтобы Ростислав Иванович подсел к ней поближе и деликатно взяла его за руку.

          - Я так рада, что когда умру, есть кому позаботиться о моей девочке. Её так легко обидеть. Обещайте мне, что сбережёте её чистую душу. Я не попросила бы вас об этом, не считайте меня сумасшедшей старухой, но мне осталось жить буквально часы. Чувствую, что сегодня или завтра уйду из жизни.

- Не торопитесь, - попытался уклониться Лупандин от обещания, которое просто не имел право дать.

- Вы меня не слышите, - тихо сказала умирающая, - я уже не здесь, а там, и мне стало всё виднее в этой мирской суете. Полюбите Людмилу, и у вас будет счастье на всю жизнь. Но сейчас пообещайте мне, что хотя бы год её поддержите.

- Но мы знакомы только день, - решил прояснить ситуацию банкир, - как могу обещать, если Людмила ко мне совершенно равнодушна.

- Иногда достаточно минуты, даже секунды, - ответила старушка. - После войны с Японией мимо нашей станции в Сибири шёл воинский эшелон. Один лейтенант увидел меня и в смех крикнул:  «Эй, сибирячка, если хочешь за москвича замуж выйти, запрыгивай в вагон». И  я прыгнула. Мы жили счастливо, но Бог не дал детей. Муж от того пил и умер. Пять лет назад приехала поступать в медицинский  институт Люда. Не поступила, но мы сдружились, и я оставила её здесь. А теперь, что ей делать? Продать квартиру после меня и вернуться к родителям?! А мечта?! Умоляю вас, возьмите над ней опеку и помогите поступить в институт.

- Относительно опеки не знаю, Людмила самостоятельная, ей самой решать, чьи советы слушать, но  её поступление в медицинскую академию гарантирую на сто процентов.

Лупандин не лукавил, он знал, что без затруднений может оплатить учёбу Людмилы за первый год, а там видно будет.

- Спасибо вам, - поблагодарила Елизавета Владимировна. - Я не обратилась бы к вам, если бы не почувствовала, что вы очень хороший человек.

          В машине Людмила плакала, уже никого не стесняясь.

          - Тете осталось жить часы. Но она не хочет, чтобы я присутствовала при её агонии. Договорились, что приеду завтра к девяти утра. Она говорит, что наверняка уже будет мертва.

 

5.

В маленькой двухкомнатной квартире Людмилы Лупандин, уже ни слова не говоря, с удовольствием стянул с её восхитительных ножек сапоги.

- Спасибо, - поблагодарила она, - вы очень любезны.

          Затем Ростислав Иванович переговорил с кем-то по телефону и сообщил Людмиле, что через каждые полчаса им будут сообщать по его мобильному телефону о состоянии Елизаветы Владимировны.

          Почти половину ночи они провели молча, пока после одного из звонков Лупандин с прискорбием не сообщил Сочневой, что её родная тётя умерла.

          Людмила начала плакать так сильно, что Ростислав Иванович даже перепугался за её рассудок. Не зная, как поступить, чтобы успокоить девушку, он прилёг около неё и прижал к груди.

          - Поплачьте, дорогая девочка. Слёзы тоску  выгонят.

          - Поедемте к ней, -  попросила она.

                -  По  дороге Лупандин   сказал  Сочневой,  что  берёт  на себя   все заботы по организации похорон. Потом спросил:

          - Тётя хотела, чтобы её похоронили в могилу мужа?

          - Да! – выдохнула Людмила.

          - Так и сделаем. Вы будете сообщать матери и отцу о смерти Елизаветы Владимировны?

          - Сообщу, но они не смогут приехать, очень дорого стоят билеты.

Лупандин хотел вначале сказать, что может направить им деньги телеграфным переводом, но побоялся обидеть женщину, дальнейшая судьба которой не на шутку стала его волновать.

Их провели в морг онкологического центра в пять часов утра.

Людмила припала губами к уже холодному лбу тёти.

- Вы должны решить, - обратился к ней Лупандин, - заберём ли мы тело домой, чтобы с тётей попрощались её знакомые, или сразу отвезём на отпевание в церковь  перед самыми похоронами.

Людмила  благодарно взглянула Лупандину в глаза:

- А как лучше?

- Наверное, лучше, чтобы те, кто её знал, если захотят, а им нужно позвонить, пришли на отпевание, а потом все вместе на автобусе поехали бы на кладбище. После же похорон должны у вас дома состояться поминки.

- Чтобы я без вас делала? - всхлипнула Сочнева и прижала голову к груди банкира. - Всю жизнь буду вам благодарна.

 

6.

Ростислав Иванович Лупандин был не просто руководителем среднего банка. В глазах многих он  олицетворял собой нового русского финансиста с хорошей стороны. Не заискивая перед государственными чиновниками любого уровня, отказываясь давать им взятки, он был вне государственной кормушки и получал существенно меньшую прибыль, чем другие. Зато банк «Север-Юг» был наиболее устойчив, и поэтому многие честные фирмы пытались стать его клиентами. Если большинство других банков выплачивало проценты за вложенный в них капитал, то «Север-Юг» не только не выплачивал проценты, но брал в свою пользу 0,5% за каждую финансовую проводку.

Вкладчиков банка, в основном юридических лиц, устраивало то, что каждая финансовая операция выполнялась в любое время и очень быстро.

В светской хронике фамилия Ростислава Ивановича фигурировала достаточно часто. Он менял известных красавиц почти еженедельно. Не любя никого из них, за счёт внимания газет к себе  он тем самым поддерживал постоянный интерес к своему банку. Правда, Лупандин не ходил в ночные клубы, поскольку там всех обыскивали перед входом на предмет наличия оружия. Ему было противно, когда руки охранника шарили по его телу. По этой причине он избегал правительственных тусовок с присутствием первых лиц.

Прошёл месяц после смерти родной тёти Людмилы Сочневой. Лупандин звонил продавщице примерно раз в два дня, а раз в неделю заезжал. У них установились отношения как бы старшего брата и сестры. Они даже ни разу не целовались. Ростислав Иванович понимал, что денег от него Людмила не возьмёт, и поэтому приезжал с сумкой, набитой продуктами, и накрывал большой стол, словно на десять человек, а не на двоих.

- Мне думается, что от этих деликатесов толстеть начала, - как-то призналась Сочнева, но банкиру не показалось, что она  хоть как-то изменилась.

          Лупандин не знал, что Людмила с удовольствием читала обо всех его похождениях, но однажды она проговорилась:

          - Ростислав Иванович, а зачем вы с этой киноактрисой встречались? У неё на лице написано, что она любит только саму себя.

          - Это часть моей работы, - спокойно ответил банкир. - Вкладчики должны, читая обо мне, знать, что коли  я  развлекаюсь и в центре внимания прессы, то с их деньгами всё в порядке.

- А я бы наоборот, такому банкиру свои деньги  не доверила, -  призналась Людмила, не желая в тоже время его обидеть.

- Почему?

- По-моему, хороший   банкир должен быть одновременно хорошим семьянином.

- Но я ещё молодой банкир. Ещё не женился.

- А вам давно пора завести детей, иначе их будут дразнить, что у них не отец, а дедушка.

Лупандин рассмеялся и предложил Людмиле составить ему компанию на вечер. Предстоял светский раут, посвященный бедственному положению киноискусства.

- Они будут нас, банкиров, поить водкой и виски, чтобы потом мы внесли благотворительные взносы в их фонды.

К удивлению Ростислава Ивановича Людмила согласилась. Она хотела пойти в тонкой индийской голубенькой кофточке и джинсовой короткой юбке, но Лупандин представил себе снимок их обоих в одной из газет и предложил Людмиле специально для данного вечера приобрести платье.

Сочнева отказалась:

- Я пойду так или вообще не пойду.

- Мы можем взять платье напрокат, - предложил банкир, - например, в одном из домов моделей.

Людмила заинтересовалась:

- А нельзя ли взять одежду напрокат в одном из театров?

- Можно!

- Я хотела бы надеть платье английской или испанской королевы.

- А почему не французской? – шутя, спросил Лупандин.

- Можно и французской.

- А иначе вы со мной на раут не пойдёте?

- Да, выбирайте: или в платье королевы или так, как одета сейчас.

Молодой банкир сделал несколько звонков, и вскоре они оказались в костюмерной одного из театров. Из костюмов высоких особ Людмила выбрала платье русской императрицы Екатерины Второй, которое примерно за час подогнали под фигуру Сочневой. Затем в гримёрной ей сделали макияж и подобрали волосы так, чтобы на голове устойчиво сидела корона.

 

Императрица Екатерина Вторая

 

- Вы и корону наденете? - спросил, невольно улыбаясь дерзости и смелости продавщицы, банкир.

- Да  надену, иначе не очень будет ясно, кого я изображаю.

За аренду платья, короны и другие услуги Лупандин отдал пятьсот долларов. Людмила ахнула, но отступать назад уже было нельзя.

 Когда они ехали в Дом киноискусства, Ростислав Иванович вдруг понял, как выйти из создавшегося пикантного положения, приобретя ещё большую популярность себе и банку:

- Я решил финансировать съёмку фильма о любви Екатерины Второй и Потёмкина. А вы, Людмила, - первая проба на роль императрицы.

 

Генерал-фельдмаршал светлейший князь Григорий Потемкин

 

Сочнева улыбнулась, разгадав мысли Лупандина:

- Теперь знаю, как люди становятся банкирами: нужно уметь из любой ситуации извлечь себе пользу.

Голос продавщицы был совершенно безмятежен, и это обрадовало Ростислава Ивановича. Он понял, что она его не подведёт.

 

7.

Их появление на кинематографической тусовке произвело фурор, хотя здесь давно привыкли к разным экзотическим выходкам любимцев экрана.

Поскольку за Сочневой в королевском платье тянулся полутораметровый шлейф, то к ним могли подойти только спереди. Фоторепортёры обозначили их местонахождение вспышками, потом забросали вопросами.

- Дамы и господа, - уверенно начал Лупандин, - банк «Север-Юг» решил финансировать съёмку фильма «Потёмкин и Екатерина». Вы видите перед собой молодую актрису Людмилу Сочневу, которая, скорее всего, будет играть императрицу. Как считаете, она годится на такую ответственную роль?

Людмила Борисовна Сочнева при этих словах ненавистного ей теперь Лупандина, который поставил её в унизительное положение , очень гордо вскинула голову вверх и строго посмотрела на окружающих.

- На колени! – крикнула она. - На колени перед русской императрицей!

Её голос прозвучал так властно, что все опешили, и наступила тишина. Пауза стала затягиваться, готовая перейти бог знает во что: смех присутствующих и слёзы Сочневой.

И тогда Лупандин бросился на колени перед Сочневой. Чтобы ещё больше подыграть Людмиле, он захотел поцеловать край её платья. Но гордая императрица приподняла юбку двумя руками, как её научили в театре, и протянула банкиру изящную ножку, на которой уютно устроилась царская туфелька, удивительной формы и красоты.

 

Императрица Екатерина Вторая

 

Ростислав Иванович с полным удовольствием на лице, как бы  в восторге от выполняемой миссии, трижды поцеловал стопу Людмилы. Вспышки фотоаппаратов происходили непрерывно. Потом раздались аплодисменты. Все были в восторге.

Побросав своих дам,  мужчины сгрудились вокруг Екатерины Второй. Те, кто не видели происшествие, начали слёзно просить:

- Императрица, покажите ножку.

И Сочнева снова грациозно приподняла юбку и показала императорскую ножку. Потом началась своего рода пресс-конференция по поводу нового фильма. В основном обращались к Людмиле.

- Кто будет режиссёром фильма «Потёмкин и Екатерина»?

- Ростислав Иванович Лупандин, глава банка «Север-Юг», решил попробовать себя на новом поприще. Уверена, он справится, - первым делом отомстила Людмила своему опекуну.

- Вы играли уже  где-нибудь?

- Нет, только на нервах Ростислава Ивановича.

- А кто будет играть Потёмкина?

 

Князь Потемкин-Таврический

 

Сочнева с лукавой усмешкой посмотрела на Лупандина:

- Решает режиссёр, но я соглашусь играть только с таким партнёром, который также хорошо умеет целовать дамские ножки, как Ростислав Иванович. Поэтому хочу, чтобы Потёмкина играл именно он.

 

8.

Всё получилось замечательно. Многие банкиры решили поддержать начинание Лупандина. Вместо того, чтобы внести очередные взносы в киноблаготворительные фонды, они предложили Ростиславу Ивановичу совместно финансировать фильм с такой очаровательной, но  с острым язычком актрисой.

Возбуждённая от радости Сочнева согласилась посмотреть квартиру Лупандина. Она просто ужаснулась, увидев, как богато он живёт. Телевизор с гигантским экраном размером со стену потряс её.

- А спальня на следующем этаже, - сказал Ростислав Иванович, показав ей три нижние комнаты.

- Завтра сказка завершится, и снова стану продавщицей, - заметила Людмила, - а здорово мы всех обманули.

- Никакого обмана нет, - заверил Лупандин. - Финансы собраны, будем снимать кино.

- Вы шутите? Какая из меня актриса?

- Но именно вы, играя роль императрицы, легко собрали на кинофильм необходимые деньги, которые сейчас с трудом дают на что-либо. Кстати, давай посмотрим светскую хронику по телевизору, нас снимало несколько видеокамер.

           На гигантском телеэкране Людмила увидела себя, с королевским величием протягивающую ногу Лупандину. Когда Ростислав Иванович начал целовать подъём  её  ноги, кадр застыл на несколько секунд.

          - Вы – прирождённая актриса, - восхитился банкир.

          - Значит, не прошли даром мои занятия в драмкружке. Я любила играть на школьной сцене.

          - А почему не поступали в театральный институт?

          - Думала, не пройду, - пожала плечами Людмила.

          - А если сейчас попробовать поступить в театральное училище или институт кинематографии?

          - Не умею так быстро менять смысл своей  жизни.

          Затем банкир захотел отвести продавщицу домой.

          - Вы устали, оставайтесь, - предложила Людмила, -  а меня Костя доставит. На него ведь можно положиться?

          - Конечно. Так даже будет лучше, а то я начну  к вам приставать с поцелуями. Вы сегодня потрясли меня.

          - Целоваться буду только со своим мужем, - уверенно заметила Сочнева. - Я не рисуюсь, просто не собираюсь размениваться.

          - Вы знаете, что Елизавета Владимировна хотела, чтобы мы соединили свои судьбы?

          - Знаю, - спокойно сказала Людмила. - Её мечтой было увидеть моего суженного. Мне кажется, что она умерла с мыслью о нас двоих.

          - Так выходите за меня замуж, - предложил банкир.

          - Но вы не любите меня!

          - А вы, Людмила, меня любите?

          - Вы не очень хорошо сейчас говорите со мной, Ростислав Иванович. Даже любя, я первой не признаюсь.

          - Почему?

          - Из-за детей.

          - Как так? Причём здесь дети? – очень удивился Лупандин. - Их же ещё нет. Как они могут влиять на наше решение.

          - Представьте себе, мы поженились. Потом дочь или сын, или, может, вместе спрашивают, а как папа объяснился маме в любви? И что мы ответим? Что первой решилась сказать такие слова мама. Они не поймут нас.

          - Я не подумал об этом, - признался Лупандин. - Как вы всё видите далеко вперёд.

          - Как женщина, должна всё предвидеть, чётко планируя семью.

          - Да, я попался, - взъерошил Ростислав Иванович свою хитро устроенную причёску.

          - Я поехала, - решила Людмила. - Поздно уже. Не провожайте меня. Костя внизу уже заждался.

           И тогда банкир Лупандин встал перед продавщицей на колени:

          - Людмила Борисовна Сочнева, очень люблю вас и прошу выйти за меня замуж.

          - Я услышала ваше предложение, Ростислав Иванович Лупандин, осознала ваши чувства и прошу дать неделю для ответа.

          Когда банкир встал, то понял, что выглядит жалко.

          - Зачем нужна неделя? – горестно спросил он. - Или опять из-за детей?

          - Да. Из-за будущих детей. Когда они спросят, как отреагировала мама на предложение папы, то узнают, что мама взяла отсрочку на неделю, чтобы всё хорошо обдумать. Они будут уважать меня.

Ростислав   Иванович,   не   замечая,   вырвал   из

головы клок волос.

- Не хочу тебя отпускать от себя ни на день, ни

тем  более, на неделю.

          - Почему вы начали говорить со мной на «ты»? - настороженно спросила Людмила.

          - Потому  что люблю тебя.

          - Люблю тебя.., - повторила Сочнева, чтобы ощутить эти слова на вкус души, - мне нравится. Повторите ещё раз.

          - Царица моя ненаглядная, люблю тебя!

          - А теперь скажите ещё раз. Мне всё больше нравятся ваши слова.

          - Людочка, люблю тебя, счастье моё.

          Сочнева по-царски приподняла платье императрицы и протянула вперёд ножку:

          - Целуйте, разрешаю. Продавщица позволяет банкиру выразить своё преклонение перед ней.

          Лупандин встал на одно колено и, осторожно придерживая восхитительную ножку, снял с неё туфлю. Затем поцеловал пальчики ноги через колготки.

          - Что вы ощущаете? - надменно спросила Людмила, - вкусна ножка императрицы, а?

          Ростислав Иванович рассмеялся от удовольствия:

          - Очень вкусна, очень! Так ты, любимая, сейчас императрицу играешь?

          - А зачем мне играть? Ты – мой холоп, Григорий Потёмкин! И должен делать всё, что прикажу. А теперь целуй эту руку. Я позволяю.

          - Спасибо, императрица! -  потянулся  банкир к руке продавщицы.

          Людмила легко ударила его по кисти:

          - Вот сейчас ты плохо сыграл. Нужно было сказать что-то иное. Ну, например, очень грозно: «Катя! В любви я император, а ты моя раба!»… Ну, я  поехала. И неделю не будем видеться. Проверь окончательно свои чувства. Если сохранишь любовь, то снова сделаешь мне предложение, и тогда скажу свой ответ.

Когда Сочнева ушла, Лупандин снял галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, затем ещё одну, но потом вдруг рванул полы рубашки в разные стороны так сильно, что оторвавшиеся пуговицы забились в судорожной пляске на лакированном дубовом паркете.

 

9.

Лупандин осознал особую пикантность создавшейся ситуации с заявкой на будущий фильм, когда проснулся на следующее утро. Вечер в Доме киноискусства, на котором Сочнева удивила всех своей игрой русской императрицы, произошёл 1 апреля 1999 года. Поэтому в принципе сегодня он мог всё переиграть и отменить производство фильма, сославшись на то, что публика обманулась первоапрельской шуткой. Такое решение имело свои несомненные плюсы: отношения с Людмилой вновь бы перешли в спарринг, вольный бой «банкир-продавщица» со всеми преимуществами для Лупандина. В противном случае восходящая звезда Людмила могла с её характером выбрать любые, непредсказуемые траектории  судьбы, минуя даже своего опекуна.

Недостаток отмены фильма состоял в том, что деньги на его производство были уже собраны, вследствие чего отказ от них означал унижение лупандинских партнёров по банковской сфере, что могло привести к определённому ослаблению делового реноме Ростислава Ивановича.

Но если браться за фильм, то необходимо было приобрести гениальный сценарий. Кто мог написать его? Чем больше банкир думал о плане производства фильма, тем глубже становились, казалось, неразрешимые проблемы. Очевидно, нужен был умный директор картины, если продюсером и режиссером станет сам Ростислав Иванович.

Лупандин знал, что поскольку культурное событие с ним и Сочневой произошло в четверг вечером, то в газетах о них напишут только в субботу. Ему была очень интересна реакция Людмилы на многочисленные её фотографии на газетных полосах и захотелось, чтобы быстрее наступила суббота.

А Людмила с утра пришла увольняться из магазина. Как оказалось, большая часть персонала видела её вчера на разных телевизионных каналах, поэтому Сочневу встретили восторженно.

Хозяин магазина Погасян показал Людмиле на голую стену за её прежней стойкой:

- Здесь повешу твою огромную фотографию с выставленной ножкой, а заведение переименуем в «Царские продукты».

            Потом все немного выпили, чокаясь за продавщицу-императрицу. А Погасян чувственно сказал:

          - Нет лучше женщин, чем русские женщины. И куда я смотрел раньше?

             Когда Людмила вернулась домой, то раздался первый телефонный звонок от поклонника:

          - С вами, Людмила Борисовна, говорит грузинский князь Багратионни. Предлагаю вам руку и сердце.

          - У вас есть миллиард долларов? – спросила Сочнева.

          - К сожалению, нет!

          - Тогда прощайте.

          Через полчаса с ней связался корреспондент из «Московской газеты» и попросил о встрече для интервью.

          - Я не даю интервью, - ответила Людмила.

          - Тогда, хотя бы скажите, Лупандин холоден в постели или темпераментен?

          - Спросите у его любовниц! – возмутилась вопросом Сочнева.

          - А у вас самой есть любовник? – нагло спросил корреспондент, которому нечего было терять.

          - Могу вас изнасиловать! – крикнула Людмила и бросила трубку.

           Почти час она не отвечала на звонки, а потом сообразила, что мог звонить и Лупандин.

          На этот раз звонила секретарь руководителя одного из домов моды:

          - Шеф хотел бы встретиться по поводу использования вас в качестве    ведущей   модели.  Он    хочет    создать   серию    платьев «Женщина-царица».

          Людмила вначале хотела отказаться, а потом поняла, что Лупандин на её месте поступил бы совершенно иначе, используя себе на пользу возникший интерес к фильму.

- У меня есть встречное предложение к вам, - заявила она, - ваш дом моды мог бы оформить все костюмы к фильму «Потёмкин и Катерина» на взаимовыгодных условиях: вы через фильм получаете прекрасную рекламу, а мы как бы бесплатно арендуем ваши костюмы, специально сделанные для фильма. Возникает сразу несколько серий моделей «Женщина-царица», «Мужчина-фаворит» и другие.

Секретарь удивилась уму Сочневой и тут же соединила с главой дома моделей Анатолием Игоревичем Барсуковым.

Барсуков загорелся:

- Приезжайте прямо сейчас!

- Вы со мной неправильно обращаетесь, - строго заметила Сочнева. - Вы должны были добавить, что автомашина за мной выслана.

- Хорошо, императрица, - рассмеялся Анатолий Игоревич, - ради такого дела сам за вами заеду.

Людмила увидела, что поверху большого дома шла гигантская вывеска «Дом моды Барсукова».

- Вам принадлежит весь дом? – спросила она Анатолия Игоревича.

- Нет, только один этаж.

Барсуков очень понравился  Сочневой. Ему было за пятьдесят лет. Круглое и добродушное лицо всё время улыбалось. Брови были густые и какие-то лохматые, как лохматой  казалась и голова. Но поскольку волосы были не чисто черные, а сероватые, переплетенные  с сединой, то небрежность воспринималась, как нехватка у гения моды возможности следить за собственной внешностью.

- Читала, что вашей дочери двадцать пять лет, - продолжила допрос Барсукова Людмила, - и что она идёт по вашим стопам.

- Это верно.

- Ваша жена умерла, но вы не женитесь. Почему?

- А зачем? У меня с дочерью общий дом. Вот, когда она выйдет замуж, и если не сойдусь со своим зятем, и придётся жить одному, тогда подумаю о суженной. Но почему вы мной так интересуетесь, Людмила Борисовна?

Сочнева отшутилась:

- Если мужчина при первом знакомстве не интересуется прошлым женщины, то, чтобы поддержать беседу, ей самой приходится влезать внутрь партнёра.

- Ах, я – негодник , - с лёгкостью согласился Барсуков и засмеялся. - А вы какой судьбой оказались вчера в Доме киноискусства? Записал на видео кассету все кадры о вас, показанные по телевидению, и тут в голове родилась серия платьев  «Женщина-царица».

- Я играла в школьном драмкружке и совсем немного в народном театре у себя в Сибири. В общем, никому не известна.

- Ну, теперь вы – звезда.   

Полдня по эскизам Анатолия Игоревича непосредственно на Людмиле кроили и сшивала куски разных тканей. К вечеру уставшая Сочнева подружилась со своей  ровесницей Ольгой Барсуковой. Если златовласая Сочнева обладала яркой, даже вызывающей красотой, то прелесть лица и фигуры черноволосой Барсуковой были словно затаёнными. Но когда она улыбалась, то, как и у её отца, лицо становилось чрезвычайно приятным.

Ольга к удивлению Людмилы была одета в закрытое обтягивающее грудь, но свободное на бёдрах черное платье, которое дополнялось низко опущенным ожерельем из крупного искусственного белого жемчуга. Контраст был такой, что взгляд невольно задерживался на её  прекрасной формы  груди.

Ольга скептически отнеслась к возможности постановки фильма «Потемкин и Екатерина».

- Не верю я в добрые дела банкиров, - заявила она Людмиле. - У Лупандина что-то стряслось, вот он и делает отвлекающую дымовую завесу. Но наш дом моды станет заниматься этим проектом, пока у отца будут гореть глаза. Как только потухнут, всё сразу оборвётся.

- А как сделать, чтобы его глаза подольше горели? – спросила Сочнева и тут же  по лёгкой усмешке Ольги поняла, что именно она, Людмила, является стимулом.

Как знак знакомства, Ольга подарила Людмиле шикарное красное платье с голыми плечами и охваченной грудью.

- Папа, мы с Людмилой собираемся вечером в ночной клуб «Гутен Нахт»,  ты составишь нам компанию?- спросила отца дочь.

- А вам не помешаю? – осторожно поинтересовался Барсуков. - Молодёжь обычно не допускает стариков к своим секретам.

- Нисколько. Даже поможешь, - успокоила его Ольга. - Сценария фильма ещё нет, мы будем пытаться набросать основную канву.

- Это интересно, - согласился мэтр.

- А можно, приглашу Лупандина? – спросила Сочнева.

Барсукова поморщилась, но не стала возражать.

В своей квартире в том же доме Ольга подобрала Людмиле туфли под цвет платья:

- Даю на время, потом вернёшь.

Лупандина на месте не оказалось, и Людмила через секретаря оставила для него сообщение: «Сочнева будет вместе с Барсуковыми из «Дома моды Барсукова» с двадцати трёх часов в ночном клубе «Гутен Нахт».

Вначале ванну приняла Людмила, потом Ольга. Словно старые подруги, не скрывая мысли  друг от друга, они отдыхали перед ночным клубом на гигантской кровати.

- Ты любишь Лупандина? – напрямую спросила Ольга.

- Не знаю! Для меня важнее, чтобы мужчина сам любил меня. Я сумею всегда к нему притереться. Но хочу детей: двоих или троих. А Ростислав Иванович делает деньги с утра до ночи. Из него не может получиться хороший отец. Да и с собственным отцом у него проблемы. Обижать старика – последнее дело.

- Выходи замуж за моего старика, - предложила Ольга. - Он ещё крепок: у тебя будут дети, а у меня братики и сестрички.

- Как ты  можешь так шутить? Анатолий Игоревич мне в отцы годится.

- Людочка, он уже три года был в творческом бесплодии, а твоя ножка, так неожиданно появившаяся из-под юбки платья императрицы, за одни сутки породила в его голове сотню неплохих эскизных решений. Он стал как бы прежним… Сознаюсь, с детства ненавидела моду, хотела стать кинорежиссёром. Но когда умерла мама, отец начал ломаться на глазах. Его стали обманывать, красть идеи. Тогда решила ему помогать и постепенно втянулась. Мы поступим так: если Лупандин приедет, я за ним приударю, а ты будешь продолжать обвораживать моего отца. Посмотрим, как твой банкир ревнует. Договорились?!

- Я согласна, - покорилась Людмила.

 

Екатерина Вторая

 

- Теперь, что касается самого проекта. Нужно создать фильм о тебе, твоей судьбе.  Фильм назовём «Банкир и продавщица». Историческую кинокартину «Потёмкин и Екатерина» снять практически невозможно. Для неё нужны суперпрофессионалы. А в фильме «Банкир и продавщица» тебе придётся играть саму себя. Наберешься опыта, тогда уже можно замахиваться на Екатерину Вторую. Лучше войти в киномир  с победы, чем с поражения. Думаю, Лупандина я уговорю. А не согласится, сами фильм снимем. Не будет денег, вместо кинофильма создадим телефильм: его производство намного дешевле.

 

Князь Григорий Потемкин

 

- У меня от твоих идей голова кругом пошла, - призналась Сочнева. - Но чувствую, ты права.

- Главное, ты перестаёшь зависеть от Лупандина. Конечно, он для тебя много сделал, похоронил тётю, поддерживает, как своего рода опекун, но твоя собственная жизнь гораздо ценнее всего этого. Вот если  бы он, будучи бедным, отдал тебе последние деньги, – тогда ваша связь была бы духовной. А так ты банкиру не очень обязана. А я его вообще ненавижу. Представь себе, взял моду менять каждую неделю партнёршу – красавицу. Он - изверг.

           Людмила верила и не верила словам своей новой подруги, которая бесконечно притягивала её к себе своим жёстким умом и знанием великосветской жизни.

          Ольга надела чёрную соболиную шубу до пят, а Сочневой дала на вечер короткий полушубок из рыжих соболей.

 

10.

          Секретарь банкира Лупандина, когда он появился в кабинете, не сразу доложила о телефонограмме Сочневой, не подозревая, что была на волоске от увольнения. Прочитав  записку, Ростислав Иванович взорвался. Чтобы успокоиться, впервые в жизни он переломал все дорогие карандаши, красиво стоявшие на специальных подставках на его рабочем столе. Только такое материальное выражение душевного неистовства немного успокоило его мозг.

          Секретаршу спасла её прекрасная выучка, проявившаяся в необходимой при данных обстоятельствах собственной инициативе:

- Вот адрес ночного клуба «Гутен Нахт». Его хозяин – немец. По-русски  клуб называется «Доброй ночи».

Банкир окончательно успокоился.

- Я звонила туда. За вход мужчины платят по 100 долларов, женщины – 50. Алкогольные напитки оплачиваются отдельно. Барсуковы столик уже заказали, вы числитесь в списке приглашённых лиц.

- Спасибо, Дина Геннадиевна!

- Полагаю, поскольку Барсуковы собираются к двадцати трём часам, вам желательно из престижных соображений появиться ровно в полночь, на час позднее.

- Что мне надеть, не подскажете? – спросил Ростислав Иванович, полностью полагаясь на вкус Дины Геннадиевны, выросшей в дипломатической семье.

- Лучше всего белый костюм. Вы тем самым придаёте ситуации праздничность. Кроме того, два одинаковых букета из красных роз для дам при таком костюме произведут особое впечатление на них, когда вы будете приближаться к столику.

- Вы умница! Что бы без вас делал?!

- Мне показалось, что минуту назад вы чуть ли не хотели меня ударить, когда безжалостно сломали карандаши, которые затачивала полдня.

Лупандин встал из-за стола и поцеловал худощавой и в общем, миленькой Дине тонкую руку:

- Простите меня, Дина Геннадиевна! Но у меня и в мыслях не было причинить вам физическую боль.

Секретарша улыбнулась:

- Ещё я вам подобрала газетные статьи об Ольге Барсуковой. Она очень жесткая. Фактически всем сама руководит, но прикрывается благодушным отцом. Их финансы в полном порядке. Ольга не замужем, но имела несколько серьёзных связей, – эти места я выделила зелёным цветом.

 

11.

Даже в машине Ольга Барсукова продолжала наставлять свою новую подругу:

- Людмила, мы едем точно к двадцати трём часам из-за того, что хорошо знаю владельца клуба, которого зовут Дитрих Мейер. Он долго был журналистом из ФРГ в Москве, женился здесь, а по выходу на пенсию организовал ночной клуб. К Мейеру приходят все немцы, потому что здесь бывать престижно.

По его просьбе, мы примерно раз в месяц проводим в клубе показы моды, на которые собираются важные любители. Дитрих своего не упустит. Я послала к нему одну из своих помощниц с видеокассетой, на которой отснята твоя вчерашняя игра императрицы в Доме киноискусства. Нужно ковать железо, пока горячо. Дитрих Мейер будет беспрерывно пропускать вид твоей ножки через установленные в одной из стен телеэкраны, все посетители  будут смотреть то на экраны, то на тебя, уже живую. Он, наверняка, сообщил о твоём приходе всем своим лучшим  клиентам, а также западным средствам массовой информации: телекомпаниям и газетам. Не говорила тебе об этом раньше, чтобы заранее не пугать. Не бойся, ты смелая русская женщина. А отец подъедет к часу ночи, иначе он до утра не выдержит.

- Ты правильно поступила, -  благодарно заметила    Людмила. -  Чем больше привлечём к себе внимание, тем лучше всё получится: будут и деньги, и хорошие актёры.

- Теперь о том, что ты должна говорить корреспондентам. Нужно сказать, что фильм не чисто исторический, а о современной России с параллельным показом любви Потёмкина и Екатерины Второй. Так построен сложный сюжет. Как бы две любви: современная и прошлая. Они начнут допекать тебя вопросами о личной жизни. Ты можешь сказать, что спасала людскую плоть на скорой медицинской помощи, а теперь хочешь спасать через искусство их дух. Им это может понравиться. Кстати, Людмила, я тебя сейчас не учу, а просто обращаю твоё внимание  на возможные обстоятельства. Уверена, ты в этой ситуации не потеряешься.

- Нет, Оля, ты говори всё, что сочтёшь нужным. Ты моя учительница в светской жизни. Я тебе очень благодарна.

- Не благодари никого зря. Может, я тебя буду вскоре благодарить, если стану режиссёром этого фильма.

- А Лупандин? Он хотел быть режиссёром.

- Ничего он не хотел! Сама же, смеясь, рассказывала, как его подставила. Банкир должен нам давать деньги, финансировать проект, быть продюсером. Думаю, его уговорю, потому что знаю таких  мужчин, как облупленных.

- Ой, ли? - нарочно удивилась Людмила, потому что ей захотелось узнать суть Ростислава Ивановича.

- Мне это не трудно доказать. Начнём с одежды…

- Модельеры начинают с одежды, - пошутила Сочнева.

- Конечно, в этом ты права. Итак, в каком  костюме появится банкир?

- Право не знаю. Хотя уверена, что придёт в тёмном костюме в полоску и в галстуке с горошком.

- И ты, Людмила, ошиблась. Ты судишь о нём именно так, потому что всегда видела его лишь в тёмной одежде. Но сегодня он должен удивить тебя. Во-первых, он опоздает на час или два, чтобы ты перенервничала из-за него. Во-вторых, его костюм будет светлым. Если придёт в белом костюме, то, значит, любит тебя. А какие цветы он принесёт?

- Гвоздики?

- Опять ты не угадала. Если бы он шёл ко мне одной, то преподнес бы орхидеи, потому что меня ему ничем не удивить. Но поскольку он собственно идёт к тебе, то вместо орхидей подарит розы: и мне и тебе по букету красных роз.

- Как, Ольга, ты интересно рассуждаешь. Ты – великий знаток мужчин.

- Да, кое-кому из них я кое-что укоротила.

- Укоротила? – удивилась Сочнева. - В самом деле, отрезала?

- Как легко тебя поймать на чём-то. Будь осторожнее. Своим прежним мужчинам укоротила их  самомнение.

Людмила облегчённо засмеялась:

- Ты меня чуть не напугала.

- Ну, вот и добрались. Увидишь сейчас Дитриха Мейера. Он нас сам встретит. Ты его сразу узнаешь: толстый и важный шестидесятилетний немец в чопорном костюме.

Зал был почти полон, что не было характерно в столь ранний для ночного клуба часа. Когда подруги пошли к своему столику, сопровождаемые хозяином заведения, шум голосов усилился. Все смотрели на  идущих статных русских женщин, а Людмила увидела себя примерно в полсотни телеэкранов, на которых она красовалась в одежде и короне русской императрицы.

Заметив взгляд Сочневой на стену с телеэкранами, Мейер объяснил:

- К нам приходит много журналистов, поэтому на экранах бесшумно показываются одновременно программы  разных телеканалов. Если кого-то что-то заинтересовало, он может  подойти и послушать через наушники. Тем самым,  журналисты могут отдыхать, сохраняя возможность общения с миром. А  сегодня мы крутим только вас. Я так счастлив, что вы, госпожа Сочнева, соблаговолили появиться у нас.

- Дитер, - обратилась к Мейеру Барсукова, - если журналисты хотят поговорить с императрицей, то лучше пусть спрашивают сейчас, иначе через час-два придут наши мужчины, и Людмила уже не будет свободной.

Людмила удивлялась, что ей нравилось отвечать на любые вопросы, даже каверзные. Особенно была довольна, когда её ответ вызывал уважительный смех.

- Были ли вы замужем?

- Ещё нет, потому что ничего не делаю сгоряча.

- Банкир Лупандин предложил вам руку и сердце?

- Нет, но его водитель пожирает меня глазами, и я боюсь попасть в аварию.

- Платье, которое сегодня на вас, из какого дома моды?

- Я, как и многие русские женщины, доверяю свою фигуру лишь «Дому моды Барсукова».

- Но последние три года модели Барсукова неудачны. Почему же вы взяли платье у него?

- Анатолий Игоревич Барсуков – великий русский модельер. Именно  он будет творить костюмы к фильму «Потёмкин и Екатерина», а таких оригинальных костюмов будет задействовано десять тысяч.

Когда своего рода мини-конференция благополучно завершилась, Людмила сжала руку Ольги:

- Ты довольна? Всё прошло хорошо?

- Очень! Но почему ты решила, что нужно десять тысяч оригинальных костюмов? Такими планами можно напугать всех модельеров мира.

- Подумала, что если твой папа за один день сделал сто эскизов, то за полгода сотворит десять тысяч.

Ольга рассмеялась:

- Слышал бы тебя отец. Сразу попросил бы руку и сердце.

В этот момент к ним подошёл сорокалетний  плотный мужчина с чёрными глазами и овальной бородой.

- Оля, представь меня госпоже Сочневой.

- Познакомься, Людмила, перед тобой стоит мой бывший любовник грузинский князь Багратионни. Мы жили три месяца, потом расстались.

- Тогда скажи ещё госпоже Сочневой, что я  сделал тебе предложение, но ты отказалась.

- Он сделал мне предложение, - сильнее повернулась Ольга к Людмиле, - потому что знал, что я категорически против смешанных браков.

- Ты противная русская националистка, - скорее не грубо,  а нежно сказал грузинский князь Ольге.

- А ты антигрузин, - ответила Барсукова.

- Как я, грузин, могу быть антигрузином?! – возмутился Багратионни.

- Потому что ты против грузинских женщин!

- Как я, рождённый грузинкой, могу быть против грузинских женщин? – продолжал бушевать князь.

- А почему  тогда ты всё время лезешь к русским женщинам? – зло прошипела Ольга. – И не думай приставать к Людмиле. Она не твоего поля красная ягодка.

Багратионни посмотрел на красное платье Людмилы и захохотал:

- В самом деле, красная ягодка.

- А сегодня утром князь Багратионни по телефону за меня сватался, - призналась громко Ольге Людмила. - А я ему отказала, поскольку у него нет миллиарда долларов. И он сразу отстал.

- Ну, Людмила, ты очень рисковала, - заметила со смехом Барсукова, - у этого богача до миллиарда не хватает, может быть, одна сотня миллионов или две. Теперь он постарается их быстрее собрать со своих сфер деятельности.

- Через сколько лет у тебя миллиард будет, скажи нам Багратионни? – обратилась Ольга к грузину.

- Я и пришел сюда за тем, чтобы просить отсрочку приговора. Два года дайте мне, госпожа Сочнева,  и положу к вашим ногам миллиард долларов.

- Всю Россию для этого зельем зальёт! - зло пошутила Ольга.

- Зачем ты так, Оля?! Бизнес есть бизнес. Не хочешь, не покупай… Насильно никто грузинский коньяк пить не заставляет. Я как увидел ножку госпожи Сочневой на телеэкране, её прекрасные глаза и губы, то услышал зов к ней своего сердца. До сих пор в нехорошем, опасном ритме оно бьётся. Отсрочки прошу всего на два года.

- Ну, разве ты после этого не антигрузин? – спросила Ольга. - Хочешь грузинский миллиард долларов русской женщине отдать. Неужели нет грузинки красивее Людмилы?

- Конечно, есть, - спокойно ответил Багратионни, - но ведь сердцу не прикажешь.

- Так, значит, - не унималась Ольга, - если бы я тогда за тебя замуж выйти согласилась, то теперь меня, свою жену, бросил бы и к Людмиле ушёл.

- Зачем так говоришь, Оля?! Если бы женился, то верен бы остался.

- Уходи! - приказала Ольга. - У нас девичий разговор, ты нам мешаешь.

- Я ухожу, - согласился Багратионни, - однако, госпожа Сочнева, знайте, что готов вложить деньги в любой фильм, в котором вы будете играть.

Когда грузин отошёл, Ольга слегка погладила руку Людмилы:

- Теперь у тебя три жениха: банкир, князь и модельер - мой отец. Князь, скорее всего, не жилец на этом свете. В него уже дважды стреляли. А утром, после выхода газет с твоей фотографией, у тебя женихов будет сотня, не меньше. Я попросила свою помощницу, чтобы нам газеты прямо сюда доставили в часов шесть утра… А вон и банкир идёт с двумя букетами красных роз и в белом костюме. Ура, я всё угадала!

Людмила ещё раз подивилась проницательности Ольги.

Женщины, расторможенные лёгким французским шампанским, выложили перед Лупандиным все новости, от которых сердце Ростислава Ивановича то проваливалось в пропасть, то неслось на вершину. Очень быстро банкир сообразил, что действия Людмилы и Ольги были совершенно правильны. Поскольку он очень уважал инициативных людей, то согласился со всеми их предложениями.

Ольга очень сильно понравилась Ростиславу Ивановичу. Это была женщина мечты всей его жизни. Если Людмила ворвалась в его  судьбу, не спрашивая на то разрешения, и вела себя дерзко , словно дикая неухоженная кошка, то Барсукова, суперинтеллигентная  дама, сводила его с ума своей улыбкой. Когда Ольга улыбалась, концы её губ сильно подымались вверх, худощавые щёки словно бы вспухали и резко оживлялись, в результате личико становилось умопомрачительным.

Ещё Лупандину понравилось, что Ольга была одета вызывающе просто для ночного клуба: в черном закрытом платье красивого фасона  и из-за большого размера зёрен  с явно искусственным белым ожерельем.

Почувствовав интерес к себе банкира, Барсукова наклонилась к нему:

- Не смотрите на меня такими глазами.

- Простите меня, - извинился Ростислав Иванович, - просто я с рождения пучеглазый.

Ольга засмеялась:

- У вас с рождения всегда были влюблённые глаза независимо от ситуации? Не лгите.

- О чём речь? – поинтересовалась Людмила.

- Твой опекун строил мне глазки, а я поставила его на место.

- Так мы не сможем работать вместе! – заявила Сочнева. - Давайте относиться с уважением друг к другу. Я тоже увидела сразу, что Лупандин в тебя втюрился. Потому что ты, Ольга, олицетворение духовной женской грации, мечта жизни настоящего русского интеллигента.

Направив на Ростислава Ивановича указательный палец. Людмила повелительным голосом императрицы сказала:

- Отпускаю вас на волю, давшего мне слово любить вечно. Любите теперь вечно другую.

- Ничего не понимаю, - затряс головой банкир. - Людмила и Ольга, вы меня просто растерзали.

- А если бы мы все были мусульманами, -  повела плечами Ольга так, что её груди вожделеюще для лупандинских глаз заходили ходуном, - то ты Людмила, согласилась бы стать вместе со мной женой Ростика?

- А какой женой я буду: первой или второй?

- Да, - сказала Ольга, - карта ваша,  господин Лупандин, бита. Никто из нас второй женой быть не захочет.

- У меня сейчас одно желание, -  заметил Ростислав Иванович, - чтобы вы, дорогие дамы, перестали надо мной посмеиваться.

- Уже танцуют, - сказала Ольга. - Сделайте выбор, банкир. Кого пригласите, значит,  того и любите. Будьте мужчиной!

Лупандина выручил появившийся Барсуков. Неожиданно для всех Людмила нежно обратилась к отцу Ольги:

- Анатолий Игоревич! Вы не пригласите меня на этот танец?

- С  огромным удовольствием! – ответил счастливый Анатолий Игоревич.

- Учитесь на примере Людмилы, как умно и достойно можно вести себя, - улыбаясь, обратилась Ольга к Лупандину. - Она нас обоих оставила в дураках. Если пойдём танцевать, то вы её теряете. Если останемся сидеть, то тогда я как бы унижена.

- Это вы во всём виноваты, слишком много наговорили всего, - скорбно сказал Ростислав Иванович. - Людмила ещё не понимает фривольных отношений между мужчинами и женщинами высшего света. Вы навязали нам всем выбор. И я выбираю… вас. Разрешите, Оля, пригласить вас на танец.

Ольга так прижалась в танце к Ростиславу Ивановичу, что он понял, что придётся сходит в мужскую комнату, ибо на белой ткани тёмное пятно от влаги было бы очень заметно.

- Ты женишься на мне? – шёпотом спросила Ольга, снова прижимая свои прелестные перси к мужской груди.

- У тебя  было пять известных всем любовников, с каждым  жила не более двух месяцев. Хотя, подожди, с Багратионни ваша любовь длилась почти три месяца.  А сколько продлится наша связь?

- Вечно! Они же не были моими мужьями. А я хочу за тебя именно замуж.

- А как же Людмила и мои обязательства по отношению к ней?

- Люда – взрослая девочка. Потом ты слаб для неё. Она из тебя, банкира-зверя, мокрую тряпку сделает, чтобы сапоги свои обтирать. Но не напрашиваюсь. Я простая. Увидела, ты меня хочешь, и всё сама сказала тебе. А замуж за тебя хочу, потому что ты на Людмиле должен был жениться. Если бы ей не обещал, не объяснился, я тебя как мужа и рассматривать не стала. Тебе просто повезло, что в данный момент желаю мужа, а не любовника.

- Мне придётся сейчас срочно уехать, - решительно заявил Лупандин. – Ни с кем не буду прощаться. Просто забыл об одной важной встрече.

- Не трепись, - милостиво улыбнулась Ольга, - когда Багратионни танцевал со мной, то белые брюки не надевал, а мне кажется, ещё кое-что подкладывал типа памперсов. Беги скорее, а я Людмиле скажу, что тебя вызвали по мобильному телефону, хотя в клубе они должны быть отключены, но тебе как бы персонально Мейер разрешил.

Людмила и Барсуков танцевали отстранено.

- Если бы вы, Анатолий Игоревич, женились на очень молодой, то вы бы завели детей? – осторожно спросила мэтра Сочнева.

- Не знаю, всё зависит от обстоятельств, - честно признался отец Ольги. - А вы хотите непременно иметь детей?

- Не себя имела в виду, когда спрашивала, но о детях мечтаю: о двух или трёх.

- Вы очень мудрая и красивая, с вами очень легко.

- А Ольга меня за вас сватает… А зачем, я не пойму.

- Она честолюбива. Ей очень важно, чтобы модели нашего дома были на высоте. Она увидела, что вы меня озарили, вот и печётся о творческом процессе.

- Ещё она разлучила меня с Лупандиным. Теперь никогда не выйду за него замуж. Зачем она это сделала?

- Бедненькая Людмила, не переживайте. Но, Ольга не со зла так поступила… Если мужчину до свадьбы могут отбить, то зачем он нужен?!

- У меня голова кругом идёт. Я падаю в пропасть.

- Я всегда готов стать вашей защитой. Только позовите.

Хотя Сочнева знала, что на неё постоянно пристально смотрят находящиеся в зале , но не  могла из-за благодарности  не поцеловать Барсукова в щёку.

Когда все начали расходиться, Ольге принесли газеты. Людмила всплеснула руками. Почти везде фотография с ней и её уже знаменитой ножкой  помещалась на первой полосе.

- Полный успех! – искренне порадовалась за подругу Ольга. - Поехали ко мне. Наговоримся, выспимся и снова наговоримся. Но вначале дай ключи от своей квартиры. Моя сотрудница установит у тебя телефон с автоответчиком и определителем номера. Первые несколько дней тебе будут звонить из всех сфер: от несчастных влюблённых в тебя до крупных финансистов. Ни один звонок не должен пропасть. Всё следует фиксировать. Кое-какие предложения можно будет затем рассмотреть. Тебе, кстати, появляться  сейчас у своего дома не совсем безопасно. Какой-нибудь психопат  может поджидать. Поживёшь у меня несколько дней. Сделаем сразу большой задел:  набросаем основу сценария.

- Но откуда они все так легко узнают мой номер телефона? - удивилась Людмила.

- Нет ничего проще. Сейчас у ленивого только нет компьютерного файла с фамилиями москвичей и их телефонными номерами. Даже у меня есть, а у прессы, финансистов имеются совершенно последние,  свежие данные.

- Но телефон записан на Огарёву – фамилию моей покойной тёти.

- Всё равно найти просто. Есть файлы, по которым  при знании фамилии, имени и отчества определяется московский адрес, а по адресу – номер телефона. Кто тебе первым позвонил?

- Вначале Багратионни, а затем корреспондент из «Московской газеты». Третий звонок был от секретарши твоего отца.

- Всё ясно. Багратионни всё узнал о тебе со своего компьютера, также как и «Московская газета». А мой отец мог о тебе позвонить своему близкому приятелю из Министерства внутренних дел.

Когда они уже подымались в лифте Ольгиного подъезда , Людмила не выдержала и спросила:

- Зачем ты увела у меня Лупандина ?

- Не знаю. Но обиды для тебя нет. Если любишь, то ты в силах в любое время забрать его назад. Но ты сама же вытолкнула его ко мне, чтобы проверить. А проверка всегда опасна.

- А почему он сбежал?

- Лгать не хочу, а скажу, – ты причину полностью не поймёшь. Ты не знаешь ещё все мужские особенности. У тебя же никого не было. Давно поняла, что ты ещё цельная.

- Не хочешь, не говори, - немного обиделась Людмила.

Перед тем, как лечь спать, девушки решили сравнить свои  тела перед большим зеркалом.

- Твои ноги и бёдра бесподобны, - констатировала Ольга, - форма изумительная.

- Но у тебя груди более торчащие, - стала хвалить Ольгино тело Людмила.

- А о волосах твоих и не говорю, - позавидовала Ольга, - ты златовласка.

- Твои волосы не хуже, такие утончённые… - и голос Сочневой задрожал.

- Не думай о банкире, Людмила, - обняла подругу Ольга. - Ну, купил бы он тебе шубу из синих соболей… И кем бы ты стала? Вместо личности – домашней подстилкой. Не достоин он тебя. У него и интеллекта нет особого. У меня был момент, когда захотела за него замуж выйти. Просто подумала, что ты выходишь замуж, а мне нельзя что ли? Но тут же передумала. Багратионни, хоть и бандит, наверное, но открытый человек. А на Лупандина смотришь и словно видишь, как он паутину мысли плетёт, все ходы продумывая. Брр!

Нам нужно твою ситуацию именно сейчас использовать. Через месяц о тебе забудут, даже через неделю. Во-первых, деньги на фильм нужно брать со всех, включая Багратионни. Во-вторых, над фильмом работать прямо сейчас.

- Даже без сценария? – удивилась Людмила.

- Сценарий – это ты, это я, это наши жизни. Первая сцена – ты, банкир и селёдка. Вторая – ты с ним, у его родителей. Третья – вы в больнице около твоей тёти… И так далее. И сегодняшняя сцена в «Гутен Нахт» также войдёт в фильм. Мы создадим фильм своей жизнью.

- Но тогда нужно всё записать, - предложила Сочнева.

- Наймём хорошего стилиста, и всё ему продиктуем.

- Ты гений! – бросилась Людмила на шею Ольги.

Потом  они  поцеловались  и  мгновенно  уснули.   Было   уже утро.

 

12.

Людмила, не привыкшая к светской жизни, проснулась в два часа дня. Приняв ванну, она заварила чай и стала знакомиться с прессой. Начала она с «Московской газеты». На первой странице над фотографией Сочневой в момент поцелуя её ноги Лупандиным шёл кричащий заголовок «Банкиры России решили сами снимать хорошее кино». Далее  было сказано: «Известный глава банка «Север-Юг» и одновременно светский лев Ростислав Лупандин решил прославиться в роли режиссера и продюсера фильма о любви русской императрицы Екатерины Второй и Григория Потёмкина.

 

Императрица Екатерина Вторая

 

Позавчера вечером на очередном сборище бедных кинематографистов в Доме киноискусства Лупандин продемонстрировал им отобранную на главную роль никому неизвестную Людмилу Сочневу, подчеркнув тем самым своё полное пренебрежение к талантам русской гильдии профессиональных киноактёров. Хорошо подготовленная Сочнева так великолепно на глазах  у профессионалов сыграла ярость императрицы, рассерженной непочтительным к ней отношением окружающих, что всем стало ясно – загорается новая  русская суперкинозвезда. Вместо того, чтобы внести очередные крохи в кинофонды, российские банкиры приняли единогласное решение о полном финансировании данного кинопроекта с общими расходами в пятьдесят миллионов долларов.

Наш корреспондент попытался взять интервью у прекрасной  Сочневой, ножка которой стала олицетворением красоты российских женщин, но потерпел полную неудачу. Единственное, что он узнал, это отсутствие любовной связи между Сочневой и Лупандиным, что с учётом обычного поведения банкира кажется весьма странным. Ещё Людмила Сочнева пообещала изнасиловать нашего корреспондента, если он о ней плохо напишет».      

          Когда Людмила читала статью, сердце её билось так, словно хотело выскочить из грудной клетки. Она сразу поняла, что журналист очень умело отомстил ей за пренебрежение к нему.

- С прессой нужно быть очень осторожной, - сделала вывод Людмила.

Затем она специально взяла в руки «Вестник киноактёра» чтобы  сразу узнать мнение о себе профессионалов. Оказалось, что вчера студенты и выпускники института киноискусства провели перед правительственным Белым домом митинг, требуя запретить постановку фильма «Потёмкин и Екатерина».

В своём выступлении Олег Митин, сын известного актёра и кинорежиссёра,  сказал: «Государство затрачивает на наше обучение актёрскому и режиссёрскому  ремеслу большие средства. Но денежные мешки предпочитают снимать собственные кинофильмы с собственными любовницами в главных ролях. Нашему возмущению нет предела! Правительство должно запретить участие в фильмах непрофессионалов!»

 

Князь Григорий Александрович Потемкин

 

- Ах, ты, гад! – разозлилась Людмила. – Папенькин сынок. Наоборот, нужно закрывать все эти кино- и театральные институты. Актёры должны учиться на самой сцене и перед кинокамерой, а не  прикрывать свою бесталанность дипломом. Ах, гад!

Сочнева не выдержала и разбудила Барсукову. Поняв в чём дело, та её сразу успокоила:

- Людочка, не переживай. Всё будет хорошо. А этот Олег Митин, в самом деле, паскудный парень. Отец его умер, так сын сразу сократил больше половины старых сотрудников на семейной киностудии и набрал наркоманов, с которыми тусуется.

Ближе к вечеру из квартиры Сочневой привезли магнитофонную кассету с телефонного автоответчика. Подруги стали слушать сообщения.

- Говорит киноактёр Чанышев. Рассмотрите возможность моего участия в вашем фильме. Готов сняться даже бесплатно.

- С ним следует встретиться, - сказала Ольга, - голос у него хорошо поставленный, а участие бессребреников в фильме поднимет внутреннюю духовность картины.

- В Москве находится американский миллиардер Вильям Мелонд. Хочет с вами встретиться на предмет рекламы выпускаемых им компьютеров. Желательно сегодня вечером.

Ольга снова остановила магнитофонную ленту:

- Придётся мне тебе подарить ещё одно платье. Сходи обязательно.

- Без тебя не пойду. Боюсь.

- Хорошо, пойдём вместе.

- Сука паршивая, - раздался из магнитофона скрипучий мужской  старческий голос, - мы вас, буржуев, ещё дорежем. О революции, о  большевиках нужно фильмы снимать, а не  о кровавых царях.

- Ну, это – параноик, - спокойно заметила  Ольга, - и совершенно не опасен.

- Говорю по поручению директора магазина «Холодильники». Через два дня мы проводим презентацию по случаю поступления новой серии холодильников. Приглашаем вас, Людмила Борисовна. Ваш ждёт сюрприз – новый холодильник.

- Если тебе нужен новый холодильник, сходи, - сказала Ольга.

- И со старым обойдусь!

Прослушав все сообщения и прокомментировав каждое, Людмила и Ольга стали готовиться к встрече с Вильямом Мелондом.

Людмила позвонила по указанному телефону и сообщила, что может встретиться с американцем лишь в присутствии своего коммерческого директора. Согласие тут же было получено. Затем подруги спустились на этаж ниже в сам «Дом моды Барсукова», и Ольга подобрала Людмиле золотистое платье в тон её волосам.

 

13.

Вильям Мелонд оказался тридцатилетним молодым человеком с необычными глубоко расположенными глазами, превращавшими его, в общем-то, заурядное овальное лицо в очень запоминающееся. Простая причёска выделяла достаточно большой лоб. Нос был совершенно прямым, что скрадывало его массивность.

Они встретились в гигантском офисе его концерна. Гости не знали, что Мелонд придавал большое значение свиданию. Будучи стопроцентным американцем, американцем-патриотом, Вильям отдавал предпочтение только женщинам англосаксонского происхождения. В этот приезд в Москву, чтобы окончательно закрыть здешний филиал головного офиса, приносивший после финансового краха лишь убытки, он случайно увидел Сочневу по телевизору, и тут сердце его  бухнуло в полный набат. Он влюбился в неё мгновенно и затаённо, как школьник в новую молодую учительницу.

Когда Мелонду доложили, что русская богиня придёт, душа его возликовала, но узнав, что Сочнева будет со своим коммерческим директором,  Вильям насупился.

- Кто он: мужчина или женщина? – строго уточнил Вильям Мелонд.

Привели русского клерка, говорившего с Сочневой. Разбитной парень, Сергей Бородин понял, что его уволят за нерасторопность. Терять было нечего, и он, оценив ситуацию, заверил:

- Коммерческий директор Сочневой – молодая женщина.

- Вам сказали об этом? – заподозрил обман хозяин концерна.

- Нет, но я услышал, как они чирикали между собой, словно подружки.

Мелонд распорядился, чтобы Бородин находился поблизости, когда приедут гости.

На этот вечер комната приёмов была украшена вазами с орхидеями разной расцветки.

Когда Мелонд увидел живую Сочневу, то не мог оторвать от неё глаз. Идя навстречу миллиардеру, бывшая продавщица прокручивала в голове совет Ольги:

- Людмила, это золотое платье особое. В нём нельзя ни секунды неподвижно стоять или сидеть. Сразу будешь выглядеть кулёмой. Ты должна всё время двигаться, постоянно дразнить частями своего тела.

- А как быть за столом?

- Каждую минуту представляй себе, что по твоей спине ползёт ужасное насекомое, которое ты должна непременно сбросить, поводя плечами. Я  уже навела справки: Мелонд примерно нашего возраста, лет на пять старше, ну, на семь, но не более. Сегодня он погибнет от твоих чар.

Так получилось, что первой руку протянула  Ольга. Внимательно посмотрев на милую черноволосую с интеллектуальным лицом молодую женщину, Вильям церемонно поцеловал её хрупкую кисть, а затем осторожно подобрался губами к пальчикам руки Сочневой. Поскольку Людмиле впервые целовали руку, да ещё миллиардер, её пальчики невольно сильно задрожали, и в результате получилось, что она как бы нарочно крепко прижала свою руку к губам Вильяма. Мелонд опешил. Это был явный тайный знак на продолжение знакомства после ужина. Обрадовавшись, он радушно пригласил дам к столу.

Вильям сел рядом с переводчиком, а Людмила и Ольга парой разместились на противоположной стороне.

- Какие ваши успехи в подготовке к фильму? Нашли необходимую сумму? – первым начал миллиардер.

- Уже собрали сорок миллионов долларов, - легко ответила Сочнева, - вполне достаточно.

Вильям удивился:

- Молодцы. Сумма впечатляет. На такие деньги можно снять любую картину. А не происходят ли в ней какие-либо эпизоды в Америке. В этом случае мог быть вам полезным.

И тут Людмила пошла на тонкую хитрость, решив переиграть наглого бизнесмена.

- Действия фильма происходят в современной России, но также  и в Америке.

- Я весь во внимании! - скрестил руки на груди Вильям.

- О, секунду, - вмешалась Ольга, - мы должны вначале составить протокол, что вы, мистер Мелонд, не разгласите тайну сюжетной линии.

- Хорошо, - согласился миллиардер. - Где должен расписаться?

- Барсукова набросала несколько строк и протянула ему лист. Переводчик наклонил голову в знак того, что это именно то соглашение. Вильям размашисто поставил подпись размером в треть страницы.

Людмила рассказала о селёдке, банкире, и сцене в Доме киноискусства. Вильям смеялся до слёз.

- А что дальше? – заинтересовано спросил он, всё, более влюбляясь в русскую красавицу, которая настолько подвижна, что всё время двигалась, даже сидя на стуле. Её золотистое открытое спереди платье меняло складки и казалось, что змея-искусительница как бы хочет сбросить кожу, чтобы предстать полностью обнажённой. В один из моментов миллиардер даже увидел прекрасную грудь с розовым соском и понял, что одежда Сочневой очень дорога, ибо в соответствии с последним криком высокосветской моды нижнее бельё было вшито в сам костюм. По существу, на русской находилось только одно платье. Примерно такое же Вильям купил своей последней любовнице за семьдесят тысяч долларов. Мелонд насторожился, почувствовав, что имеет дело с  почти равной силой.

Ольга и Людмила переглянулись, и Барсукова поощрила её взглядом, дескать, смелее, врежь ему.

- Вот из-за того, что дальше должно произойти в сценарии, мы и пришли к вам.

Мелонд был заинтригован:

- Продолжайте!

Людмила представила себе, что по её спине бежит ящерица, повела резко плечами и сказала:

- А дальше в нашу героиню, увидев её по телевизору ,  влюбился американский миллиардер.

Вильям захохотал:

- Прекрасно! И следующие сцены будут уже в Америке?!

- Да. Поэтому мы и пришли. Мы хотим предложить вам один миллион долларов, если вы согласитесь сыграть в фильме американского миллиардера.

Мелонд был потрясён:

- Вы дадите мне миллион долларов за роль в вашем фильме?

- Да, - подтвердила Ольга слова Людмилы, поняв её игру. – Если вы считаете, что этого мало, мы можем добавить…

- Добавить? – захохотал Вильям. - Нет, нет, не надо добавки. Ха-ха-ха! Я согласен.

- Тогда мы должны подписать протокол о намерениях, - предложила Ольга, - чтобы можно было сообщить прессе, что вы за один миллион долларов играете роль американского миллиардера в нашем фильме.

- Пришлите ко мне юриста, - сказал в диктофон Мелонд, подойдя к рабочему столу. Потом обернулся к дамам и спросил:

- Что вы мне посоветуете? Хочу свернуть все свои дела в России, точнее закрыть этот офис, который стал убыточным.

Людмила с удовольствием тоже встала из-за стола и начала ходить по залу, словно раздумывая о словах американца. Насмотревшись на её суперноги и умопомрачительные бёдра, Вильям Мелонд не выдержал:

- Так что вы советуете?

- Вы правильно поступаете, - решительно сказала Людмила. – Россия для русских, Америка для американцев. Вам здесь нечего делать.

Мелонд снова опешил от непредсказуемости русской богини.

- А если американец и русская полюбят друг друга, то, как быть? - насмешливо спросил он Людмилу. - Плоть сильнее деклараций и принципов.

- Никак, - спокойно ответила Сочнева, - этого просто не может быть. Ни одна русская не выйдет замуж ни за кого, кроме как русского.

- Знаю, по крайней мере,  из газет, случаи, когда русские выходили замуж за американцев. Так что подобное вполне возможно, - попытался возразить Вильям.

- Повторяю, это невозможно, - спокойно ответила Людмила, - выходили замуж не русские женщины, а какая-нибудь помесь. Для вас, американцев, все, кто живут в России, – русские, но это не так. Более того, человек может по паспорту числиться русским, но если он уехал из России, значит, он не был русским.

- Давайте пить шампанское, - предложил Вильям, чтобы снять возникшее напряжение. Чокнулись за удачу в фильме. Потом Мелонд извинился, что покидает дам на 10-15 минут, нужно отдать кое-какие распоряжения.

Зайдя к руководителю своего московского филиала, Вильям стукнул его по плечу:

- Всё отменяется, Джон! Я всё же решил сохранить свой здешний офис. Расходы урежу, но функционировать будете.

- Эта русская так красива, что тебе Вильям, нужен приличный предлог, чтобы теперь прилетать почаще в Москву?! Но я всё равно ухожу в отставку. Мне нужен размах. Здесь его уже нет.

- Не дури! Даже хочу увеличить тебе жалование.

- Ладно, уговорил. Когда она будет уходить, можно на неё хоть взглянуть?

- Взгляни, потом скажешь своё мнение.

Согласно протоколу о намерениях Мелонд соглашался играть роль миллиардера в русском фильме. По секретному приложению к протоколу он получал миллион долларов. Однако это означало, что прессе нельзя было сообщать о размере его гонорара.

Чтобы ещё больше сбить спесь с Вильяма, Ольга потребовала внести в протокол пункт, по которому Мелонд не должен был иметь какую-либо болезнь, передающуюся через контакт другому человеку.

- Что вы имеете в виду? – уточнил американский юрист.

- Вы каждый раз перед съёмками должны будете представлять медицинскую справку о том, что Вильям не болен СПИДом, сифилисом и так далее.

- Но это нарушение прав человека! – возмутился юрист, но Ольга твердо  взглянула в глаза Мелонда:

- Вам придётся многократно при съёмках целовать в губы нашу главную артистку. И мы не хотим, чтобы она пострадала, если с вами не всё в порядке.

- Я согласен, - засмеялся Вильям, - вы очень правильно поступаете, что её оберегаете.

Когда переговоры завершились , Мелонд, одетый в черный строгий костюм, подошёл к Сочневой:

- Мисс Людмила, очень прошу составить мне сегодня вечером компанию для ужина в ресторане «Максим».

Пока переводчик переводил, Людмила увидела, что взгляд Ольги стал тревожным, словно она хотела что-то ей сказать, но не могла при всех.

          Людмила уже по привычке повела плечами, и жар обдал Мелонда, поскольку он снова увидел её розовый сосок, похожий на ещё нераспустившийся бутон.

          - Спасибо за приглашение, - поблагодарила Сочнева, - но пока я не вышла замуж, меня всюду сопровождает мой опекун мисс Ольга. Поэтому вынуждена отклонить ваше  лестное предложение.

Вильям настолько был разочарован, что несчастье, которое его охватило, в полной мере отразилось на лице. Догадливые юрист и переводчик враз отвернулись, делая вид, что заняты другими проблемами. Но в глазах Ольги Мелонд увидел не просто сочувствие, но как бы предложение – придумай что-нибудь, ты же умный.

Мозг Вильяма, перерабатывая информацию, обратил внимание, что на закрытом чёрном платье  Ольги висела нитка искусственного жемчуга.

- Милые дамы, - попросил он, - сейчас хочу вам показать одну интересную вещь. Прошу подождать меня, вернусь через пять минут.

Летя в Москву через Париж, остановившись на два дня в парижском филиале, Мелонд купил матери жемчужное ожерелье за сто тысяч долларов. Сейчас он решил подарить ожерелье Ольге, чтобы она простила его, а потом пригласить их, уже обеих, на ужин.

Вернувшись, Вильям показал всем чёрную коробочку, потом вытащил длинное ожерелье почти той длины, что было на Ольге. Все ахнули от красоты. Подойдя к Ольге, миллиардер, с надеждой глядя в её глаза, трогательно сказал:

- Простите меня, мисс Ольга. Пусть это ожерелье  станет знаком нашего примирения. А теперь приглашаю вас и мисс Людмилу на ужин в ресторан «Максим».

Ольга не знала, как поступить, но, услышав перевод, Людмила зааплодировала, разрядив обстановку. Вильям снял с шеи Ольги её искусственный жемчуг и повесил свой, потом не удержался и поцеловал её в щёку. Лицо Ольги вспыхнуло, а Вильям подумал, до чего в России прекрасные женщины.

- Но нам нужно переодеться, - предупредила Ольга.

- Конечно, - согласился миллиардер, - но прошу, пусть на мисс Людмиле  останется её сегодняшний наряд, который ей к лицу.

- Эту вашу просьбу выполнить невозможно, - ответила Ольга.

- Почему? – удивился Вильям.

- Мисс Людмила Сочнева не надевает одно и тоже платье два раза!

- Согласен, - захохотал Мелонд, - больше я никогда не стану вмешиваться в ваши женские русские дела. Ха-ха-ха! Нужно вас познакомить с моей сестрой. Вы её переплюнули.

 

14.

В «Доме моды Барсукова» Ольга подобрала Людмиле белое атласное бальное  платье с открытыми плечами и грудью и длинными перчатками. Себе выбрала такое же, но чёрного цвета.

          Затем Барсукова позвонила Багратионни и оставила на автоответчике сообщение, что сегодня вечером она и Сочнева будут пить шампанское в парижском ресторане «Максим».

          - В парижском ресторане? – удивилась Людмила. - Так «Максим» – это парижский ресторан?

          - Да! Мы полетим туда на самолёте Мелонда.

          - Но у меня нет загранпаспорта.

          - В таких ситуациях он не нужен. Все будут смотреть на это сквозь пальцы.

          - Так вот почему ты насторожилась, когда Вильям сказал о «Максиме».

          - Конечно.

Людмила обняла Ольгу:

          - Я ещё никогда не была в Париже.

          - О, - подняла палец вверх Ольга, - к нашим платьям нужны колье и серьги. Пойду у отца что-нибудь подберу.

          Вернувшись, Ольга надела на шею подруги колье своей матери:

          - Отец разрешил тебе его надеть. Ругался страшно. Хотел сам лететь в Париж, чтобы приглядеть за нами, но я его отговорила, объяснив, что рейсовый самолёт взлетит тогда, когда мы уже  будем снова в Москве.

Сама Ольга надела на шею и вдела в уши менее дорогой алмазный гарнитур, но также впечатляющий.

      В самолёте Вильям Мелонд не мог не заглядеться на русских красавиц. Им троим,  совсем не  хотелось о чём-то говорить. Улыбаясь друг другу, словно какие-то заговорщики, они  пили шампанское и опять улыбались.

В ресторане «Максим» Вильям танцевал то с Людмилой, то с Ольгой.

В одну из пауз, сидя за столом, Ольга сказала Мелонду:

- Грузинский князь Багратионни хочет бросить к ногам  Людмилы миллиард долларов при вступлении в брак, но попросил отсрочки на два года. Как думаете, сможет он довести свой капитал до миллиарда?

 

Парижский ресторан «Максим»

 

Ещё вчера Вильям просто бы посмеялся над такой дикой фантазией, но за сегодняшний день отчётливо понял, что русские дамы отнюдь не шутят в делах, которые касаются любви.

Включив телефон, он попросил выяснить все необходимые сведения о Багратионни.

- А вот и сам князь, лёгок на помине, - сказала обрадовано Ольга. – Вильям, вы не пригласите его за наш стол?

           Мужчины чопорно представились  и сели напротив друг друга так, что дамы оказались между ними.

          - Я что подумал, - обратился непосредственный  грузин к Сочневой,  - почему бы вам не сделать в фильме несколько эпизодов в Грузии.

Ольга перевела Вильяму слова Багратионни.

- Он тоже играет в фильме, - настороженно спросил Мелонд.

- Да, - ответила Людмила, но у князя роль эпизодическая, а у вас одна из главных.

Американец немного успокоился.

- Насколько я сообразил, - заметил он, - вы строите фильм на основании ваших собственных женских судеб. Получаются параллельные жизнь  и фильм. А вы не боитесь, что ваши другие герои выйдут из-под контроля и начнут действовать самостоятельно?

- Это невозможно, - ответила Ольга, - всё под контролем.

- Ещё сообразил, что вы сообщили мистеру Багратионни об этом ужине, поэтому он и прилетел из Москвы.

- Да, - подтвердил наивный грузин, - услышал голос Ольги на автоответчике и сразу прилетел.

Поняв ситуацию, Багратионни решил откланяться:

- Моё правило никогда никому не надоедать. Не забудьте, госпожа Сочнева, о моей просьбе не выходить замуж два года. Уверен, что миллиард долларов будет вам к лицу.

Смотря в спину уходящему широкоплечему мужчине, Мелонд помрачнел.

Танцуя затем с Ольгой, он поинтересовался:

- А у мисс Людмилы есть ещё жених?

- Да!

- Миллиардер?

- Нет, но зато гений.

- Кто он ? – насторожился Вильям.

- Мой отец.

- А кто ваш отец?

- Основатель и глава «Дома моды Барсукова».

- Слышал о нём, - признался Мелонд. - Его модели нравились моей сестре. Я раз сто оплачивал чеки.

- Нравились? - переспросила Ольга. - А теперь уже не нравятся?

- Мисс Ольга, только не обижайтесь. Скажу правду. С её слов, за последние два-три года ваш дом моды потерял импозантность.

- С этим согласна,  - заявила Ольга. - Но теперь всё изменится. Мисс Людмила – творческая муза моего отца.

 

15.

До утра они катались по Парижу и Вильям рассказывал смешные истории, которые с ним происходили в том или ином месте.

          Когда они взлетели, Мелонд улыбнулся, словно победитель:

          - Итак, мы совместно делаем очень интересный фильм. Вы ввели в сюжет американского финансиста, но этот герой, то есть я, решает слегка изменить сюжет. Знайте, сейчас мы летим не в Москву, а в штат Огайо, в моё лесное поместье. Хочу познакомить вас со своей сестрой и матерью.

          Увидев помрачневшие лица девушек, Вильям постарался их успокоить:

- Сейчас поговорим десять минут, и если вы не согласитесь с изменениями канвы фильма, то полетите в Москву одни, а я сойду в Париже и вернусь  домой другим самолётом. Договорились?

- Хорошо, - сказала Людмила за обеих подруг.

- Подумайте сами: пока каждая ваша сцена в фильме, словно взрыв. Бам! Бам! Бам! И это замечательно. Но в дальнейшем у вас может иссякнуть фантазия. А я сейчас сделал очередной взрыв. Представляете, в какой панике будут мои сестра и мать. Из России я привёз двух прелестниц. Они начнут решать, кто из вас главная для меня. Мы же не покажем вида. А через день улетите в Москву, уточнив в фильме ещё два эпизода: похищение главных героинь     и паника матери и сестры миллиардера. А теперь я вас оставлю, чтобы вы могли посовещаться. Вернусь через десять минут.

- Какой умница, - заметила Людмила,  когда американец удалился из салона, - я его совершенно не боюсь. Предлагаю лететь в Огайо.

- Ладно, согласна. Мне самой интересно, как будут вести себя с нами его мать и сестра. По-видимому, они очень много для него значат. А сейчас  позвоню отцу, а ты Лупандину.

- Не  буду звонить банкиру, - возмутилась Людмила, - теперь он навечно твой.

          Ольга не стала спорить. С отцом разговор был очень коротким и сухим, словно передавалось официальное сообщение:

- Папа, я и Людмила два дня пробудем в американском штате Огайо в поместье Вильяма Мелонда. Не беспокойся, это деловая поездка. Мы уточняем сценарий, проясняя для себя киносцены в Америке. До свидания, целую!

С Ростиславом Ивановичем Барсуковой пришлось говорить гораздо дольше. Договорились о том, что по их возвращению в Москву в банке «Север-Юг» состоится совещание по утверждению предварительной сметы на расходы по фильму.

    - Почему ты ему не сказала, что мы уже истратили миллион долларов? – поинтересовалась Людмила.

 - Во-первых, мы ещё ничего не истратили. К твоему сведению, протокол о намерениях не имеет юридического статуса обязательного выполнения. Во-вторых, когда мир узнает, что миллиардер Мелонд будет участвовать в нашем фильме в качестве артиста, о нас будут долго беспрерывно сообщать разные новости – такая бесплатная реклама по своей реальной стоимости  многократно превысит миллион долларов.

     - Откуда ты знаешь так отлично английский? – с завистью спросила Сочнева.

     - Окончила спецшколу с доминированием английского. А ты совсем ничего не понимаешь из того, что говорит Вильям?

- Как ни странно, но кое-что осознаю. Когда работала фельдшером в скорой помощи, то пришла блажь выучить английский язык. Целый год ходила на платные курсы, на которых учили методом погружения в язык. Нам не преподавали грамматику, даже запрещали изучать её, а заставляли повторять типовые фразы путём совместных бесед и разных игр.

 На секунду Ольга задумалась, а потом нашла верный, по её мнению, ход:

- Ты никому не говори, что немного знаешь английский. Делай вид, что ничего не понимаешь. А потом сразу свободно заговоришь на нём. Вильям будет потрясён.

- Хорошо, - согласилась Людмила, - все твои советы были правильны. Доверюсь твоему мнению и на этот раз, но сердце мне подсказывает, что Мелонды не переживут, что я их водила за нос.

- Фактически ты никого и не обманываешь, – успокоила подругу Ольга. - Тебя на курсах учили методу, который эффективен только при прямом общении. Ты начала общаться в английской языковой среде – вот и заговорила.

- Что дамы решили? – спросил с порога Мелонд.- Летим в Москву или Огайо?

- В Огайо! - ответила Ольга. – Но больше не преподносите нам подобных сюрпризов. Договорились?

- Конечно. А сейчас краткая справка. В штате Огайо живут примерно десять миллионов человек. Этот штат находится на северо-востоке США. Столица штата – город Колумбус. С пригородами в нём около двухсот пятидесяти  тысяч жителей. Город расположен на реке Огайо, впадающей в Миссури. От Колумбуса до Вашингтона чуть более семисот километров.

Мое поместье находится в тридцати километрах от Колумбуса. А теперь сообщу вам не очень приятное о себе. Три года назад я увлёкся голливудской кинозвездой Патрицией Монк. Хотел даже жениться. У неё был брат по имени Говард. Когда стали знакомиться семьями, моя сестра Джудит увлеклась Говардом. В результате я так и не женился, Патриция мне разонравилась, а Джудит вышла замуж за Говарда. Мне кажется, как бы извиняясь за меня. Этот грязный человек стал мстить мне путём унижения Джудит.  Он даже заставлял её чистить языком свои ботинки. В общем, сестрёнке пришлось перенести многое. Она всё скрывала от нас, как бы неся крест за меня, но когда муж насильно ввел ей в вену наркотик, Джудит всё мне рассказала. Скандал был громким, суд дал преступнику пять лет, через три месяца в тюрьме Говарда убили сами возненавидевшие его  осуждённые. А я купил поместье в уединённом месте, где теперь невыездно живут моя мать и сломленная сестра. Поэтому прошу, будьте с ней поласковей. Ведь в трагедии сестры виноват только я.

          Ольга и Людмила заплакали, потом обняли Вильяма, у которого также слеза скатилась на пиджак безукоризненного покроя.

 

16.

Когда Мелонд вышел из вертолета с двумя красавицами, то вызвал в доме настоящий переполох. Вертолётная площадка прекрасно просматривалась из окон особняка. Увидев в окно брата с двумя дамами в шубах,  Джудит со всех ног бросилась к матери:

- Мама, Вильям приехал с двумя женщинами! Что делать?

- Как что? Встречать.

- Они такие расфуфыренные, пойду переоденусь.

- Карен Мелонд  было пятьдесят пять лет. Её муж умер полтора года назад от быстро прогрессирующего алкоголизма, – не мог перенести позора дочери. Но сама Карен выдержала всё: и суд, и вынужденное затворничество. После смерти мужа и похорон  в доме Мелондов гости появились впервые.

- Хоть бы предупредил нас, - подумала Карен, но тут же поняла, что пытается обмануть саму себя. Если бы сын заикнулся о гостях, то она, мать, запретила бы ему привозить их. А так Вильям смело поставил семью перед свершившимся фактом – хватит затворничать.

- Мама, познакомься с двумя замечательными русскими девушками, с мисс Людмилой и мисс Ольгой. Они приехали на два дня в Америку, чтобы уточнить некоторые сцены своего кинофильма, в котором я принимаю участие в качестве актёра.

- В качестве актёра? - удивлённо переспросила Карен Мелонд, - и её глубоко расположенные глаза словно бы ещё больше ушли от мира сего.

- Вот от кого у Вильяма глубокие глазницы, - решила про себя Людмила.

- Да, в качестве актёра, - повторил Мелонд и добавил: - За роль я получу миллион долларов.

- Ты каждый день зарабатываешь миллион долларов, - спокойно заметила Карен, не показывая явно своего недовольства. – Тебе не кажется, что ты больше потеряешь, чем приобретёшь?

- А чем я рискую? – весело спросил Вильям и обнял мать. - Если лично тебе не понравятся киносцены со мной, но их вырежут. Мы их выкупим.

Русские женщины были в бальных платьях и драгоценностях и прекрасно смотрелись. Карен пожалела, что встретила гостей  в будничной одежде – черном свитере и брюках. Но, может, её дочь Джудит сумеет противостоять по красоте русским дамам?!

Происходил обычный светский разговор фактически ни о чём в ожидании второй хозяйки дома. И, наконец, Джудит вышла. Она специально появилась в гостиной не из двери той же этажности, а начала спускаться по витиеватой лестнице, ведущей на второй этаж.

Карен гордо приосанилась, сопереживая дочери. На Джудит было одето также бальное платье близкое по покрою одежде русских леди, но если на Людмиле платье имело белый цвет, а у Ольги – черный, то Джудит появилась во всём красном. Лицо девушки было прекрасно. Карие блестящие глаза излучали какую-то потаённую тоску, придававшую  красивым чертам лба, рта и носа особую привлекательность. Длинные, слегка коричневатые волосы были собраны в пучок, но на лоб, как бы своевольно, без согласия хозяйки, выскочила короткая прядь, закрывшая уголок брови и через создавшуюся асимметрию ещё более подчеркивающая женственную прелесть Джудит. Все загляделись на неё. Вильям, как и мать, был горд.

С приходом Джудит можно стало говорить уже  о более серьёзных вещах, поскольку уже никому и ни для кого не придётся повторять сказанное.

По просьбе Карен сын Вильям позвонил в свой московский филиал, и на его хозяйскую компьютерную систему тут же перебросили ролик с записью поведения Сочневой в Доме киноискусства, а также  статьи московских газет о предстоящих  съёмках кинофильма. Уже давно Джудит так не смеялась, особенно над некоторыми смешными перлами российской прессы. Мать и сын радостно переглянулись, своим прибытием и поведением русские женщины пробили в духовном коконе Джудит первые стремления к восприятию жизни.

- Не хотите ли поплавать перед обедом? - предложила гостям младшая хозяйка.

- У нас нет с собой купальников, - заметила Ольга.

- Я могу вам, конечно, дать совершенно новые. Но зачем?  Я плаваю, например, голая. Так удобнее. Не бойтесь, Вильям не станет подсматривать… Не будешь подглядывать, Вильям?

- Клянусь, что не буду, хотя и очень хочется.

- Тогда и я с вами тряхну стариной, - сказала Карен.

Женщины резвились в воде почти час. Потом вдруг Джудит снова стала грустной, надломленной. Ольга тут же переговорила с Людмилой, а потом обратилась к сестре Вильяма:

- Джудит, а почему ты не просишься участвовать в нашем фильме? Тебе не хочется ?!

- Я очень хочу, - созналась Джудит, - но мне так стыдно просить вас об этом. Я же ничего не умею: ни играть, ни снимать.

- Ну, не прибедняйся, - поддержала дочь Карен и тут же обратилась к Ольге и Людмиле: - Она очень много снимает всего на телекамеру: нашу  семью, здешнюю природу.

- Тогда тебе, Джудит, первое задание, - сказала Ольга, - ты должна запечатлеть на плёнку все события этих дней.

- Как жаль, что я не сняла вас, когда вы появились, - немного расстроилась Джудит.

- Нет проблем, - заметила Людмила, - мы можем сыграть наше появление.

Два дня пролетели, словно час.

Перед отъездом Карен спросила сына:

- Скажи, кого из этих русских девушек ты предпочитаешь.

- Я люблю Людмилу, - признался Вильям.

- Да, ножки у неё великолепные. Но мне, если честно, больше нравится Ольга. Её улыбка - мечта любой женщины.

- Наверное, поэтому подарил ей твоё жемчужное ожерелье.

- Что? Что? – удивилась Карен, страшно заинтересованная.

- Купил в Париже тебе ожерелье, а подарил Ольге, потому что её обидел, пригласив вначале сюда одну Людмилу.

Ну, теперь я  спокойна, - сказала мать, - если подарил ей белый жемчуг, то подаришь и обручальное кольцо.

Когда начали прощаться, Джудит вдруг вся сжалась и заплакала:

- Хочу поехать в Москву вместе со всеми!

- Конечно, дорогая, - сказал, обнимая и успокаивая её брат, - даю тебе полчаса на сборы, но можешь с собой взять не более двух чемоданов.

 

17.

Поскольку Вильяму Мелонду приходилось постоянно заниматься делами своей корпорации, то вначале прилетели в Париж, где Вильям провёл несколько деловых встреч. Теперь женщины уже втроём осматривали город.

При подлёте к Москве Джудит и Людмила задремали, а Вильям и Ольга разговорились:

- Купил Людмиле жемчужное ожерелье, похожее на ваше. Как мне лучше подарить ей, чтобы она  приняла? – обеспокоено спросил Мелонд. - Мне очень важно, чтобы и у неё было такое же. В нашем роду перед тем, как вручить свадебное кольцо, дарят жемчужное ожерелье.

- Значит, и я могу рассчитывать от вас на венчальное   кольцо? – пошутила Ольга.

- Моя мама была бы счастлива. Вы ей очень понравились, но я люблю мисс Людмилу.

- Наденьте на неё прямо сейчас, на спящую, - предложила Ольга, - и сделаем вид, что не имеем к этому никакого отношения.

Вильям нежно и осторожно надел на голую шею Сочневой жемчужную нить. Людмила дотронулась, не просыпаясь, до жемчужин и затихла.

- Как она красиво спит! - заметила Ольга. - А мне закрытые глаза не идут.

- Можно посмотреть? – попросил Мелонд.

- Ольга закрыла глаза, и вдруг почувствовала на своих губах губы Вильяма. Она очень тихо ответила, а затем, крепко обняв его голову руками, прижала к своим губам мужской рот.

- Что ты со мной делаешь? - спросила она, когда чудесный поцелуй завершился. - Я ведь не устою.

- Я люблю вас обеих, - как бы сознался   Вильям. - Вы меня совсем измучили.

- Ты не прав, - сказала Ольга. - Никто тебя не мучает. Людмила - девственница, и очень цельная натура. А у меня, наверное, было столько мужчин, сколько у тебя женщин. Наша связь не будет долговечной, а от Людмилы ты никогда не уйдёшь. Поэтому у тебя нет выбора: только она – твой идеал.

Мелонд переменил тему разговора:

- В Москве Джудит поселю в гостинице и найму десяток охранников.

- Ну,  нет, - возмутилась Ольга. - Твоя же охрана тебя и предаст. Никто не должен знать, что Джудит в Москве. Станет жить у меня, как будто моя знакомая из Англии, а через неделю я тебе её верну в целости и сохранности. В противном случае, не следовало её сюда везти, - с охраной она снова замкнётся в себе.

- Я тебе доверяю, - очень просто сказал   Вильям, - высажу вас в Москве,  а сам улечу в Осло.

Когда, проснувшись, Людмила увидела у себя на шее жемчужное ожерелье, то вначале опешила, а потом засмеялась:

- Вильям, за что вы передо мной извиняетесь? В чём вы провинились?

- В том, что, не сходя с самолёта, улетаю в Осло и оставляю на вас двоих свою горячо любимую сестру.  Берегите её. А я прилечу за ней через неделю.

- Ну, тогда принимаю ваш подарок, - согласилась Сочнева. - И даже поцелую за него, если вы не возражаете?

Мелонд не возражал. Они очень крепко обнялись. Если поцелуй Ольги, прошедшей огни и воды, был лиричен, нежен и чувствителен, то поцелуй Людмилы при её явной неопытности был жгуч и чуть не перешёл в страстное  лобзание. Вильяму очень захотелось оставить вместе с собой Сочневу в самолёте, но он сдержал себя и поцеловал Ольгу в щеку, а сестру в лоб.

Когда женщины ехали на квартиру Ольги, та не выдержала и спросила Джудит:

- Вильям говорил, что ты покупала несколько лет платья «Дома моды Барсукова», изделия моего отца, но потом перестала, поскольку наши модели тебе перестали нравиться. В чём дело, они стали хуже?

- Брат не понял, точнее его обманула. Уже с четырнадцати – пятнадцати лет я начала заказывать платья из различных домов модели: итальянских, французских, наших – американских… А потом где-то увидела ваши модели, они мне очень понравились, стала их выписывать прямо из Москвы... А потом… Вильям говорил вам о моей трагедии? Сказал! Вот и хорошо, что сказал. И я  стала словно невменяемой. Меня ничего не интересовало. А брат приставал и приставал, закажи, закажи платья, и тогда я наврала, что вы стали хуже моделировать… Прости меня, Ольга.

- В том-то и дело, что ты оказалась права, - честно призналась Барсукова. - Из-за смерти матери и неурядиц отец снизил качество.

 

18.

7 апреля Людмила Сочнева и Ольга Барсукова должны были встретиться с банкиром Лупандиным в его офисе ровно в двенадцать часов дня. Они решили взять с собой Джудит.

- Мы появимся у банкира на полчаса раньше, - предложила опытная в таких делах Ольга, - чтобы сбить с него спесь и добиться своих целей. Ему придётся срочно менять распорядок дня. Не будет же он нас держать в приёмной! Кроме того, кофе и пирожные он заказал к полудню, и мы посмотрим, как действуют его подчинённые:  с любовью к нему или без, от души или формально.

Так они и поступили. Увидев трёх великосветских дам в прекрасных туалетах, одна из которых была знаменитая Сочнева, Дина Геннадиевна, чтобы не попасть впросак, сразу провела их в кабинет шефа. Не важно, что в кабинете главы банка находился посетитель: придёт ещё раз.

Ростислав Иванович в этот момент беседовал с Олегом Дмитриевичем Логачёвым – генеральным директором  Лиги свободных учёных России. Они даже не успели начать серьёзный разговор.

 - Очень рад! Очень рад! – резко встал из-за стола и направился к женщинам Лупандин. - Замечательно, что пришли пораньше.

Он галантно стал целовать руки дамам, когда также поднявшийся Логачёв спокойно предложил хозяину кабинета:

- Так я пойду, Ростислав Иванович. Встретимся в другой раз.

- Да, да, конечно, -  легко согласился банкир, но Людмила запротестовала:

- Нет, нет, поговорите, а мы подождём. А если можно, то и послушаем, о чём говорят с банкирами.

Поскольку Лупандин уже знал характер продавщицы, то, усадив прелестниц в кресла, предложил Логачёву продолжить беседу. Тот не возражал.

          Обращаясь сразу ко всем, Ростислав Иванович вальяжно начал:

          - Олег Дмитриевич Логачёв, генеральный директор Лиги свободных учёных России, предложил нашему банку проект издания книги президента  той же Лиги Веденина «Бог и всеведение». Я лично рассматривал это произведение, поскольку меня  данная тема давно интересует, но пришёл к выводу, что банку следует уклониться от финансирования проекта.

          У Ольги возникла заминка при переводе для Джудит Мелонд значения русского слова «всеведение».  «Allknowledge», - наконец сообразила она.

          - Прошу прощения, что вмешиваюсь, - обратился к Ольге Барсуковой Логачёв, - но «allknowledge» есть всезнание. Лучше всеведение переводить словом «omniscience».

          - А что означает приставка «оmni» – заинтересовалась Ольга.

          - По латыни «omni» – это  «всё», - ответил Олег Дмитриевич.

Пока Логачёв говорил, женщины внимательно рассматривали его. Это был сорокалетний мужчина атлетического вида, на котором даже костюм давно устаревшего фасона сидел в сто раз лучше, чем модный пиджак на Лупандине.

Круглое мощное лицо Олега Дмитриевича было по настоящему мужским: волевое, с пронзительным голубыми глазами.

Особенно поразил Сочневу его голос какого-то завораживающего тембра, у неё даже пересохло горло. Ольга Барсукова мгновенно раздела глазами учёного и увидела под одеждой мощный торс, широкие плечи и сильные руки. А Джудит оторопела, потому что перед ней появилась Богоматерь.  Но когда Мелонд закрыла глаза, то вдруг сообразила, что видит неизвестным ей ранее внутренним зрением не Деву Марию, а саму себя, только в какой-то странной блестящей одежде. Двойник  Джудит сказал ей по-русски, но Джудит почему-то всё поняла:

- Попроси у Логачёва визитку и книгу о всеведении. После изучения позвони ему!

И двойник  сразу исчез. Джудит тут же   затрясло

от испуга.

- Что с тобой? – спросила её Ольга.

- Ничего! Переводи, пожалуйста, подробнее, о чём говорят

мужчины.

          - Можно узнать причины отказа? – спокойно, даже как бы равнодушно, поинтересовался Олег Дмитриевич.

          - Конечно, скажу все. Если наш банк поможет в издании книги, на него ополчатся все церкви: от православной до иудейской. Некоторые важные для нас клиенты, как я подозреваю, даже заберут вклады… Вы предлагаете на основании открытого Ведениным всеведения создать новую церковь – Церковь Всеведения, но это невозможно.

          - Вполне возможно! – твердо заявил Логачёв. -  Религия, как и наука, должна отвечать на все вопросы современного человечества, но даже ещё глубже, ибо ей следует раскрыть сущность бога: его строение, функции, методы связи с людьми. Поскольку Алексей Веденин описывает своей новой  математикой не только материю, но и мысли, то ему удалось вскрыть рациональную сущность бога. Разве вам, Ростислав Иванович, не было интересно читать первую книгу всеведенческого канона, состоящего из сорока пяти книг? Разве вы не хотите прочитать вторую книгу?

          - Я читал с удовольствием, - согласился Лупандин. - Дадите на прочтение вторую книгу, прочитаю и её. Но, как банкир, не должен подставлять свою финансовую структуру под удар.

          Логачёв улыбнулся:

          - Своим отказом вы уже разрушили собственный банк. Пройдёт какое-то время и Бог, высший всеведущий, накажет вас за пренебрежительное отношение к земным всеведущим.

        Олег Дмитриевич сказал настолько уверенно, что Лупандин внутренне сжался от испуга, но потом пересилил себя и спросил как бы шутливо:

          - И что были подобные случаи?

          - Да, были.

          - Приведите пример, - попросил банкир.

          - Не могу, не должен вам грозить. Переберите сами в голове судьбы ваших знакомых банкиров и поймёте. А сейчас просто вас предупредил, а не запугивал. Будьте с сегодняшнего дня очень осторожны при выдаче кредитов и  посматривайте чаще по сторонам, когда находитесь в движении… Спасибо за то, что согласились  меня  принять. Но распечатку книги Веденина прошу мне вернуть.

          Лупандин молча протянул Логачёву папку с текстом.

          Видя, что всеведущий уходит, Джудит быстро попросила Ольгу:

          - Останови его!

          Ольга задержала всеведущего. Мелонд подошла к недоумевающему Олегу Дмитриевичу и протянула руку:

          - Я Джудит. Хочу попросить вашу визитку и рукопись книги на день-два. Прочитав,  сразу  позвоню вам. Мне очень интересно.

Логачёв забрал узкую руку американской девушки в две свои широкие ладони и благодарно  пожал:

- Возьмите, если вам интересно, и непременно мне позвоните. Поговорим.

При обсуждении финансового плана будущей кинокартины инициативу взяла в свои руки Ольга:

- Считаю, что все инвесторы должны перевести деньги в течение месяца. Кто не перевёл, остаётся за бортом. За аккумуляцию капитала отвечает Ростислав Иванович. Мы же: я, как режиссёр, Джудит, как оператор, Людмила, как главная героиня, должны подготовить  сценарий и продолжать рекламную кампанию, столь успешно начатую.

Далее уже Людмила начала давить на Лупандина:

- Мы принесли вам западные газеты со статьями о нашем фильме. Интерес большой. Внимание ещё больше усилилось, когда узнали об участии в проекте Вильяма Мелонда в качестве актёра на ведущую роль. Думаю, наша женская троица достойна вашей благодарности.

- Всё идёт замечательно, - приподнял руки вверх не очень счастливый от их успехов банкир, - вы молодцы! Предлагаю поужинать сегодня всем вместе.

          Узнав об ужине, Джудит отказалась:

- Хочу, чтобы мне уже сегодня начали переводить текст по всеведению. Вы все идите, а я закажу через контору брата переводчика.

- Нет, - запротестовала Ольга, - переводить буду я, а Людмила, если хочет, составит компанию Ростиславу Ивановичу.

          Взглянув на Сочневу, Лупандин сразу понял, что и она сейчас откажется от ужина, поэтому быстро предложил:

          - Сходим в следующий раз! А сейчас отдыхайте после приезда.

Задержав Людмилу в дверях, банкир шепнул на ухо бывшей продавщице:

- Ты обещала дать завтра ответ на моё предложение о свадьбе.

- Помню, - согласилась Сочнева, - но также помню пословицу «Свадьба скорая, что вода полая». Отношения между людьми, а тем более любящими, чувствами, эмоциями  должны заполняться, а не умственной паутиной закабаления, подгонкой под свои банковские представления о жизни.

Увидев, что Ольга оглянулась, Людмила горестно махнула рукой и почти побежала за подругами.

Ростислав Иванович понял одно: продавщица его отвергла. Впервые в жизни он получил щелчок по носу от женщины. Обида была непереносимой. Лупандин переломал все карандаши, а потом вызвал к себе в кабинет секретаря. Когда женщина вошла, он очень спокойно попросил:

- Дина Геннадиевна, заприте дверь, чтобы нам не мешали.

Она послушно заперла дверь.

- А теперь задёрните шторы, пожалуйста.

Молча, она задёрнула шторы.

- Подойдите ко мне, - приказал он.

Глядя в пол, Дина осторожно приблизилась к шефу.

- Раздевайтесь! – отдал Лупандин новый приказ.

Безропотно Дина сняла юбку, но не через голову, как сделала бы дома, а, расстегнув молнию, с силой стянула вниз. Только потом взглянула с робкой надеждой в глаза своего руководителя.

Ничего не говоря, он внимательно рассматривал её бёдра и ноги. Тогда Дина медленно расстегнула пуговицы и сняла блузку.

На девушке было прекрасное кружевное бельё двух цветов. Ноги обтягивали ажурные чулки, переходящие в черные кружева, всё остальное словно светилось красной воздушной краской.

- Ты меня любишь? – спросил Ростислав Иванович.

- Да! – выдохнула Дина и, отцепив от чулок пояс, начала снимать его вместе с трусиками.

Она была прелестна, чем-то похожая на быструю тонкотелую борзую. Увидев её открывшийся треугольник чувства, покрытый рыжеватыми  завитками, Лупандин сделал шаг навстречу, но Дина неожиданно отскочила в сторону, предложив замечательную любовную игру всех времён и народов: догони, и буду твоя. Они молча, сопя, носились вокруг стола, а банкир постепенно сбрасывал всё с себя на рабочие бумаги. Наконец, он догадался и придвинул свой стол к шкафам.

- Это не честно! – заявила Дина, но было уже поздно спорить о честности. Ростислав Иванович настиг её и положил на свою одежду.  А затем он пожалел, что не занимался раньше любовью с Диной, – она подходила ему во всех отношениях.

Потом они стали одеваться. Лупандин удивился самому себе. Обычно после полового акта у него возникало чувство стыда, и он старался не смотреть в сторону очередной любовницы. Сейчас же всё было наоборот. Банкир во все глаза рассматривал Дину.

- Что-то не нравится? – шутливо спросила она, укрепляя чулки к поясу.

- Ты работаешь в банке полтора года и всё время носила ради меня чулки вместо удобных колготок, ожидая моего наезда? – с удовольствием спросил Ростислав Иванович, ощущая себя настоящим мужчиной.

- Да, надеваю колготки лишь тогда, когда ты уезжаешь в командировки.

- Ты хочешь выйти за меня замуж?

- Нет… Конечно, да, но это не важно. Ты финансовый гений, мне очень интересно около тебя.

- А где ты научилась так хорошо любить? – не выдержав, спросил Лупандин.

Дина легко рассмеялась:

- Есть анекдот. Муж спрашивает после первой брачной ночи, где жена научилась так умело двигаться. А она отвечает, что мама с детства заставляла ей вставлять в попку мел и рисовать им круги на полу.

Лупандин с удовольствием захохотал:

- Сдаюсь, в этих делах ты меня умнее. С сегодняшнего дня ты переезжаешь жить ко мне на квартиру, а завтра подаём заявление в загс. В банке  ты больше не работаешь. Станешь просто моей женой. Интересно, есть ли  у нас в банке мел.

- Я перееду к тебе, если ты сейчас позвонишь папе и попросишь моей руки. Он всё же бывший посол и любит церемонии. Что же касается моей работы, то хочу стать в твоём банке руководителем отдела по связям с общественностью.

- Но у нас нет такого отдела.

- Так открой. И ещё условие – сама  подберу тебе секретаря. Моя подруга, тоже дочь бывшего посла, ищет место.

- Она похожа на крокодила? – спросил Ростислав Иванович, понимая, что Дина не захочет повторения с другой секретаршей их сегодняшней истории.

- Нет, она отвечает твоим стандартам в деле и во внешности… Но будет носить колготки, а не чулки.

В автомашине, когда они вечером поехали на квартиру банкира, Лупандин, заметив смущённый взгляд водителя, сказал:

- Костя, поздравь нас. Полтора года просил у Дины Геннадиевны её руки и сердца, и только сегодня она согласилась выйти за меня замуж.

Дина благодарно схватила Лупандина за руку и нежно стала поглаживать. Она была горда, зная, что водитель руководителя банка расскажет завтра всем сотрудникам о романтической любви их шефа.

 

19.

Целый день Джудит, Ольга и Людмила читали, переводили и разбирались в книжке Алексея Веденина «Бог и всеведение». Эти семьдесят страниц компьютерной распечатки потрясли их разум до основания.

- Теперь поняла, почему увидела у себя в голове саму себя, - сказала Джудит, - получается, что в пространстве взаимодействий, осями которого являются  субъект, объект и метод взаимодействия, вокруг моей «точки» сосредоточены мириады подобных мне, моих двойников, ангелов-хранителей, но если я  как бы спроецирована на Землю, то они - в разные другие  очаги цивилизации во Вселенной. И мы влияем друг на друга своими мыслями, чувствами и поступками… Хочу встретиться с Логачёвым и вступить в Церковь Всеведения… Я дам деньги на издание этой первой части всеведенческого канона, а если понадобится, то и на другие.

Логачёв приехал к ним на следующий день к двум часам дня.

- Вы обедали? – сразу поинтересовалась Ольга.

- Нет!

- Вот и хорошо, мы будем обедать вместе.

Джудит села рядом с Олегом Дмитриевичем, а Ольга и Людмила – напротив. Логачёв умело, без хлопка, открыл шампанское и разлил по бокалам. Выпили за успех всеведения.

Мелонд почувствовала, как какая-то мужская сила, исходящая от близко сидящего Логачёва, обволакивает её и делает… женщиной. Она возбудилась. Более того, чтобы снять наваждение, материализовать его, Джудит впервые в жизни сознательно прижала свою ногу к мужской ноге. Логачёв  сразу всё понял и ответил ей собственным лёгким нажимом, дескать, и  ты мне очень нравишься,  и нам лучше оказаться где-нибудь вдвоём, чтобы никто не мешал.

Ощутив ответное движение, Джудит сразу успокоилась. Возбуждение не прошло, оно даже усилилось, но стало уже легко переносимым.

- Скоро буду его целовать, - думала Мелонд, - и женю на себе. Пусть брат и мать придут в ярость, но я впервые до невозможности хочу мужчину. И он  станет моим.

Джудит ужасно удивилась своим новым чувствам. Ещё день назад она рассмеялась бы в лицо каждому, кто предположил бы о возможности появления у неё любви к мужчине, да ещё с первого взгляда. Ей верилось, что покойный Говард навсегда лишил её чувственности, но всё оказалось наоборот. Ещё никогда она не желала так, как сегодня, мужскую плоть конкретного человека,  да ещё      всеведущего. Но не станет ли он новым Говардом?

Брат Вильям был против её первого замужества, поэтому его юристы составили брачный контракт аж на ста страницах. В нём было предусмотрено всё: ответственность за нанесение физической или психологической травмы супруге, за вынесение о ней каких-либо подробностей в прессу, за непристойный внешний вид или поведение…

Но Говард Монк действовал очень тонко. Чтобы превратить Джудит в мазохистку, он вначале просил потереть ему спину мочалкой в ванной, затем как-то само собой получилось, что она стала обмывать по вечерам его ноги… Каждый день Монк вносил какой-то новый элемент унижения, а когда, привязав к креслу, вколол ей наркотик, Джудит ужаснулась:

- Ты мстишь мне за то, что Вильям не женился на Патриции?

- Да, твой брат – негодяй, - свирепо ответил Говард. - В вашей семье все такие, а ты подлее всех… Сейчас, когда начнётся кайф, ты станешь изображать из себя собачку. Разденешься голой и на четвереньках будешь в зубах приносить мне то, что я брошу.

Когда туман заволок мозг, Монк развязал её, и Джудит, в самом деле, приносила ему во рту пачку сигарет, ботинок… Потом она не выдержала и рассказала всё Вильяму. Брат запер её в комнате и ушёл белее снега.

Когда Монка осудили, Джудит спросила брата:

- Почему ты его не избил? Почему сразу вызвал полицию?

- Очень хотел расквасить его голову, но и Монк того же желал. Тогда присяжные его бы оправдали из-за ненависти к нам, миллиардерам.

Каждый день до смерти Говарда Монка Джудит видела его во сне, выходящим из ворот тюрьмы с  ухмыляющимся лицом. Затем он шёл по улице и вёл её на поводке, как собаку.

Когда пришло известие о смерти Монка, Джудит подумала, что Вильям заплатил за убийство, но брат разубедил её, рассказав суть события:

- Монка посадили в камеру специально с физически слабыми заключёнными. Двадцатилетний парень сел за воровство. Вся тюрьма знала историю Монка, поэтому воришка из ненависти к Монку потребовал, чтобы тот языком почистил его ботинки. Монк рассвирепел и избил парня почти до смерти. А ночью, когда Монк уснул, этот молодой парень с сильной волей смог доползти до него и вбить шариковую ручку в  ухо Монка. Тот умер мгновенно.

Воспоминания  Джудит прервала мужская ладонь, охватившая её колено. Джудит даже задрожала, но нежная рука и успокоила её дрожь. Затем Логачёв этой же рукой обнял при всех Мелонд за плечи и поцеловал в щёку. Потом сказал:

- Я хотел бы забрать Джудит с собой, даже если у кого-то есть возражения.

- Что, значит, забрать? – возмутилась Ольга. - Вы знакомы всего час.

- Решает сама Джудит! – спокойно ответил Олег Дмитриевич, вставая. - Я  ухожу с ней или один.

Поняв о чём идёт речь, Джудит радостно протянула мужчине руку. Они ушли под усмешку Людмилы и неодобрительный взгляд Ольги.

 

20.

После трёх часов любви с русским всеведущим в его маленькой однокомнатной квартире, поняв окончательно, что не может жить без  Логачёва,  Джудит позвонила брату:

- Вильям, познакомилась с русским. Хочу выйти за него замуж. Звоню прямо из его постели. Я счастлива. Спасибо тебе, что разрешил мне приехать в Москву. Я тебя очень люблю. Я сегодня родилась заново.

- Он не заставляет тебя зубной щеткой чистить пол? - не удержался и пошутил Вильям, вдруг радостно поняв, что вся прежняя  боль сестры больше не существует и что не только уже можно шутить об этой боли, но что как раз  шутками боль будет окончательно добита.

- Пусть только посмеет, тогда заставлю его иголкой собирать в воздухе пылинки, - отшутилась Джудит.

- Высылаю самолёт, а ты пригласи его к нам. Привези, если захотят, Людмилу и Ольгу. Постарайся уговорить их. Без тебя мама ходит сама не своя.

Логачёв знал английский в достаточной мере, чтобы успешно изъясняться с Джудит, включая  помощь мимики лица и жестов.

- У меня нет загранпаспорта, - заметил он.

- Не беспокойся, брат договорится с таможенниками и здесь, и там. Он возьмёт на себя обязательство, что ты будешь находиться постоянно под его контролем. Такие исключения делаются сплошь и рядом для важных персон, а параллельно оформляются визы.

Сочнева сразу согласилась лететь в поместье Мелондов, а Ольга Барсукова решила предварительно переговорить с отцом.

- Подожди, - сказала Людмила, - определись сама. Ты-то хочешь лететь? Ведь Вильям любит нас обеих. Если я буду с ним одна, твои шансы станут ничтожными.

- Побеждай, - предложила Ольга, - согласна на поражение.

- Нет! – возразила Людмила. - Должен быть честный поединок. Не играю в поддавки. Отец тебя отпустит, если ты проведёшь в Колумбусе, столице Огайо, смотр моды вашего дома моделей.

Лицо Ольги заискрилось и вновь стало удивительно прекрасным. Подруги обнялись.

- И не забывай о фильме, - сказала ещё Людмила. - Ты же режиссёр.

Вечером в прибывший самолёт Мелондов загрузили коробки с моделями, Ольга и Людмила сели в одном салоне, а Олег Логачёв и Джудит – в другом.

- Расскажи мне о себе, - попросила Джудит и села Олегу на колени, потому что её тело всё время хотело контактировать с его плотью.

- Закончил авиационный институт, десять лет проработал в конструкторском бюро, но потом начал писать романы, которые, правда, никто не печатает.

- Почему?

          - Наверное, плохо пишу, не хватает таланта.

          Джудит погладила Олега по руке:

          - Родной, мне так тебя жалко, ты столько принял мучений. Но не верю, что ты бесталанный.

          - Чтобы узнать, бесталанный я или нет, тебе придётся выучить русский язык. Только тогда можно понять, какой у меня стиль: художественный или графоманский.

          - А, что, и выучу. Мы равноправны. Я должна в той же мере знать русский, как ты английский. А почему по всеведению англоязычные люди дальше от бога, чем русскоязычные? Я не в полной мере разобралась.

          - В английском языке сказуемое строго фиксировано в предложении на втором месте. Общий вселенский дух состоит из мыслеформ особого строения, в ячейки которых в строго определённом порядке входят словесные структуры. Русский язык своей гибкостью позволяет так строить предложение, что оно автоматически соотносится со строением божественной мыслеформы, и личностное сознание общего духа, или бог, легко воспринимает данную мысль, например, молитву или просьбу. Английская же фраза, не сумев войти в мыслеформу целиком, разбивается на участки, каждому из которых будет отвечать своя мыслеформа. В результате получается невнятность, контакт с богом резко ослабляется.

          - Я тебе верю, - сказала она Олегу и вдруг сообразила, что если Говард Монк пытался сделать её мазохисткой через набор особых поступков, то, возможно, русский через всеведение хочет превратить её в своего робота.

          - Ты хочешь, чтобы тебе полностью подчинялась во    всём? – медленно, осторожно спросила Джудит, но, увидев добрые мужские глаза, сразу успокоилась.

          - Почему ты так решила? Я похож на деспота или садиста?

          - Нет, ты не похож. Но мой первый муж был садистом.

          И тут полное понимание этой беззащитной своей душевной открытостью девушки пришло к Логачёву. Он крепко прижал её к себе и сказал:

          - Дорогая моя, я твой защитник в этом мире и готов отдать за тебя жизнь.

          Джудит вытащила свою грудь из платья и показала Олегу, как от его замечательных слов набухает её нежный сосок.

- Я тебе сегодня дарю навсегда эту грудь, - сказала она, - а будешь себя хорошо вести, подарю завтра другую.

- А что подарить мне тебе?

- Правую руку. Именно ею ты обнял меня у Ольги.

Логачёв стал целовать принадлежащую теперь ему грудь Джудит, а она прижала к своему животу его руку, которая с данного момента стала её собственностью.

На этот раз Вильям Мелонд подсел к ним в самолёт в Мадриде.

Логачёв понравился ему своей мужественностью и пронзительными глазами. Мелонд понял, что этот человек  способен защитить Джудит.

После знакомства мужчины под напряжённым взглядом Джудит решили переговорить отдельно от дам.

- Мы должны заключить брачный контракт, - начал Вильям, - в нём будет указано, что супруги в течении жизни раздельно владеют имуществом. В случае развода по вашей причине, вы ничего не получаете, если же брак расторгается по вине Джудит, то вам будет выплачено… десять миллионов долларов.

Мелонд хотел вначале сказать об одном миллионе долларов компенсации, как было в контракте с Монком, но под напряжённым взглядом Логачёва, чувствуя к нему симпатию, назвал десять.

- Я не согласен, - твёрдо заявил Олег. - Я хочу, чтобы у меня и Джудит были одинаковые права в семье.

- Вы разве способны эффективно управлять полмиллиардом долларов Джудит? – воззвал к здравому смыслу русского Мелонд.

- Не способен, точнее, не знаю, не пробовал.

- Не могу позволить кому-либо разрушить состояние сестры, - продолжил разговор Вильям. - Вы знакомы всего день, а уже женитесь. Согласитесь, это слишком скоротечно.

- Если бы Джудит жила в Москве, мы наверняка бы встречались до свадьбы несколько месяцев или лет. Но мы живём на разных континентах, а заниматься пачкотней вне семьи мы не хотим. Не так устроены.

- А почему вы выбрали Джудит, а не Людмилу или Ольгу? – заинтересовался Мелонд.

- Я не выбрал, а сразу полюбил её, когда в банке «Север-Юг» она попросила мою визитку и книгу по всеведению.

- Но Людмила красивее!

- Людмила не красивее, а другая – весёлая. Джудит же грустная, беззащитная, я не могу жить без неё. Мне не нужны деньги Джудит. Но когда вырастут дети, каково им будет узнать, что их отец не был равноправен матери?! Они потеряют к отцу уважение. Можно сделать проще. Деньги Джудит переходят к вам, за малым остатком, чтобы она не голодала, но права супругов будут равными. Предложите ей такой вариант.

- Чтобы моя сестра подумала, что добиваюсь её денег ?! – возмутился Вильям. -  Я никогда об этом не заикнусь.

- Тогда можно деньги Джудит передать её матери.

- Карен не согласится.

- Я буду равноправным супругом, - сказал  Олег, - или свадьбы вообще не будет.

- Кто вы по специальности? – спросил Мелонд.

- Авиастроитель, даже защитил кандидатскую диссертацию по слабым местам американских истребителей. Но теперь стал писателем.

- Вы разрабатывали приёмы, как сбивать американские истребители?

- Да!

- А теперь хотите жениться на девушке, корпорация которой выпускает электронную начинку к истребителям?

- Да!

- Кто мог предположить такую возможность ещё десять лет назад? – вслух удивился Вильям. – И много книг вы опубликовали?

- Ни одной.

- Так почему вы тогда считаете себя писателем?

- Литераторы публикуют свои книги и живут за счёт  литературного труда. В отличие от литераторов писатели создают художественную реальность, которая, как правило, ложится в стол. Но я к тому же бесталанный писатель.

- У нас, в Америке, бесталанные литераторы называют себя гениями.

- Конечно, кошка может назваться тигром, но разбирающийся в зоологии их всегда отличит.

- Как думаете, в чём причина того, что вас не печатают? - заинтересованно спросил Мелонд, поскольку разговоры со странным русским ему очень нравились, словно бы общался душой.

- Издатели вообще-то, как правило, хотят печатать, но просят убрать эпизоды со всеведением. Но я никогда не соглашался изменить текст.

- А что за эпизоды со всепониманием? – снова задал вопрос Вильям.

- В Лиге свободных учёных России, генеральным директором которой  являюсь, президент Лиги Веденин создал всеведение, или единое знание о мире. Это совершенно новая наука, религия, даже культура. Когда   пишу   роман,  то показываю какую-то сторону всеведущих, а в результате книгу не публикуют.

- С Джудит вы теперь всё опубликуете.

- Надеюсь, но вначале ей нужно выучить русский язык, чтобы понять, умею ли я художественно творить или нет. Если я  графоман, то зачем навязывать публике всякие глупости ?!

- Но вернёмся к брачному контракту, - предложил Мелонд.

- Нам без стакана не обойтись, - заметил Олег.

- Зачем нам стакан? - удивился Вильям.

- Это поговорка русская такая, дескать, чтобы договориться, нужно выпить.

Когда бортпроводница понесла мужчинам поднос с выпивкой и закуской, Джудит не выдержала, вошла к ним и, смело глядя брату в глаза, села Олегу на колени, обняв за шею.

- Рассмотрели брачный контракт? – спросила она Вильяма. - Какие возникли проблемы?

- Мистер Логачёв хочет, чтобы у супругов были равные права. В этом случае, по его мнению, родившиеся дети, когда вырастут, не будут осуждать отца за его в противном случае подчинённое положение.

- Олег совершенно прав, - заявила Джудит, - я его поддерживаю.

- Деньги твои, - пожал плечами Мелонд, - тебе и решать, ты уже давно совершеннолетняя. Но на твоём месте…

- А я посмотрю, как ты поступишь на своём месте, - прервала брата Джудит. - Если ты предложишь Людмиле раздельное владение имуществом, то пожалеешь на всю жизнь, поскольку после этих слов она никогда за тебя не выйдет замуж.

- Спасайтесь, русские идут! – засмеялся Олег. - Хотят полноценной любви.

Джудит также прыснула и поцеловала любимого мужчину в губы. Вильям не смог не улыбнуться и ушёл смотреть на русских прелестниц.

- Я очень тебя люблю, - сказала Джудит Логачёву. - Сидела без тебя и тряслась. Мне так хотелось, чтобы ты выдержал напор брата. И ты справился, моё русское чудо. А я даже не думала ещё о наших детях. Чтобы ты простил меня, уже сегодня дарю тебе свою вторую грудь.

- Так я без рук останусь, - пошутил Олег, - потому что дарю тебе свою вторую руку.

- А тебе руки уже и не нужны, - сказала  Джудит, - у них теперь одна задача – ласкать и гладить моё тело.

 

21.

Поскольку Карен Мелонд заранее знала о возвращении дочери с русским женихом, то постаралась навести в доме особенный порядок. Со слов сына, мать поняла, что Джудит полностью выздоровела и даже способна шутить о прежнем несчастии. Поэтому Карен заранее  боготворила будущего зятя.

Джудит с порога бросилась матери на шею, потом гордо подвела её к Олегу. Высокий и статный мужчина с  лучистым тёплым взглядом покорил Карен. Они от души поцеловались. Джудит носилась птичкой по гостиной, занимая гостей. Такой Карен видела её очень давно, лет в четырнадцать.

Эти русские обладают удивительной духовной силой, - невольно подумала хозяйка дома, - спасли моего ребёнка от ужасной депрессии без всяких лекарств.

Взяв Олега за руку, Джудит показывала ему дом.

- А в этом бассейне купаюсь голой.

- Может, сейчас и поплаваем, - шутливо предложил Олег.

- Голыми? - обрадовалась Джудит.

- Конечно, если так ты привыкла…

Влюбленные разделись и стали барахтаться вдвоем. Крепко обнимаясь, они погружались до дна. Потом, когда дыхания не хватало, выскакивали наверх. Немного отдышавшись, целовались и снова медленно уходили в воду, как бы в бездну…

Карен в поисках дочери и Олега случайно вышла на балкон, нависающий над закрытым бассейном. Она увидела их резвящиеся обнажённые тела в голубой воде.

- Словно дети, - порадовалась она за Джудит, потом пошла за Вильямом.

- Не хорошо подсматривать, - сказала мать сыну, - но тебе следует это увидеть. Такой Джудит была в двенадцать лет.

Джудит села на спину Олегу, и он повёз её по воде, изображая из себя быка-Зевса, увозящего на Крит финикийскую принцессу Европу. Увидев мать и брата на балконе, счастливая Джудит помахала им рукой:

- Мы скоро придём.

Ужин был великолепен. На каждой стороне стола сидели последовательно Людмила, Вильям, и Ольга, на другой соответственно им Карен, Олег и Джудит. Карен обратила внимание, что Вильям посадил справа от себя Людмилу, что официально означало его любовь к ней.

Догадливая Ольга расспросила Джудит ещё в Москве от особенностях фигуры её матери и подарила Карен модель в виде расшитого народными узорами русского сарафана, который обрадованная хозяйка сразу же и надела. Остальные женщины были в бальных платьях: Ольга, как всегда в чёрном,  Людмила –  красном, Джудит – белом.

Первый тост предложили произнести Олегу. Так захотела Джудит. Логачёв стал для неё первым везде, во всём и всегда.

Олег встал и помрачнел:

- У нас, русских, есть обычай вначале выпить за знакомство, потом – за хозяев, затем – за гостей. А я предлагаю пригубить наши бокалы в память о Гарольде Мелонде, который безвременно ушёл, но дух его присутствует здесь. Спасибо, мистер Гарольд Мелонд, что вы были на этом свете и так много сделали для своей семьи.

Допив фужер, Логачёв молча сел. Карен всхлипнула и обняла будущего зятя:

- Гарольд так хотел видеть Джудит счастливой. Конечно, он сейчас всё видит и , я думаю, доволен.

Потом все постепенно развеселились. Джудит шепнула Логачёву:

- Ты думаешь, папа видел, как мы купались голыми?

- Если мама и брат видели, значит, и папа   видел, - пошутил Олег.

- Нет, я серьёзно, мне важно знать.

- Потом тебе лучше объясню, - сказал Олег,  - но в принципе, твой отец нас видел. Однако механизм этого видения сразу не расскажешь, не раскроешь. Тебе нужно кое-что предварительно изучить.

Людмила Сочнева была рада, что отношения Джудит и Олега перевели её собственные взаимоотношения с Вильямом  как бы на второй план. Но ей было странно, почему Мелонд, не воспользовавшись ситуацией, не просит у неё руки и сердца.

Когда Людмила и Вильям танцевали, он предложил её выйти к бассейну. Обычно слова американца должна была перевести Ольга, но сейчас Сочнева кивнула головой, словно поняла, что он сказал, и взяла его под руку. У бассейна Мелонд произнёс несколько фраз скорее для себя, чем для Людмилы, которая не могла его понять:

- Три часа назад я видел, как в этом бассейне купались голыми моя сестра и её жених. Конечно, ты сейчас не понимаешь, что я говорю, но клянусь тебе, я бы отдал всё на свете, чтобы мы обнаженными вошли в эти воды.

И вдруг Людмила расстегнула молнию на спине и сбросила платье, потом на платье полетели все части нижнего белья. Не глядя на американца, Сочнева бросилась с головой в бассейн и поплыла под водой. Её золотые волосы струились, а пяточки ножек были восхитительны.

- Она поняла всё сердцем, - догадался Вильям.

Он был так потрясён, что застыл с полуоткрытым ртом от удивления. Людмила вынырнула где-то на четверти дорожки и повернула к Мелонду голову:

-  Иди ко мне, мой дорогой, - крикнула она по-английски.

          Вильям сбросил пиджак, оторвал пуговицы от рубашки, вещи летели во все стороны. Нырнув, он открыл глаза и плыл под водой, пока не увидел над собой прекрасное тело Людмилы. Осторожно вынырнув рядом, чтобы не напугать свою мечту, Вильям показал жестами, чтобы русская красавица села ему на спину.

          Людмилу не нужно было просить дважды. Везя свою любовь на спине, Вильям вдруг ощутил, что от избытка чувств его отличительный орган начинает приходить в боевое состояние. Тогда он подплыл к бортику, и они стали смотреть в глаза друг другу.

          - Прошу твоей руки и твоего сердца, - сказал Мелонд, - потому что безмерно люблю.

          - А я отдаю тебе не только руку и сердце, но всю себя без остатка, -  ответила Людмила по-английски.

          Мелонд обнял её, и произошло то, что должно было произойти: голубая вода у соприкосновения их тел окрасилась Людмилиной девственной кровью.

 

22.

Брачный контракт между Людмилой и Вильямом обсуждался ими в присутствии Карен Мелонд. Ольга Барсукова была приглашена в качестве переводчика.

- Я хочу, - сказал Мелонд, - чтобы наше имущество было общим.

- Нет, - заявила Людмила, - это будет очень несправедливо. У меня ничего нет, а у Вильяма – миллиард. Пусть имущество будет раздельным. Если же Вильям захочет от меня уйти, то мне не нужно никакой компенсации. Если уходит, значит, не любит, а от не любящего меня мужчины я ничего никогда не возьму.

- Но наши дети, - возразил Вильям, - будут недовольны, что ты, их мать, находишься как бы в бесправном положении относительно меня.

- Жена и должна быть в бесправном   положении, - заявила Людмила, - её задача – забота о муже, о детях, об их воспитании, а не о деньгах.

В этот момент взгляды Вильяма и Ольги встретились, и он понял, что сделал абсолютно правильный выбор, ибо именно Ольга отхватила бы у него полкапитала.

- И всё же  ради устойчивой психики своих будущих  детей, - решительно сказал Вильям, - настаиваю на имущественном равноправии их родителей.

То, что дети из-за её бабьей гордости могут потерять устойчивую психику, так потрясло Сочневу, что она тут же согласилась с предложением Мелонда.

Когда Ольга и Людмила остались одни, Людмила  поблагодарила  подругу:

- Оля, я так счастлива. Спасибо тебе за всё. Но как быть с тобой? Нам нужно срочно найти суженного для тебя.

- Отберу миллиард у Багратионни, - пошутила Ольга. - Да я сама во всём виновата. Крутила то с одним, то с другим. Всё искала. А прыгая из одной постели в другую, любовь не найдёшь.

- Может, Лупандин тебе подойдёт? -  предложила Людмила.

- Слаб он для меня. Ему как раз в пору его секретарша. Я их увидела и подумала: два сапога – пара. Лучше фильмом и всеведением займусь. Кстати, нашей женской троице нужно броситься перед Олегом Логачёвым на колени и умолить, чтобы он написал сценарий.

 

23.

На этот раз за обеденным столом Карен села с сыном, а Ольга с Логачёвыми. К концу обеда тост нужно было произносить Ольге. Не вставая,  она повернулась лицом к Олегу, так, что все тоже стали смотреть на него, и сказала:

- Хочу поднять бокал за писателя Логачёва, чтобы он выполнил мечту присутствующих здесь дам и написал сценарий фильма «Банкир и продавщица».

- Согласен, - сказал Олег, - но мне не интересно писать сценарий, поэтому создам роман, а вы уже сами будете препарировать его в сценарий.

-        Сколько тебе на роман понадобится времени, дорогой? -

спросила Джудит.

- Дело не во времени , - ответил Логачёв , - а в тебе,  радость

моя.

- Что я должна сделать? – перепугалась Джудит.

- За каждую страницу рукописи – десять поцелуев.

- О, я согласна, - засмеялась  довольная  Джудит, а  её   мать

Карен  даже покраснела от смеха.

          - Думаю, что ни у одного из современных писателей нет такого мощного стимула , - сказал  Олег, -  поэтому я вас покидаю, чтобы побыстрее написать первую страницу.

          - А мне с тобой можно? - спросила Джудит.

          -  Конечно. Но чувствую,  продешевил, нужно было просить поцелуй за каждую строчку.

          - Я согласна пересмотреть решение в твою пользу, - решительно  заявила Джудит, и влюблённые ушли, прижимаясь друг к другу.

Ольга помрачнела, думая о своём . Карен пересела на её сторону стола. Чтобы развеселить русскую девушку, она заметила:

- Дочь выходит замуж за русского, сын женится на русской, а где мне найти русского?

- Ольга рассмеялась:

- О, через две-три недели в Колумбусе состоится организованный Вильямом показ моделей нашего «Дома моды Барсукова». Прилетит отец. Вы, Карен, с вашей красотой мгновенно покорите сердце моего отца. Так, что и у вас намечается приключение.

- А на фотографию вашего отца можно посмотреть? – невольно заинтересовалась Карен.

- Я принесу, - сказал Вильям, - мы давали рекламные статьи в газетах о Барсукове и его доме моделей, снимки сохранились.

 

24.

Наконец-то, все документы русских были выправлены, и теперь они могли вступать в официальные отношения с американцами без нарушения правил миграционной службы.

          Первыми  прошли церемонию бракосочетания Джудит Мелонд и Олег Логачёв. Свадьбу сыграли очень скромно. Ни мать, ни брат, ни сама Джудит не хотели, чтобы при  широкой известности её нового замужества газеты начали бы перебирать старое грязное бельё, сравнивая убитого Говарда Монка с новым избранником.

          Джудит и Олег были обвенчаны в самом поместье вызванным на дом  католическим священником, потому что  род Мелондов традиционно тяготел к католицизму. Их дальний предок, католик, преследуемый в протестантской Англии, перебрался в Америку, чтобы сохранить свои религиозные убеждения.

          Что касается брака Вильяма Мелонда и Людмилы Сочневой, то семья решила сыграть свадьбу на широкую ногу. Бракосочетание было решено провести в большом католическом соборе в Колумбусе. По просьбе Людмилы, под руководством Ольги было сшито белое королевское платье по типу одежды Екатерины Второй. После венчания молодые приехали в представительский зал корпорации Мелондов.

          Чтобы этот день остался ещё больше в памяти мужа, подымаясь с ним по парадной лестнице, Людмила специально сбросила с ноги туфлю, которая попала под шлейф платья.

          Людмила остановилась и, посмотрев в глаза Вильяма, сказала:

- Я обронила туфлю. Она, скорее всего, под шлейфом.

Мелонд  понял проделку жены и под объективами многочисленных телекамер достал парчовую туфлю из-под шлейфа. Затем приблизился спереди к Людмиле и встал на колено. Молодая супруга грациозным движением  приподняла юбку и выдвинула вперед свою удивительной красоты ножку. Вильям не только  одел туфлю, но и трепетно поцеловал подъём на ноге любимой женщины.

Высший свет штата Огайо был восхищён, потому что на его глазах разворачивалась прекрасная любовь. С этого момента Людмила Мелонд стала своей. Уже никто не пытался злословить, что Вильям познакомился  со своей женой в московском ресторане, где она, официантка, поднесла ему осетрину и опрокинула рыбу на брюки. Слуху просто перестали верить, завидуя Мелонду по доброму, ибо совершенно ясно, что новая Мелонд была явно русских дворянских или даже царских кровей, просто при большевиках в России генетически всё очень запуталось, а Вильям, боевой парень, своего не упустил.

 

25.

Олег Дмитриевич Логачёв назвал свой роман «Банкир и продавщица». Он был в ударе, сочинял легко и с большим удовольствием.

          Карен Мелонд, при всём её уважении к зятю, даже сделала ему шутливое замечание:

          - Мне кажется, вы с Джудит несколько переусердствовали с поцелуями, –  у неё губы опухли. Пишите  свой роман помедленнее.

          Ольге Барсуковой для показа моделей потребовалось подготовить двадцать - тридцать манекенщиц. В Колумбусе был объявлен конкурс. На отбор пришло около двух тысяч длинноногих и симпатичных девушек.

          Вильям предупредил Ольгу, что она должна в обязательном порядке включить в состав манекенщиц негритянку и индианку, иначе их лоббистские группы начнут протестовать против расистского показа мод, что омрачит праздник. Ольга с удовольствием согласилась. Людмила и Джудит также захотели покрасоваться в роли манекенщиц, чтобы их мужья знали, что  и они не лыком шиты.

Анатолий Игоревич Барсуков, чья творческая фантазия была возбуждена видом Людмилы Сочневой в царской одежде и короне, создал оригинальное направление в мире моды - серию моделей «Каждая женщина – королева». Понимая, что в современных городских условиях работающая женщина просто не может себе позволить одеваться  как королева, но в душе непременно желает этого, он спроектировал оригинальный гарнитур из нескольких предметов.

Основу  системы составляло как бы обычное, типовое платье, но с коротким низом и оголенными плечами. К юбке могла быть пристроена более длинная часть до пят, к которой в свою очередь прикреплялся при необходимости шлейф. На верхнюю часть платья мог надеваться кружевной жакет с рукавами или без. В качестве скрепляющих элементов использовались незаметные, скрытые в складках ленты-прилипалки. Для создания гармонии одного тона или особого спектра цветов части королевского гарнитура выполнялись в одной или нескольких красках. В результате, за счёт разнообразной цветовой гаммы и отдельных деталей легко возникал целый ряд удивительно красивых моделей.

Полностью доверяя  дочери, Барсуков прилетел накануне показа своей новой  серии женской одежды. Он остановился в гостинице, Ольга сразу ввела его в курс дела, а на следующий день Анатолий Игоревич возглавил собственный праздник.

На показ собрался весь цвет Колумбуса и его окрестностей. Манекенщицы выходили, словно королевы, с гордо поднятыми головами, походка их была царской. Вначале они снимали шлейф, галантно отделяя его от платья. Потом избавлялись от длинной юбки, а в самом конце расставились с жакетом.

 Успех был оглушительный. Поступили заказы на все виды моделей. По просьбе мэра города на следующий день показ был повторён. И хотя опять собрались фактически те же самые лица, но появление моделей встречалось столь же восторженно, как и в первый раз.

Импозантный Анатолий Игоревич, гений русской моды, как о нём отзывались газеты, с самого начала стал кумиром женских сердец штата Огайо. Круглолицый, всегда улыбающийся, он имел величавую внешность.

Когда его познакомили с Карен Мелонд, он не просто поцеловал ей руку, но из благодарности за заботу о дочери, целовал руку прекрасной леди бесконечно долго. Барсуков, словно великий актёр, вёл при всех как бы долгую сценическую паузу. Люди заворожено смотрели на такой яркий знак внимания к только что представленной даме. Наконец, он поднял голову и на отличном языке сказал:

- Мадам, безмерно благодарен за заботу о моей дочери, но ещё более благодарю бога за то, что он создал такое дивное создание, как вы.

          Лицо Карен вспыхнуло, стало маковым, она растерялась и не смогла ничего ответить на столь бурное выражение чувств русского. Ольга пришла ей на помощь:

          - Я же говорила вам, Карен, что мой отец, как великий ловелас, не устоит перед вашими чарами.

          - Я действительно очарован, - подтвердил слова дочери отец.

          И Карен снова промолчала, она просто терялась в присутствии москвича.

          - Вы не возьмёте меня под руку? – попросил Барсуков Карен. - Мне очень приятно будет прогуляться именно с вами среди публики, иначе дамы-поклонницы  меня растерзают. А с вами я чувствую себя в полной безопасности.

И тут к Карен вернулось чувство юмора:

- Зато я не ощущаю себя в безопасности. Ведь вы Дон-Жуан. Вы так долго целовали мне руку, что все могли подумать бог знает что.

- Я не Дон-Жуан. После смерти жены у меня ещё никого не было. Конечно, себе иногда позволяю легко хлопнуть по попке провинившуюся манекенщицу, но не более того. Семейные узы для меня самое главное.

Карен пожала рукой в знак сочувствия бицепс русского, ведь она держала его под руку.

- У меня после смерти мужа никого не было, - почему-то призналась она.

- Давайте сбежим! - предложил Барсуков. - Вижу, что через одну-две минуты, дав нам как бы поговорить, меня снова начнут осаждать поклонницы.

- Сбежим? – удивилась Карен.- Зачем?

- Как зачем? Чтобы побыть одним.

- Вы хотите побыть со мной один на один? Но зачем? – снова удивилась Карен.

- Чтобы поговорить наедине.

- Поговорить наедине? О чём?  - Карен всё более удивлялась.

- Хочу вам объясниться в любви! – чуть ли не заорал Барсуков.

- В любви? Вы меня любите? Но почему? – была обескуражена Карен. Вокруг вас столько молоденьких красавиц.

- Я – профессионал. Для меня манекенщицы – живые вешалки. Их груди, бедра, ноги - для меня всего лишь предметы, на которые я развешиваю те или иные части своей модели… А вы… Вы – другая… Вы фигуристая!

- Фигуристая ? – удивилась Карен.- Что значит «фигуристая»?

- Поймите, я модельер – профессионал. Я вижу женщин насквозь, сквозь одежду. Одежда от меня ничего не скрывает. Когда женщина двигается, через образующиеся складки видно всё. Вот у вас, Карен, прелестные руки, но левая на пять миллиметров короче правой. А вы даже не знаете.

- Да, не знаю, - легко согласилась Карен, поверив мэтру сразу, что её левая рука короче правой.

- Вот сейчас прошла девушка. У неё будет счастливая жизнь…

- Это дочь сенатора от штата Огайо. А почему она станет счастливой?

- Потому  что у неё королевский лобок.

- Королевский лобок? - недоумённо переспросила Карен. - Вы правильно использовали английское слово «лобок»? Лобок – это низ живота.

- Да, я знаю английское слово «лобок». Королевский лобок, о котором я говорю, имеет форму словно бы короны. Он редко встречается у женщин. В этом зале среди тысячи женщин он только у двоих.

- У кого ещё кроме дочери сенатора? – не могла не спросить Карен.

- Вы хотите знать?

- Да!

- У вас.

- У меня? – сделала недоумёнными глаза Карен. - Но почему королевский лобок делает женщину счастливой?

- Потому что её муж, получив такое чудо, будет любить её всегда.

- Так я вам понравилась из-за королевского лобка? – неуверенно спросила Карен.

Барсуков не выдержал и повёл Карен к выходу.

- Куда мы идём? – спросила Карен. - Я должна предупредить детей.

- Вы им отчитываетесь в каждом своём поступке?

- Вообще-то нет, но они могут волноваться и искать меня.

- Берите с меня пример, я ухожу, ничего не сказав дочери. Она и так всё поймёт.

- Но куда мы идём?

- Вначале в ресторан, потом ко мне в гостиницу.

- Но я не хожу к мужчинам в гостиницу! – невольно замедлила шаги Карен Мелонд.

- Хорошо, пошли на вашу квартиру.

- Но у меня нет квартиры в Колумбусе. У меня есть квартира в Вашингтоне.

- Так полетели в Вашингтон.

- Но я не была в своей квартире три года,  – сказала Карен.

- Хотя бы раз в три года нужно ведь её осматривать!

- Да, нужно, - согласилась Карен и тут же подумала, что с  удовольствием слетает с русским мэтром в Вашингтон.

- К сожалению, у меня нет с собой кредитной карточки, - пошла на попятную Карен.

- Зато у меня есть наличные.

Барсуков махнул рукой, и они, сев в подъехавшее такси, направились в аэропорт.

 

26.

Карен Мелонд и Барсукову очень везло в этот день. Через час на рейсовом самолёте они уже вылетели в Вашингтон. Уже в полёте Карен дала сообщение в офис сына, чтобы его предупредили о том, что она и мистер Барсуков проведут несколько дней в Вашингтоне. Конечно,  Карен при желании могла соединиться по телефону с Вильямом, но подумала, что он станет её отговаривать от поездки. Причём сын нашёл бы очень верные слова. Например, мог бы сказать, дескать, мама, зачем ты мстишь, улетая с этим русским, нам за то, что мы, твои дети, соединили свои судьбы с русскими. И если бы Вильям так произнёс, она тут же бы вернулась.

Карен три года не была в свете, и ей страшно польстило, что русский гений моды из всех женщин выбрал именно её и смело увёл у всех на глазах. Она понимала, что теперь все говорят о ней и русском мэтре.

Когда они вошли в её вашингтонскую квартиру, Карен была уверена, что везде будет царить чистота и порядок, потому что за квартирой присматривали специально нанятые люди. Первым делом она отправила Барсукова в одну ванную, а сама вошла в другую. Раздевшись, она внимательно стала рассматривать свой так называемый королевский лобок. Ничего особенного она не увидела: лобок, как лобок. Ну, может несколько больше, чем типичный. О какой короне говорил мэтр? А, может, русский подшутил над ней. Ещё он назвал её фигуристой. Это верно. Но где корона? Как многие американцы, Карен была довольно непосредственной и, приняв ванну и переодевшись, пошла искать человека, в которого она, если говорить честно и откровенно перед своей совестью, влюбилась без памяти.

Барсуков находился в гостиной и пил апельсиновый сок. Карен направилась к нему и села рядом на длинном диване.

- Вы подшутили надо мной! – возмутилась     она. - Никакой короны я у себя на лобке не нашла.

- И не увидите, - постарался быстро успокоить её мэтр, - потому, что не знаете, что смотреть.

- А что я должна смотреть? – удивилась Карен. - Я каждый день смотрю.

- Припухлость у вас ведь есть?

- Да есть.

- Так вот, когда вы лежите, а мужчина смотрит чуть ниже уровня ваших ног, то ваш лобок кажется ему великолепной короной.

Карен была обескуражена и не знала, верить русскому или нет. Но взгляд мужчины был совершенно невинен и даже как бы по детски чист.

- Вы хотите посмотреть мой лобок? – спросила она, чтобы уточнить не очень понятную словесную  позицию мэтра.

- Да, хочу, но, конечно, только  после свадьбы.

- После чего? – удивилась она. - После свадьбы? Вы хотите, чтобы мы поженились?

- Конечно, ведь мы любим друг друга.

- Любим друг друга?

Барсуков подвинулся к Карен и погладил по пушистым волосам:

- Я люблю вас, Карен.

- Но за что? Я никак не могу понять.

- За то, что прекраснее вас нет женщины на свете.

Карен зарделась:

- Вы, в самом деле, так считаете?

- Конечно, иначе бы не прилетел в Вашингтон, бросив все свои модели в Колумбусе.

- Но у меня нет больших денег. Чтобы детям не платить налоги на наследство, я и покойный муж при жизни перераспределили в их пользу наши капиталы.

- Мне нужны вы, а не деньги. Вы моя муза.

- Муза? В каком смысле? – удивилась Карен.

- Мне надоело делать модели для худощавых женщин, хочу открыть эру фигуристых. Ваше тело меня вдохновляет.

- Я боюсь! – чуть не заплакала Карен.

- Чего вы боитесь?

- А вдруг у меня не королевский лобок. Вы тогда будете разочарованы. Лучше, чтобы вы посмотрели на него до свадьбы.

- Вы не осознаёте, что предлагаете, - заявил Барсуков, - я не смогу остановиться и обесчещу вас. Конечно, мы взрослые люди, нам по пятьдесят пять лет, мы можем вступить в половую связь и до брака, но ведь нас осудит бог.

Карен положила голову на плечо мэтра:

 - Я вам полностью доверяю и буду делать, что вы советуете. Нужно ли нам сообщить детям о предстоящем браке?

- Решать вам, Карен, ведь у вас их двое, а у  меня

лишь Ольга.

- Мне очень нравится Ольга. Вначале даже хотела, чтобы Вильям женился на ней.

- Этого нельзя было допустить, поэтому бог и не позволил.

- Почему?

- Если бы Вильям женился на Ольге, то тогда мы бы не могли заключить брак.

Карен всем телом перебралась на колени любимого мужчины.

- Церкви откроются через четыре часа, - прошептала она. - Мы сможем, лежа вот так, выдержать до их открытия, чтобы заключить брак?

- Разве ты не хочешь пышной свадьбы, чтобы пригласить всех завистников?

- А ты хочешь?

- Да! Я хочу, чтобы ты надела белое королевское платье, которое тебе сам сотворю, и чтобы шлейф за ним несли двенадцать детей.

- О, Анатолий! Я так счастлива.

 

27.

          Свадьба Карен Мелонд и Анатолия Барсукова потрясла Колумбус до основания. Дело было даже не в том, что шампанское лилось рекой, а в самом факте, что пожилые вдова и вдовец сыграли свадьбу так, словно были совершенно молодыми. Шептались, что платье невесты обошлось в миллион долларов. Это было настоящее произведение искусства. Длина шлейфа составляла двенадцать метров, его несли двенадцать детей–ангелочков, по шесть с каждой стороны, гордых своей миссией.

          В результате Ольга становилась полноправным членом семьи Мелондов.

          Сразу после брачной церемонии и торжественного ужина Карен и Барсуков вылетели на вертолёте в поместье Мелондов. В своей комнате Карен быстро разделась и потребовала от мужа, чтобы он убедился в том, что её лобок королевский.

          - Ты сама сейчас увидишь своё чудо, - сказал Барсуков и принёс портативную телекамеру.

Когда он сделал съёмку и включил телевизор, Карен увидела, что при определенном ракурсе её лобок действительно напоминает корону. Только тогда она успокоилась.

Они долго наслаждались друг другом, не вступая в половую близость. Но когда это произошло, Карен поняла, что душой и телом полностью принадлежит своему новому мужу.

У Джудит губы приняли прежнюю форму, и все сразу сообразили, что Логачёв завершил написание романа.

          Теперь нужно было начинать съёмку фильма в России. Первыми в Москву улетели три, теперь уже не просто подруги, а близкие родственницы, и также муж Джудит Олег Логачёв. Мэтр русской моды с супругой появились в России на неделю позднее.

          Но об этом -  другая книга.

 

28 февраля -  6 марта 1999 года,

                                                        Москва